Теория закрытых дверей. Люди на публике и люди дома – это разные люди. В почтенном семействе следовали, мягко говоря, странным традициям. Во всем мире наступил двадцать первый век, но об этом, похоже, не сообщили Михаилу Эйлеру, который тогда был отцом семейства. Он был твердо убежден, что женщинам нельзя доверять опасные профессии: полицейского, пожарного, спасателя. Не женское это дело! Поэтому мужчины в их семье обязательно должны были так или иначе быть связаны с охраной правопорядка. Женщинам же дозволялось выбрать какую-нибудь мирную профессию, да и то не обязательно. Главное, чтобы стала женой и мамой, остальное вторично. – Мама считает, что это знак заботы, – презрительно усмехнулась Ася. – Мол, девочки – они слабенькие, и, став полицейскими-спасательницами, долго не живут. А я думаю, что дед – просто ретроград, который женщин людьми не считает! Человек – это мужчина. Женщина – придаток к мужчине, созданный, чтобы рожать новых мужчин. Дед Миша всегда был упрямым, как тридцать три осла. Думаю, он любил своих дочерей – их у него было две. Но он не собирался делать для них поблажку. Моя мама подчинилась, она, вон, психологом стала… Психотерапевтом, вообще-то, но по факту, она работает как психолог. Свой кабинет, болтовня под чай с печеньками, вот это вот все. – А Александра оказалась другой? – Еще бы! Это сейчас ее принято звать святой, а тогда, при жизни, дьяволом звали. Трындец лицемерие, ну а что делать? Короче, положила она на мнение деда с прибором и вместе с дядей Яном поступила в академию МВД или как там это тогда называлось… Решила стать женщиной-полицейским вопреки всему. – Но? В таких ситуациях всегда должно быть «но», Алиса это знала, и Ася подтвердила: – Но мы же помним про упрямство тридцати трех ослов! Дед заявил, что ее поступление было досадной ошибкой, долго она там не продержится. И точно: начал гадить, как только мог. А мог он много! У него всюду были связи, он же сам Михаил Эйлер, легендарный сыскарь! Он пытался доказать и Александре, и окружающим, что она не может служить в полиции. Вроде как она намного слабее своего брата-близнеца, против природы не попрешь. – Как к этому отнеслись в семье? – По-разному… Дядя Паша поддержал деда, но дядя Паша всегда вел себя, как дрессированная болонка, это не новость. Мама предпочла соблюдать нейтралитет. Дядя Ян, конечно же, остался на стороне сестры и перестал общаться с остальными, а сама Александра не собиралась признавать, что она в чем-то слабее. Они думали, что смогут выстоять, переубедить деда… Они двое были лучшими на своем курсе. Только вот деда никогда не интересовало, как дела обстоят на самом деле, он уже зациклился на том, что он отдал приказ – а они не исполнили. Не думаю, что он даже выяснял, как вообще его дочка учится. Алиса по-прежнему не знала погибшую Александру Эйлер, но уже сочувствовала ей. Быть хорошей, быть лучшей – и понимать, что человеку, который для тебя бесконечно важен, на это плевать! Этот человек, любовь к которому заложена в тебя природой, вдруг стал твоим злейшим врагом и ставит палки тебе в колеса. Кто-то другой на месте Александры уже поднял бы белый флаг, а она держалась до последнего. Тогда ее отцу пришлось пойти на крайние меры: на зимней сессии ее самым наглым образом завалили. Любого студента можно завалить на экзамене, если задаться целью. Вообще любого, как бы умен он ни был, как бы тщательно ни готовился. У Михаила Эйлера хватало хороших друзей в академии. Александра рвала и метала. Она была о себе достаточно высокого мнения, чтобы понять, что произошло. Она пригрозила отцу, что выведет и его, и его дружков на чистую воду. Он в ответ пригрозил, что вышвырнет из академии еще и Яна, которому милостиво позволили остаться там. Ян готов был пойти на такой риск, Александра – нет. – Мама говорит, они всегда любили друг друга любовью, которую невозможно понять, – задумчиво сказала Ася. – Но моя мама склонна все в мистику уводить, такой вот психолог! В любом случае, Александра была готова рискнуть собой, а не им. Она отказалась от любых претензий и отчислилась из академии. Дед решил, что победил, «образумил» ее. – А на самом деле? – На самом деле она затаилась, как змея перед ударом. Это не я придумала, это кто-то другой про нее сказал, а мне вот запомнилось… Она сама с кем-то тихенько договорилась и ранней весной уехала в США. Знаете, есть такие программы для студентов? Они обычно все на лето рассчитаны. Но Александра нашла людей, которые организовывают это дело, и с их помощью укатила туда в марте. Никто не знал. – И Ян? – Как ни странно, да, хотя именно с ним она связалась, когда добралась туда. Я так поняла, план у нее был нехитрый: найти работу, адаптироваться в Штатах, а к осени поступить там в полицейскую академию. Уж оттуда дед Миша не смог бы ее вытурить! – Звучит невероятно. – Это да. Но если хотя бы половина того, что я слышала об Александре, – правда, у нее получилось бы. Вот это меня и бесит! Назвали меня в ее честь и думают, что я должна быть такой же! А я жирная и тупая, вот так-то! Асю опять несло не туда, просыпались подростковые обиды, которые Алисе совсем не хотелось обсуждать. Они ведь только добрались до самого важного! – Ты сказала «у нее получилось бы»… но не получилось? – Ой, да вы и сами знаете, что нет! Мы ведь говорим о покойнице. Поначалу у Александры все шло хорошо: она нашла подработку в кафе, у нее появились друзья, она изучала материалы об обучении в полиции. Ян тяжело переносил разлуку с сестрой и был твердо намерен приехать к ней летом. Но в мае Александра неожиданно перестала выходить на связь. Поиски начались почти сразу, Михаил сумел все устроить. Да только они ни к чему не привели: она просто исчезла, ни ее работодатели, ни друзья не знали, где она. Их это тоже беспокоило, такое поведение было совсем не в духе Александры, однако помочь они не могли. Все указывало на то, что ее похитили, но кто и когда – неизвестно. Ее, дочь полицейского, пусть даже из России, искали не хуже, чем искали бы американку, однако результатов это не давало. Ян рвался туда, к ней, а Михаил боялся, что в таком состоянии он только бед натворит. По его настоянию младшему сыну не дали визу. Семья жила в мучительном ожидании. Они волновались за Александру, но в глубине души каждый из них верил, что она вернется живой. Может быть, потрепанной, покалеченной, травмированной, но живой. Это же Александра, у нее, как у кошки, девять жизней! Однако живую Александру они так и не увидели. Осенью в США нашли ее тело – у какого-то богом забытого шоссе в пригороде Чикаго. Михаил улетел на опознание и подтвердил печальную новость. Это действительно была она. Ее убийство так и не было раскрыто – спустя четырнадцать лет уже можно было говорить об этом уверенно. Ася даже не знала точно обстоятельства ее смерти, от нее скрывали подробности. Алиса догадывалась, почему, не нужно ребенку о таком знать! Тело Александры привезли в Россию и похоронили на городском кладбище. Ее история осталась шрамом на всей семье Эйлер. Алисе отчаянно хотелось узнать, как это пережил Ян. Что он делал тогда? Как справился? Плакал или нет? Отчислился из академии или продолжил обучение? Но задавать такие вопросы Асе было бесполезно. Ася знала то, что ей рассказала мать, а это уже прошлое Яна, правда известна только ему. Свою часть сделки Алиса тоже выполнила: она остановилась в соседнем дворе, который не просматривался из окон квартиры Нины Эйлер. – Спасибо тебе, – кивнула она. – Вам спасибо, – отозвалась Ася. – Это… Я, кажется, догадываюсь, почему вы интересуетесь Александрой, если вам нравится дядя Ян. Вы, как и моя мама, верите, что раз они близнецы, между ними существует особая связь, которую даже смерть не может разрушить и все такое. – Я этого не говорила. – Ну, блин, чувствуется! Так вот, фигня все это. Я всегда знала дядю Яна одного, уже такого, каким он стал после смерти сестры. Он классный, он самодостаточный, у него все в порядке, он ту смерть пережил и забыл. Вот и вы забудьте об Александре! Из могилы она точно не вылезет. Глава 7 За последние сутки Ян собрал так много информации об Антоне Мотылеве, что иногда ему казалось: они давно знакомы. Он точно знал, как выглядит подозреваемый. Высокий, подтянутый, следит за собой. Черты лица грубые, однако сам Мотылев об этом прекрасно знает – и исправляет. Он всегда гладко выбрит, у него стильная стрижка, а главное, доброжелательное выражение лица и очаровательная улыбка. Он говорит тихо, вежливо, грамотно, никто из его коллег, с которыми он проработал много лет, не слышал, чтобы Антон повышал голос. При этом его нельзя назвать бесхребетным рохлей, он отличный профессионал, ему хватает ума решить любой конфликт так, чтобы обе стороны остались довольны, сотрудники его уважают. Такой он для знакомых, для тех, кому известно его имя. Ян успел составить представление и о другой стороне Мотылева – той, которая раскрывалась в долгой, многомесячной переписке с Еленой Чайкиной. Это был властный человек, уверенный в себе, умеющий отдавать приказы, которые будут исполнены. Ян догадывался, почему Мотылев так и не сумел сойтись с собственной женой. Не было у него никаких проблем в сексе – кроме Людмилы. Потому что когда два человека так катастрофически не подходят друг другу, ничего хорошего из этого не выйдет. А вот Елена Чайкина ему подходила, ею он хотел обладать. На первый взгляд картинка складывалась, на второй – нет. Яну казалось, что кто-то подсунул ему куски разных паззлов, очень похожих между собой. Это два изображения ясного синего неба – но это разные изображения, и их фрагменты не будут подходить друг другу. Если строить основную версию в том же ключе, что и раньше, получается слишком киношно и показательно. Днем Антон Мотылев – уважаемый человек, заботливый сын для престарелой матери, друг и советник. Ночью – страшное чудовище, жаждущее крови. Не мог Ян принять эту версию, просто не мог! Начать хотя бы с того, что Мотылев не относился к тем тупым насильникам, для которых «нет» значит «да». Он мог быть властным и доминантным только при одном условии: согласии партнерши. И Елена Чайкина такое согласие давала! Просмотр ее переписки принес куда больше информации, чем показания Майи Озеровой. Елена не только рассказала своему якобы неизвестному партнеру про лесную прогулку. Она и дальше докладывала ему, где и когда она будет одна, а если Мотылев звал ее куда-то, она приходила. За довольно долгий период знакомства между ними сложились пусть и странные, но стабильные отношения. Елена могла не знать имени своего партнера, профессии, возраста… Да ее это и не волновало, только добавляло встречам с «таинственным незнакомцем» шарма! Ей важно было другое: что этот мужчина хорошо выглядит, следит за собой, пахнет дорогим одеколоном, а не грязной одеждой. Он мог дать ей то, чего она хотела, а она могла это прекратить: перед каждой их встречей Мотылев ненавязчиво уточнял, готова ли она продолжить. Для следствия был важен и еще один момент: похоже, ни один из них не рвался иметь детей. Мотылев так точно! Они пару раз обсуждали предохранение, и он настаивал, чтобы Елена взяла это на себя. Этот человек вовсе не мечтал о наследнике. Мог ли он устроить резню из-за того, чего изначально не хотел? Ян в этом сильно сомневался. Но чужая душа – это действительно потемки, поэтому с выводами он не спешил. Могло оказаться, что Мотылев потерял над собой контроль. Так что Яну нужно было сначала поговорить с ним, а потом уже решать, что к чему. Но найти его оказалось не так просто. На работе его давно уже не видели – и очень беспокоились. Это было совсем не в духе предельно дисциплинированного Мотылева: просто взять и исчезнуть. Дома его тоже не было. Квартиру уже осмотрели, но ничего подозрительного не нашли. Антон жил в уютной чистой «двушке» вместе со своей матерью. Мать родила его достаточно поздно, в этом году ей исполнилось восемьдесят, но соседи утверждали, что старушка далеко не немощная. Она нуждалась в поддержке сына, однако не была беспомощна и вела хозяйство, пока Антон был на работе. В холодное время года они жили в квартире, летом выезжали на дачу. Но теперь их не было нигде, и неизвестно, куда и как они уехали. Собственного автомобиля у Мотылева не было, он даже не умел водить машину, и это усложняло поиски. Пока их разыскивали, Ян лично побывал и в квартире, и в дачном домике. Там не было ничего, ни единого предмета, который указывал бы на связь Мотылева с резней. Ножа нет, лески нет, никакой одежды с пятнами крови… Да что там, на его территории даже не было личных вещей Елены Чайкиной! Эти двое всегда очень четко обозначали границу. Мотылев приложил немало усилий, чтобы скрыть свои увлечения от матери, что, в общем-то, не удивительно. В его доме не было никаких аксессуаров для сексуальных игр. Переписку с Еленой он, похоже, держал на личном ноутбуке, который так и не нашли. А на домашнем компьютере он не то что порнороликов не хранил, он даже на сайты для взрослых не заходил! Умный, спокойный и осторожный. Может ли он оказаться человеком, который трясущимися руками привязывал тела к стульям? – Мы его нашли! – с довольным видом объявил Яну один из компьютерщиков. – Есть у него еще один домик! Вот и все. Бесполезно гадать и искать ответы на сложные вопросы, очень скоро появится возможность узнать все прямо у Антона. Домик, о котором шла речь, принадлежал не Мотылеву и даже не его матери. Хатка, затерянная в какой-то глухой деревне, досталась Антону в наследство от отчима. Но, похоже, в таком сомнительном подарке Мотылев не нуждался, в право наследования он так и не вступил и в эту дыру не ездил. Что, в общем-то, не удивительно при отсутствии личного автомобиля! У Яна были все основания сомневаться, что Мотылев действительно там, и все же он лично возглавил группу захвата, направившуюся в деревню. Деревня оказалась глухая – из тех, где дома заселены через один, а то и через два. Улица одна-единственная, дорога сделана из земли и жалких остатков светло-серого асфальта. Из признаков цивилизации – только столбы с телефонными проводами, даже фонарей нет. Никаких тебе камер наблюдения, никто ни за кем не следит! Машин было очень мало, да и те не в лучшем состоянии. Ян пока не выяснил, как часто сюда приезжает автобус. Приезжает ли вообще? Должен, иначе как бы Мотылев со своей матушкой добрались! Дачный поселок, где ему принадлежали дом и участок, был куда удобней, но Антон предпочел укрыться здесь. Типичное поведение того, кто бежит и заметает следы! Слишком типичное. Яна не покидало ощущение, что он смотрит на яркую, бездарно нарисованную картину. Из тех, что продают в супермаркетах – однотипных, безвкусных, подражающих чужому таланту, да и то неудачно. Антон Мотылев умен, все это признают. Он должен был догадаться, что он не в безопасности, этот адрес можно отследить. Человек, который убил женщин в загородном доме, точно хитер, раз не оставил следов… Если это один и тот же человек, в деревне его нет. Ян и вовсе предпочел бы приехать сюда один. Он чувствовал себя нелепо, возглавляя целый отряд, который в этой пустоши привлекал примерно такое же внимание, какое привлек бы огромный радужный флаг, вышитый блестками. Если бы речь шла о другом преступнике, ему бы это позволили. Но к Антону Мотылеву уже было приковано слишком много внимания, на следствие давили со всех сторон. Поэтому Яну приходилось действовать показательно, чтобы потом к нему не придрались. Участок, доставшийся когда-то Мотылеву, был расположен в центре деревни, но с таким же успехом он мог находиться и на окраине: его со всех сторон окружали заброшенные дома. Да и сам он был заброшенным, он достойно дополнял здешний пейзаж, от которого веяло провинциальным апокалипсисом. Двор, обмежеванный полуразвалившимся забором, зарос сорняками, гордо поднимавшимися в человеческий рост. Ян понятия не имел, как они называются, но почему-то вспомнил, как мать называла их дурноцветами. Александра, впервые услышав это, долго смеялась и целый год называла так его, стоило дать ей повод… Не думай о ней. Думай о полевой траве, а не о белых лилиях. Где-то среди этой буйной растительности скрылись ворота и место, где в прошлом стояла машина – или телега, в зависимости от того, когда здесь последний раз жили люди. Дорожку тоже сожрали бы растения, но ее выложили крупными необработанными камнями. Это позволило ей сохраниться скромной пунктирной линией среди подсохшей зелени. Дорожка вела к маленькому домику, укрытому одеялом из дикого винограда. Казалось, что плети зеленых листьев, среди которых осень уже оставила красные узоры, стыдятся своего ветхого соседа по участку. За сетью, сплетенной ими, можно было с трудом различить темные подгнившие доски стены, да еще мутный блеск грязных окон. Если другие заброшенные дома в деревне напоминали разоренные гнезда, то этот – просто холм на опустевшем участке. Сомневаться в том, что здесь никто не живет, не приходилось – как и в том, что недавно в доме кто-то побывал. Следов среди сорняков не осталось, они, даже помятые, быстро восстанавливались. А вот плети винограда возле двери были сломаны, и кто-то смел в сторону слой сухих листьев с крыльца. Ян не сомневался, что, стоит им подойти поближе, они увидят в грязи следы. Не было никаких доказательств, что это Антон – или что он все еще внутри. Он исчез несколько дней назад, мог побывать здесь и скрыться! Так что нужно было проверять. Ян чувствовал, что некоторые его спутники напряжены, а вот сам он не боялся. Его не покидала странная уверенность: сегодня ничего опасного не случится. Он должен был торжествовать, что вышел на след преступника, а он ощущал лишь легкую досаду. Как охотничий пес, которого заставляют гнаться за полевой мышью, хотя лиса рванула совсем в другую сторону.