В промежности запульсировало, стало горячо. Памелу всегда смущало, как легко она возбуждается. Деннис поцеловал ее в шею, в подбородок и принялся расстегивать пуговки на платье. Памела смотрела на него — в сосредоточенные глаза, на дрожащие пальцы. — В постель? — прошептала она. Деннис тыльной стороной ладони осторожно стер с губ ее помаду и пошел за ней — мимо прихожей, в спальню. Памела на дрожащих ногах подошла к кровати, сдвинула декоративные подушки и отогнула покрывало. Деннис снял рубашку и бросил ее на пол у стены. По левой груди протянулся глубокий шрам — как будто кто-то провел палкой по песку. Памела стянула с себя платье, повесила его на спинку кресла. Расстегнула лифчик, положила на платье. — Какая же ты красивая. Деннис поцеловал ее, мягко обхватил рукой грудь, поцеловал в шею, взял в рот сосок, стал жадно целовать грудь. Выпрямился, начал расстегивать брюки. — У тебя есть презервативы? — прошептала Памела. — Могу выйти купить. — Не надо, мы осторожно. — Памела не стала объяснять, что у нее спираль. Стянув трусы, она наспех промокнула ими промежность, ногой затолкнула их под кровать и легла. Когда Деннис опустился рядом, матрас просел под его тяжестью. Деннис лег на нее, стал целовать в губы, в грудь, в живот. Памела позволила ему развести ей бедра, провела пальцами ему по волосам и прерывисто задышала, когда он начал лизать ей промежность. Ощущая, как мягкий язык скользит по клитору, она поняла, что оргазм уже близок. Чтобы не выглядеть слишком уж изголодавшейся, Памела остановила Денниса, отстранила его голову, свела ноги и перекатилась на бок. — Хочу, чтобы ты вошел в меня, — прошептала она и перевернула его на спину. Памела рукой направила напрягшийся пенис в себя и села на Денниса верхом. Он скользнул в нее; Памела задохнулась, поняла, что уже едва сдерживается. Она задвигалась и стиснула зубы, пытаясь скрыть оргазм. Бедра дрожали; Памела нагнулась и оперлась о кровать. Деннис задвигался в ней жесткими толчками; судороги не отпускали. Спинка кровати стукнулась о стену, пыль, кружась, слетела с крючка в виде ангела. В ушах у Памелы рывками раскачивались аквамариновые капельки. Памела поняла, что Деннис вот-вот кончит; у него взмок лоб. Он вдруг резко остановился, желая вытащить член. — Кончи в меня, — прошептала Памела. Он вошел еще глубже, держа ее за ягодицы. Памела застонала, словно оргазм наступил только сейчас, ощутила, как сперма толчками изливается в нее и тут же, пузырясь, вытекает. 29 Просторный конференц-зал полицейского управления наполняли гул голосов и скрежет стульев, передвигаемых по полу; в зале толпились журналисты. Перед узким столом, поставленным на возвышении, вытянулись микрофоны теле- и радиоканалов. Марго, в черных брюках и форменной черной рубашке, натянувшейся на груди, стояла у стены возле возвышения и читала что-то в телефоне. Йона подошел к ней. Дубовые листья и золотые звездочки на погонах Марго блестели в ярком свете. — Надеюсь, ты не собираешься заявить, что вы задержали подозреваемого? — Он признался, — ответила Марго, не отрываясь от телефона. — Знаю. Но с этим признанием не все так просто. У него серьезные трудности с памятью и речью. Когда Арон надавил на него, он просто решил поступить, по его мнению, правильно. Марго подняла глаза, и на лбу у нее прорезалась нетерпеливая морщина. — Я все слышу, но… — Ты в курсе, что он — пациент психиатрической клиники и дома только на испытательном сроке? — Похоже, у него рецидив. — Марго убрала телефон в сумочку. — И к тому же характер его болезни не подразумевает приступов агрессии. — Йона, выброси это дело из головы. Все, разговор окончен. — Поговори с прокурором. Скажи, что мне обязательно нужно допросить Мартина, хотя бы еще один раз. — Йона, — вздохнула Марго, — ты что, не знаешь, как работает система? — Знаю. Но заключать его под стражу еще рано. — Может быть, но это надо доказать. Для этого и существует прокуратура. — Ну ладно. Руководительница пресс-службы поднялась на возвышение и постучала по микрофону. — План такой, — торопливо заговорила Марго. — Сначала Виола приветствует журналистов, потом слово беру я. Рассказываю, что прокуратура потребовала заключить под стражу вероятного подозреваемого в убийстве Йенни Линд… потом я передаю слово полицеймейстеру лена… Он говорит что-нибудь вроде: благодаря оперативным действиям полиции Норрмальма подозреваемый был быстро арестован, и… Йона не стал дослушивать. Он повернулся и зашагал к выходу, обошел справа стулья, занятые журналистами, и под приветственное слово руководительницы пресс-службы покинул зал. Поток машин тревожно шумел где-то далеко внизу. Йона стоял, опустив руки на спинку мягкого кресла. Расстегнутая черная рубашка свисала на черные джинсы, под рубашкой виднелась белая майка. Натан Поллок завещал свою квартиру в «Корнер-Хаусе» Йоне. Две комнаты на последнем этаже высотки. Натан даже не упоминал, что у него, помимо дома, есть эта квартира. Йона посмотрел вниз, на церковь Адольфа-Фредрика. Величественный купол, крытый блестящей медью, окружали зеленые кроны деревьев. Ему вспомнились навязчивые, неконтролируемые движения Мартина во время допроса. Как будто тело этого человека отказывалось вместить то, свидетелем чего он стал. Мартин снова и снова заглядывал под стол, оборачивался через плечо. Словно кто-то преследовал его на самом деле. Йона подошел к другому окну. Над холмами Хагапаркена висела в светлом небе белая луна. Он прикрыл глаза — и тут же увидел перед собой тело Йенни Линд, лежащее на секционном столе. Неестественно белая кожа, черная борозда от петли — как на черно-белой фотографии. Йона помнил желтые глаза и волосы табачного оттенка, но она все равно казалась ему лишенной всех красок. Йенни, обесцвеченная смертью, одинокая, смотрела в никуда. Он обещал ей, что найдет ее убийцу. Должен найти. Йона знал: да, это дело ведет не он. Но он все равно не сможет бросить Йенни Линд. Именно этот внутренний огонь не давал Йоне покончить с полицейской службой, хотя, наверное, ему следовало бы сделать этот шаг. Йона взял с тумбы телефон и набрал номер Люми. После нескольких гудков наконец послышался ее чистый голос — так близко, словно она была совсем рядом. — Oui, c’est Lumi[4]. — Это папа. — Папа? Что-то случилось? — встревоженно спросила дочь. — Нет… У тебя там все нормально? В Париже?