Когда все четверо оказались обездвижены, он воплотил в жизнь свой сценарий. Он действовал методично, он даже не думал о таких философских вопросах, как жизнь и смерть. Чтобы побороть страх, он сосредоточился на настоящем моменте, не заглядывал ни в прошлое, ни в будущее. Покончив со своими жертвами, Григорий был доволен – все прошло как надо! А вот дальше, примерно через час, нервное возбуждение отступило, сменившись тревогой. Он стер все отпечатки пальцев? Точно? Сцену кровавой расправы он оформлял в перчатках, тут беспокоиться не нужно. Но он вошел в дом без них, ведь если бы на нем были перчатки, это не укрылось бы от внимания сестры. Он постарался вытереть все предметы, к которым прикасался, и вот теперь им овладели сомнения. Григорию пришлось пойти на отчаянный шаг: как только ему официально сообщили о гибели сестры, он помчался на место преступления и постарался оставить там побольше отпечатков. Ян бы заметил это сразу – как заметил позже. Но он был слишком потрясен встречей с Александрой в парке, и привычное хладнокровие изменило ему. Теперь нужно было срочно заняться Антоном Мотылевым – у того был единственный выходной в неделю. Григорий прибыл к нему в квартиру и сообщил, что в домике, который достался Мотылеву в наследство и который не был на него оформлен, найдена крупная сумма денег. Если Антон хочет вступить в право наследования, ему нужно срочно отправиться туда и вроде как найти эти деньги лично, иначе они достанутся государству. Мотылев, надо сказать, был не дурак и в эту версию не очень-то поверил. Но разговор слышала его мать, и она как раз загорелась идеей получить неожиданное наследство. Григорий предложил подвезти туда их обоих, и Антон неохотно согласился, ему не хотелось расстраивать пожилую женщину. По пути Григорий предложил им воду – естественно, накачанную снотворным, урок с хлороформом он усвоил. Антон отказался, а вот его мать согласилась и к концу поездки уже мирно спала. Поддавшись уговорам Давыдова, Антон решил не будить ее и просто перенес в домик. В доме их действительно дожидались деньги, заранее подготовленные Давыдовым. Там же, на столе, лежало наскоро состряпанное им завещание. Антон сел в кресло, чтобы прочитать документ. Григорий подошел к нему сзади и уже привычным, отработанным на трех жертвах движением перерезал горло. Спящая мать Мотылева умерла сразу после этого. О том, что Антон Мотылев – левша, Григорий попросту не знал. Он даже не учел такую возможность! Все знания, что у него были, он получил через компьютер от трех разных людей, работавших на него. Он не наблюдал за Мотылевым лично, вот и упустил деталь, которая серьезно усложнила ему жизнь. Григорий не заставлял своего отца влиять на расследование. Давыдов-старший, убитый горем, сам захотел вмешаться, ему нужно было хоть как-то отвлечься от боли утраты, почувствовать, что он делает для дочери нечто важное. Ему и в голову не приходило, что он может помешать. А вот узнав, что Ян не успокоился и хочет продолжить работу, Григорий начал намеренно подзуживать отца. Он понимал, что не погасит подозрения Яна, но хотел перекрыть ему кислород – лишить официальной поддержки полиции. Все это время он был рядом, следил за Яном. Григорий видел, что пока он вне подозрений, но не знал, сколько это продлится. Проклятый полицейский оказался слишком упрямым! Нужно было срочно что-то предпринять. Давыдов нанял парочку частных детективов, чтобы они наблюдали за Яном, но никому не объяснял, зачем это нужно. Иногда он следил за ним сам, если время позволяло. Так он узнал, что Ян вернулся к допросу Майи. Григорий увидел в этом путь к спасению. Он достаточно много знал о Майе, помнил, что она одинока, что у нее непростой характер, запутанное прошлое, а главное, она серьезно поссорилась с Оксаной – хозяйкой того самого домика, в котором были убиты женщины! Он позвонил Майе вскоре после того, как с ней поговорил Ян. Еще в разговоре Григорий намекнул, что и ему не дает покоя следователь, что им следует действовать сообща, чтобы их наконец-то оставили в покое. Позже Майя утверждала, что ничего такого не планировала, она хотела просто поболтать. Но Ян сильно сомневался, что она решилась бы опоздать на работу ради какой-то болтовни. Майя, конечно, пользовалась благосклонностью начальства, но старалась не злоупотреблять этим. Поговорив с Майей, Давыдов убедился, что Ян действительно в чем-то ее подозревает. Он вынудил ее позвонить полицейскому. Что было дальше – Майя не запомнила, ей досталась вода со снотворным, уже опробованная на матери Антона Мотылева. Благодаря этому Майя благополучно пропустила все: пожар, свое чудесное спасение и то, как Ян чуть не погиб из-за нее… Теперь Григория Давыдова ожидали суд и солидный тюремный срок. Он, похоже, собирался изображать помешательство, но Ян уже мог сказать, что ничего у него не получится, слишком тщательно все было спланировано. Вполне вероятно, что он вообще не выйдет из тюрьмы. Расследование было завершено – и завершено успешно, но чувство покоя так и не появилось. Напротив, Яну казалось, что над ним раскинула крылья невидимая хищная птица, готовая атаковать в любую минуту, и что бы он ни делал, убежать уже не удастся. Он знал имя этой птицы, просто не хотел произносить вслух. А придется. Если он не найдет рациональное объяснение тому, что происходит с его жизнью и как он спасся в горящем доме, он будет вынужден признать, что за птица охотится за его будущим… Безумие. Эпилог Октябрь в этом году был похож на красивую, но очень печальную девушку. Его наряд был прекрасен, однако завораживающее переплетение желтых, красных и оранжевых листьев прятала за собой полупрозрачная серая шаль дождей. Небо было затянуто который день – плотно, беспросветно. Казалось, что дожди воцарились навсегда, и вода с небес будет литься до скончания времен. Ездить под таким дождем было неприятно, гулять – тем более. А вот под защитой крыши он казался нестрашным, успокаивающим даже. Перестук капель по стеклу и подоконнику, примитивная, но завораживающая мелодия. Серость осеннего дня не угнетала Яна. Напротив, так ему было проще, а солнце бы сейчас раздражало, как нелепая насмешка. Его тело полностью восстановилось после всего, что ему пришлось пережить. Врачи были удивлены таким быстрым выздоровлением, он – нет. Еще в детстве близнецы были крепкими, ссадины и синяки заживали на них быстрее, чем на старших брате и сестре. Когда Александры не стало, этот дар остался ему одному, как наследство. Но, как и раньше, душа не радовалась здоровью тела. Душа так и не нашла выход из лабиринта вопросов, на которые нет ответов, и ей было все равно. Ян понимал, что маскируется плохо, хуже, чем прежде, но ничего не мог с собой поделать. Он четырнадцать лет скрывал, что уже мертв, может, хватит? На встречу его пригласила Нина, но Ян знал, что там будет Павел, и не ошибся. Такой милый семейный совет, втроем в кабинете психолога – ни к чему хорошему это не приведет. Павел свободно раскинулся на диване, он старался казаться более расслабленным, чем был на самом деле. Мол, ничего не происходит, мы тут все друзья и родственники, праздник просто! Нина занимала то кресло, в котором всегда сидела во время сеанса – общаясь с пациентами. От Яна, видимо, ожидали, что он плюхнется на кушетку и начнет откровенничать. Он же устроился на широком, укрытом пледом подоконнике. Хотелось только смотреть на дождь. Говорить и думать не хотелось. – Ян, может быть, хватит? – мягко спросила Нина. – Мы же все видим! – Что именно вы видите? – После того пожара ты стал безразличным ко всему, апатичным… И это не проходит. – Это нужно лечить! – добавил Павел. Нина бросила на него укоризненный взгляд, но он проигнорировал сестру. – Такое поведение без причины – признак серьезного расстройства! – Что, теперь и ты у нас знаток человеческих душ? Не только Нина? – Разве я не прав? – Ты не знаешь, есть причина или нет. – Если есть – скажи! А то ходишь, молчишь загадочно… Это не дело, брат. Да, нужно было сказать им. И он хотел! Но за эти недели Ян понял, что не существует никаких волшебных слов, от которых все сразу станет легко и просто. Они не поверят, не отреагируют так, как надо… Ну и пусть. В чем-то Павел прав: без причины его молчание и безразличие ко всему похожи на самую обыкновенную блажь. – Я не сам выбрался из горящего дома. Меня вывела Александра. Вот и все, начало положено. Павел и Нина, конечно же, пялятся на него так, будто он только что голову младенца выплюнул. Они точно сочтут его сумасшедшим… Все это время Ян пытался отыскать хоть какие-то следы появления Александры на месте пожара – и потерпел неудачу. У него только и оставалось, что воспоминания, но он не находил причин лгать. – То есть, тебе привиделась Александра в огне? – осторожно спросила Нина. – Ага. Видение было настолько реалистичным, что взяло меня за руку и вывело из дома. – Ян, но ты же понимаешь, что это… Она запнулась, и Павел был вынужден продолжить за нее, решительно и твердо: – Бред! – Может быть, – пожал плечами Ян. – Думайте что хотите. В коридоре щелкнула дверная ручка – похоже, кто-то вошел в приемную. Обычно там дежурила секретарша Нины, но сейчас ее отпустили пораньше в связи с семейным советом. Вроде как она должна была запереть за собой дверь, чтобы им не мешали случайные посетители, но, видно, забыла. – Мы не работаем! – крикнула Нина. – Зайдите, пожалуйста, завтра, мы открыты начиная с девяти! Но незваный гость то ли не услышал ее, то ли не хотел услышать. Внутренняя дверь отворилась, и в кабинет вошла Александра. Александра, собственной персоной! Она двигалась так спокойно и уверенно, будто не было в мире ничего естественней ее появления здесь. Не обращая внимания на братьев и сестру, она пересекла комнату и грациозно опустилась в одно из мягких гостевых кресел, с которого можно было наблюдать за всеми присутствующими. На Александре были черные брюки, водолазка того же цвета, подчеркивающая тонкую фигуру, и кожаные ботинки. Она была молодой – но не слишком, ровно того возраста, какого и должна быть. Уверенная, ухоженная, красивая… живая. Никто не усомнился бы в том, что она жива! И судя по тому, как уставились на нее Нина и Павел, она не была личной галлюцинацией Яна. На ее появлении странности не закончились. Следом за Александрой в кабинет вошла большая рыжая дворняга, здоровенная псина – сантиметров семьдесят в холке, не меньше. Поводка на собаке не было, только дорогой, украшенный металлическими заклепками ошейник. Дворняга могла бы напасть, но не напала и даже не зарычала. Она почти с человеческим достоинством прошествовала через кабинет, села возле Александры и опустила массивную квадратную голову на колени хозяйки. Александра мягко провела рукой по ухоженному короткому меху; на фоне хищного зверя ее рука казалась особенно тонкой и хрупкой. И тут все сошлось. Ян понял то, чего Нина и Павел понять не могли. Он уже видел эту собаку! Совсем недалеко от своего дома… Тогда ему показалось, что дворнягу выгуливал молодой парень. Но ведь с помощью широких брюк и куртки с капюшоном не так сложно выдать за парня высокую девушку, правда? Она следила за ним, следила уже давно, возможно, каждый день… Собака лаяла возле горящего дома. Именно на ее голос шел Ян. Крупная собака, которую он потом так и не нашел в дачном поселке. Она была рядом. Они были рядом. Он не знал, что сказать, что спросить. Ян замер, беспомощно глядя на Александру. Теперь, когда она была так близко и никуда не убегала, он видел, чувствовал: это его сестра. Его близнец, продолжение его самого, и это чувство служило лучшим доказательством, чем любые тесты ДНК. Александра тоже смотрела только на него, не обращая внимания на старших брата и сестру. Она улыбнулась ему, и он почувствовал, как острая, горячая боль в сердце наконец отступает. – Я понимаю ваше удивление, – сказала Александра. Ее голос звучал мягко и мелодично, совсем как раньше. – Мне приятно, что вы все собрались здесь. Я давно уже ждала такого момента. Вы, наверно, сейчас думаете: «Как, черт побери, эта девица выкарабкалась из могилы? А если она была не в земле, то где ее носило четырнадцать лет?» Согласитесь, более интригующая тема, чем мнимое помешательство Яна. Вот об этом я и предлагаю поговорить!