— Чего?!.. — Александр Павлович сейчас где? — У себя… на втором этаже… — Спасибо. Мы вышли из кабинета. Я подошёл к журнальному столу в коридоре, на котором лежала ручка. — Есть бумажка? — спросил я у Ники. Она растерянно поискала в карманах плаща и вынула чек. Я взял его и нацарапал на нём одно слово. Затем положил ручку на место. — Пойдём, — сказал я и двинулся к лестнице. — Это что сейчас такое было?.. — Ника неуверенно шагала за мной. — Понимаешь, — проговорил я, — сознание большинства людей не готово воспринимать сложные вещи. В такие моменты у них наступает ступор. Ну вот вообще труба. Но когда на фоне сложного и непонятного звучит простой вопрос, то человек сразу же подсознательно рвётся ответить на него, чтобы хоть как-то компенсировать свою неумелость. И это — несмотря на то, что ответ может носить секретный характер. — И… и где ты этому научился?.. — Часто наблюдал за общением людей, — ответил я. — Мне кажется, это здесь. Мы остановились перед дверью, на которой была вывеска с именем главы села. — Я не уверена, что это хорошая идея, — начала было Ника, но я уже приоткрыл дверь. И, увидев, что кроме сидящего за столом мужчины в кабинете никого нет, крикнул: — Кар-р-р! Затем вошёл внутрь, держа за руку перепуганную до ужаса Нику. Большой кабинет, с большими окнами и большим столом. — Это ещё что такое? Вы кто? — чуть выставив вперёд голову, сердито произнёс мужчина в синем костюме. Лет пятьдесят на вид. — Добрый день, Александр Павлович! — Улыбнувшись, я подошёл к столу главы села Южное Залиново и протянул ему руку. Ника осталась позади. — Меня зовут Роман, а эту девушку — Ника Громова. Фамилия Громова вам наверняка о чём-то говорит? — Ни о чём не говорит, — холодно ответил глава, не пожавший мою руку. И стал подниматься с кресла, чтобы, вероятнее всего, выпроводить нас. — Приём будет завтра. — Хорошо, тогда давайте так… — Я поднял руки, будто сдаюсь — и одновременно показывая ему бумажку в своей левой ладони. Глава встал, но уже не спешил предпринимать дальнейших действий. — Что это? — спросил он. — Это? — указал я на бумажку. — Это слово, которое вы скажете. Через несколько минут я попрошу вас назвать любое слово, и именно оно будет в этой бумажке. — Гм… Что за ерунду ты несёшь? Какое ещё слово? — Обычное. Самое обычное, которое мне ну просто невозможно было заранее угадать. Если там будет другое слово, значит, мы покинем вас и больше не будем отвлекать. У вас ведь и так дел по горло, как я полагаю. Но сперва давайте просто спокойно обсудим столь важный для одной семьи вопрос. Взбешённый глава, который был готов меня за шкирку вышвырнуть из своего кабинета, бросил взгляд на стоявшую за мной Нику. И потом сел обратно. Я прекрасно понимал, именно её присутствие сказалось на его решении не горячиться раньше времени. — Ты, по всей видимости, ненормальный, парень, — проговорил он. — Лучше уйди по-хорошему и не мешай мне работать. — Бросьте! — улыбнулся я, оглядываясь на Нику и как бы веселясь от происходящего. — Все мы немного ненормальные! И все же, давайте вернёмся к главной теме. Громовы — это семья с улицы Советской, живущая в старом аварийном доме. Они уже четвёртый год ждут новое жильё. И мы пришли узнать, когда они его получат. Глава усмехнулся. — И что? У нас сотни людей находятся в очереди и ждут жильё, и ничего. — Да, возможно. Но вы хотя бы видели, где живёт эта семья? Этот дом может обрушиться в любую минуту. Мать этой девушки проработала на птицефабрике тридцать лет, а вы говорите про какую-то очередь? — Роман!.. Роман… — доносился сзади умоляющий шёпот Ники. — К тому же эта женщина сейчас больна, — продолжал я. — И потому ещё больше нуждается в нормальном человеческом жилье. Её старшая дочь умерла несколько дней назад под колёсами автомобиля. Вследствие этого ей, как матери, сейчас так плохо, что она даже попала в больницу. Её болезнь с каждым годом приобретает всё более опасный характер, а ей приходится жить в ужасных условиях. А вы всё очередь да очередь. Сами-то ведь наверняка живёте в хорошем доме, регулярно отдыхаете где-нибудь на южных морях, на Канарах… Мужчина, напряжённо поджав губы, торопливо потянулся к фоторамке на столе. — Не ваше дело, — сказал он, убирая её куда-то в стол. Его сдержанность меня потрясала. — А вопросы, касающиеся нового жилья, решаются в порядке очереди. Сейчас птицефабрика закрывается. У нас строится торговый центр. Первый в своём роде для нашего села. Есть бизнесмены, которые решили вложить деньги. Работаем сообща. Скоро будет новый кинотеатр и развлекательный комплекс. Людей, приезжающих в наше село, становится всё больше. А жилья на всех не хватает. — Эта женщина проработала на благо села тридцать лет! — медленно проговаривал я каждое слово. — Ваше село славилось самым большим количеством выпускаемых яиц в стране! Эта женщина как никто другой заслуживает новое жильё. Знаете… в их доме сейчас так холодно, что даже никакая телогрейка не спасёт. — Я всё понимаю, — проговорил мужчина, то и дело поглядывая на мою руку, в которой была бумажка. — Но ничего не могу сделать. А теперь… — Александр Павлович, поймите, — перебил я его. — Есть люди в вашем хорошем селе, которые живут словно птицы в клетках. И у вас есть ключик, тот самый, которым вы можете освободить их. Новая квартира — она для некоторых и есть этот глоток свободы и возможность распахнуть крылья, чтобы почувствовать жизнь. Разве вы, как глава этого села, не хотите дарить такую радость самым нуждающимся в ней жителям? Да ведь творить такое добро и иметь для этого власть и ресурсы — о чём ещё можно мечтать, Александр Павлович? Глава усмехнулся. — Ой, поэт, поэт! — Он затряс указательным пальцем. — Играть со мной вздумал? Я стоял с абсолютно сёрьезным выражением лица. — Гм…. Ладно… Я погляжу, что можно сделать, — вдруг снисходительно произнёс Александр Павлович. — Но только, если слово, которое я сейчас скажу, окажется в твоей бумажке. Если нет — жильё в порядке очереди. Раз начал этот цирк, то доводи его до конца. Я по-прежнему держал бумажку в руке. И он, и Ника прекрасно её видели. — Спасибо, Александр Павлович. Говорите ваше слово. Любое. Мужчина несколько секунд молчал, уставившись на меня. — Канарейка! — внезапно выговорил он. И с довольной ухмылкой склонив голову набок. Разжимать кулак я не спешил. — А теперь поглядите, Александр Павлович, как вы обратили всё ваше внимание на мысль о том, что за слово спрятано в моей руке. Всё остальное в этот момент стало для вас не столь важным, верно? Я прошу, чтобы вы, Александр Павлович, точно так же, сфокусированно, обратили ваше административное внимание на дом семьи Громовых. Дом, который в любую минуту, пока мы тут с вами беседуем, может рухнуть. Мужчина провёл языком по нижней губе и отодвинулся к спинке стула, почесав пальцем кончик носа. — Ну… это… да… обратим. Обратим внимание! Вот сейчас… — Он полез рукой в стол. — Сейчас сделаю себе пометку. Он что-то записал на листочке. Затем выжидающе посмотрел на меня. — Ну? — нетерпеливо произнёс он. — А теперь, наконец, покажешь, своё слово? Бьюсь об заклад, ты не мог заранее угадать его, парень. Поэтому сейчас будешь выглядеть как идиот. — Итак, ваше слово — «канарейка». Менять не будете? Он убедительно тряхнул головой: — Нет! — Что ж… ваше право. Я раскрыл кулак и положил завёрнутую бумажку ему на стол. — Всего доброго! — сказал я. Затем взял Нику за локоть и вывел нас из кабинета. — В самый интересный момент!.. — только и успела выговорить она. Мы вышли в коридор, закрыв за собой дверь, и я сразу же направился обратно к лестнице. Но Ника всячески сопротивлялась и тормозила моё желание как можно скорее покинуть это место. И тут за закрывшейся дверью раздался крик. Крик отчаянного удивления и сокрушительного поражения. — Как?! — гремел в кабинете голос главы села. — Как тебе это удалось? Ника с обезумившими глазами уставилась на меня. — Как?.. Как ты это сделал, Роман?! — Давай сперва уйдём отсюда… пошли же… пожалуйста! — Откуда ты знал, что он скажет именно это слово?! — не успокаивалась Ника, не понимая, что мне нужно быстрее на свежий воздух, подальше от всех этих людей, что ходили по коридорам и пялились на нас. — Пойдём! — Я снова схватил Нику за руку. В конце концов, мы вышли на улицу. — Я сам подтолкнул его к этому слову, — произнёс я, облегчённо вздохнув, когда здание администрации скрылось из виду. — Помнишь, когда мы только зашли к нему в кабинет, я прокричал «Кар!»? Это крик вороны. У него сразу же инстинктивно и подсознательно возник образ этой птицы. Птицы. К тому же первые две буквы моего крика — это первые две буквы слова «КАнарейка». Потом я употребил слово «Канары». То есть добавил ещё две буквы. Слово «КАНАрейка» стало ещё полнее. Затем, если ты помнишь, упомянул слово «телогрейка», в котором есть недостающая часть слова «канаРЕЙКА». После этого данное слово в его подсознании собралось полностью. Оставалось лишь ещё раз напомнить ему образ птицы. И я заговорил о людях, что живут, словно птицы в клетках, помнишь? Всё это закрепило в его подсознании образ птицы. Но он ещё не знал, что это слово уже почти родилось и готовилось появиться на свет. И когда я напомнил ему, что он может сказать любое слово, оно как возьмёт да выскочит в его сознание. Притом «Канарейка» — довольно редкое слово. Ну разве вслепую угадаешь, что он выберет именно его? Во всяком случае, так думал он сам. Но он был марионеткой с самого начала. Вот. Примерно как-то так. — И ты всё это придумывал на ходу? — Ника остановилась, широко раскрыв глаза.