Стэнли спокойно смотрит на вожака. Потом, поверх его плеча, смотрит на остальную банду, которая сейчас в паре кварталов отсюда и быстро приближается. — А если я пошлю вас на хер вместе с предъявами? — интересуется Стэнли. — Тогда мы тебя отметелим. Здесь и сейчас. И будем это делать всякий раз, когда вас встретим. Тебя и твоего дружка-педика. — Да, — говорит прыщавый блондин, придвигаясь ближе и дыша в шею Стэнли. — Мы здесь не жалуем пидорню. Он произносит эту фразу с особым смаком, — должно быть, у него это излюбленная тема. А у Стэнли окончательно созревает план действий. — Ваша взяла, чуваки, — говорит он. — Но пару баксов я все же оставлю. Мы с другом сегодня еще ничего не ели. Он выворачивает левый карман и демонстрирует долларовую бумажку. Потом отпихивает Клаудио, и тот повисает на нюхателе клея, не прекращая жалобно стенать. Стэнли лезет в правый карман, загребает песок и достает сжатую в кулак руку, одновременно левой рукой протягивая доллар вожаку. Несколько песчинок просачиваются между пальцев, но никто этого не замечает. — Остальные у меня в носке, — говорит он и ставит ногу на край скамьи. Вожак тянется к доллару, но не заканчивает это движение, видать почуяв что-то неладное. — Держи пока сам, — говорит он. Между тем белобрысый, разглядев свою братву на подходе, машет рукой и открывает рот для призывного крика. В тот же миг Стэнли мечет песок в лицо вожаку, отталкивается ногой от скамейки и в броске бьет локтем по физиономии белобрысого. Попадает по носу, кровь хлещет струей, а у Стэнли от локтевого отростка до пальцев пробегает волна зудящей боли. Вожак выхватывает нож из кармана куртки и машет им вслепую; его рука скользит по волосам Стэнли. Пригнувшись и отскочив назад — как учил его отец, — Стэнли бьет противника ногой в пах. Уже слышны вопли остальных «псов» и топот их ботинок. Вмиг протрезвевший Клаудио наносит нюхателю клея удар под дых, а когда тот складывается пополам, зажимает под мышкой его голову. В таком положении они передвигаются по тротуару, вращаясь как двойная звезда. Стэнли подскакивает сбоку и апперкотом вырубает нюхателя, который мешком оседает на землю. — Драпаем! — кричит Стэнли приятелю. — Беги! Беги! Клаудио с недоумением смотрит вслед уже набирающему скорость Стэнли — он все еще не заметил новую опасность, — однако следует его примеру. Легкий и длинноногий, он скоро его настигает. Стэнли не покидает набережную, лавируя между пешеходами и временами делая резкий зигзаг влево как бы с намерением повернуть за угол. «Псы» далеко позади, но постепенно они сокращают дистанцию. Клаудио удрал бы от них без проблем (его прабабушка была чистокровной индианкой из какого-то племени, знаменитого своими бегунами, хотя сам он по виду не тянет даже на мексиканца, что уж там говорить об индейцах), а вот Стэнли далеко не так быстр. Пружинистые каучуковые подошвы новых туфель придают ему дополнительное ускорение, но он уже чувствует, как на пятках вздуваются волдыри. Мелькают лица прохожих, как отражения в кривых зеркалах: удивленные, сердитые, смеющиеся. Впервые в жизни Стэнли был бы почти рад появлению копов. Но копов нигде не видать, а свора за их спинами уже поднимает лай. Сначала только двое из них, но потом подхватывают и остальные: ритмичный хор низких рыкающих «гаф!» и злобно-визгливых «тяв!», звучащих то в унисон, то в разнобой и эхом проносящихся вдоль колоннады. Дешевый и тупой прием, характерный для подобного отребья, но тем не менее червячок рефлекторного страха ползет по спине Стэнли, заставляя его еще прибавить ходу. Перед светофором на Пасифик-авеню Стэнли выбегает на проезжую часть и несется дальше посередине улицы. Машины катят мимо в обоих направлениях. Водители осыпают его бранью, кто-то нервно сигналит. Клаудио, сбитый с толку этим его маневром, застревает на тротуаре. Стэнли оглядывается, проверяя, бежит ли за ним Клаудио, а когда он снова переводит взгляд вперед, на него почти в упор таращится, оскалив зубы и тыча пальцем, подружка того самого гонщика. Она стоит, как в колеснице, на пассажирском сиденье старенького «форда» с форсированным движком. Проскочив мимо нее, он слышит скрип открываемой водительской двери, а потом голос гонщика: — Эй ты! А ну стоять! Стэнли притормаживает, разворачивается и пробегает несколько шажков задом наперед, ожидая, когда с ним поравняется Клаудио, вновь набирающий скорость на тротуаре. Гонщик размахивает пустой бутылкой, освещаемый снизу фарами «нэша», который застопорился позади его родстера. А еще дальше Стэнли видит на фоне освещенных витрин силуэты «береговых псов». Они также выбегают на середину улицы; первому из них перекрывает путь распахнутая дверь «форда», и он с проклятиями начинает ее огибать, а гонщик бьет его по плечу бутылкой. Водитель «нэша» пытается сдать назад. Стэнли и Клаудио пересекают круговой перекресток с газоном в центре, а затем бегут через парковку, стараясь держаться в тени. Поворачивают направо, затем налево. Впереди широкая улица, застроенная частными домами; мелькают обветшалые бунгало, просевшие веранды с перилами из металлических труб. Насыщенный влагой воздух приглушает городские огни, небо имеет цвет морских водорослей, а на его фоне темнеют разлапистые кроны пальм и буровые вышки нефтепромысла в четверти мили впереди. А позади не слышно ничего, кроме отдаленного шума транспорта. Стэнли сбавляет скорость и начинает понемногу приходить в себя. — Что за дикие звуки там были? — спрашивает Клаудио, который даже не запыхался. — Это «псы», которые за нами гнались. Кто еще это мог быть, по-твоему? Клаудио смотрит на него с удивлением. — Но мы же вырубили всех троих, — говорит он. — Не те самые, дурья башка, а еще дюжина их корешей. Ты разве не видел? Клаудио морщит лоб и бросает скептический взгляд через плечо. — Каких еще корешей? — говорит он. Они доходят до пересечения авеню с улицей поменьше. Стэнли вглядывается в таблички на угловом доме: Кордова-корт с одной стороны и Риальто-авеню с другой. Они всего лишь в квартале от Виндворда, но этот район кажется более мирным и патриархальным. Примерно половина домов освещена изнутри — некоторые лишь мерцающим голубоватым светом экранов. Где-то справа звучит спокойный мелодичный джаз. Из открытого окна доносится негромкий женский смех. — Кстати, это был чертовски сильный ход, — говорит Стэнли, — зажать его голову под мышкой. Толково сработано. — Тебе понравилось? — Нет, я прикалываюсь, — говорит Стэнли. — Ты называешь такие похвалы сарказмом. Братишка, тебе надо научиться хотя бы простейшим приемам драки. Клаудио готовится возразить, когда сзади раздается топот и затем лай с подвывом — жуткий, получеловеческий, напоминающий завывание гончих в киношных сценах охоты. Стэнли и Клаудио срываются с места и мчатся через неухоженные лужайки перед домами; при этом поле зрения Стэнли сужается, превращаясь в туннель, залитый белым светом, а топот собственных ног звучит гулко, как будто он слышит его через приставленную к уху жестянку из-под кофе. Кордова-корт загибается вправо, но Стэнли продолжает бег прямо, к темному кособокому коттеджу, успев дернуть Клаудио за рукав и оглянуться для проверки, не появились ли из-за угла «псы». Тех пока не видно. Левее коттеджа виден заборчик из гнилых досок, скрепленных проволокой. Стэнли с разбега прыгает через него, но запинается и падает в бурьян; колени утопают в рыхлой земле, а плечо с хрустом сминает тонкую трельяжную решетку. Следом за ним — с грацией антилопы — барьер берет Клаудио и ловко приземляется на обе ноги, но Стэнли сразу хватает его за лодыжку и также валит на землю. С улицы снова доносится вой: враги приближаются, численность их неизвестна. Стэнли наваливается на Клаудио и зажимает ему рот ладонью. Вскоре он слышит, как «псы», тихо переговариваясь, прочесывают ближайшие дворы. Грудь Клаудио поднимается и опускается равномерно, контрастируя с хриплым прерывистым дыханием и бешеным сердцебиением Стэнли. На крыльце соседнего дома загорается лампочка, сгущая тени в саду и освещая двух «псов», крадущихся вдоль давно не стриженной самшитовой изгороди. Скрипит дверь, и мужской голос спрашивает: — Эй, кто там бродит? Трещат кусты: «псы» уходят обратно к дороге. Остается пролежать тихо еще несколько минут, и дело в шляпе. Стэнли делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. А когда он вновь наполняет легкие воздухом, тот приносит множество запахов, которые ему хорошо знакомы, но определить которые по отдельности он не в состоянии: розмарин, чеснок, хрен, мята, лимонная вербена, а также примятые их телами стебли томатов и сорняков. Вместо этих названий Стэнли приходят в голову кулинарные ассоциации: бабушка жарит картофельные блинчики, мама нарезает кубиками мясо ягненка, соседская женщина, чье имя он позабыл, готовит в кастрюльке томатный соус, а напоследок видятся руки деда с горькими травами на еврейскую Пасху. Такое чувство, будто этот клочок земли, отделенный всем пространством континента от места его рождения, опознает Стэнли и принимает его как родного. «Добро пожаловать, — говорит эта земля, — мы все тебя заждались». Стэнли испытывает такой прилив радости и спокойной уверенности, что ему приходится вонзить зубы в лацкан пиджака Клаудио, чтобы не рассмеяться или не завопить. Черные глаза Клаудио удивленно расширяются, но он не произносит ни слова. Вместо этого проводит рукой по щеке Стэнли и по его спутанным волосам, а затем поудобнее укладывает его голову чуть повыше своего нагрудного кармашка. Стэнли чувствует его теплую шею своим лбом, липким от пота и росы. И так они лежат еще долгое время после того, как становится ясно, что опасность миновала. 17 Следующая неделя приносит дожди, которые смывают остатки февраля с прибрежных улиц. Стэнли и Клаудио почти все время проводят под одеялами в своем логове, разгоняя скуку чтением книг и журналов, для утепления сваленных у них в ногах. Клаудио просматривает кипу глянцевых изданий, которые Стэнли украл для него с уличного стенда на Маркет-стрит, — «Фотоигра», «Современный экран», «Зеркало кино», — то и дело совершая для себя маленькие открытия: — Оказывается, Табу Хантеру подбирает роли тот же агент, который работает с Роком Хадсоном. И с Рори Кэлхуном. Готов поспорить, все их имена ненастоящие. Стэнли читает «Зеркального вора». Книга состоит из отдельных стихотворений, но все они сводятся к единому сюжету: алхимик и шпион по имени Гривано крадет магическое зеркало и спасается от преследователей на улицах загадочного, наводненного призраками города. Стэнли давно уже перестал ломать голову над этой историей. В лучшем случае это просто игра авторской фантазии, а в худшем — средство маскировки, скрывающее потаенный смысл книги, какой-то великий секрет, в ней зашифрованный. Он уверен, что такое нагромождение туманных намеков не может быть случайным. В процессе чтения его глаза неотрывно скользят по строкам, как игла проигрывателя по пластинке, раскладывая слова на буквы и затем выстраивая их в сплошные линии. Он ищет ключ: какую-нибудь щелочку в этой непроницаемой маске, какой-нибудь кончик нити, за который можно потянуть. Он использует разные ухищрения — читает наискось и снизу вверх, читает по первым буквам после пробелов и т. п., — но слова всякий раз смыкают ряды, как плитки в мозаике, как выстроенные для опознания и глумливо взирающие на него жуликоватые субъекты. Что ж, на то они и подозреваемые. На обороте титульного листа, помимо выходных данных — «Стихотворное повествование Эдриана Уэллса, издательство „Сешат букс“, Лос-Анджелес, копирайт 1954 г.», — есть краткая надпись от руки, оставленная неведомо кем при передаче этой книги человеку по имени Алан. Стэнли так и не смог разобрать этот косой размашистый почерк: одно из слов смутно похоже на «салат», другое можно прочесть как «нагой». Впрочем, он давно уже отказался от попыток дешифровки. Имя Эдриана Уэллса в печатном тексте над этой надписью перечеркнуто жирной волнистой линией, черными чернилами. Прежде, открывая книгу, Стэнли всякий раз задерживался на этой странице и гадал, зачем кому-то понадобилось таким манером зачеркивать имя, но в последнее время он об этом уже не думает. Иногда он, сомкнув веки, закрывает книгу, ставит ее корешком на ладонь и, придерживая с боков пальцами, представляет себе некую темную фигуру — Уэллса, Гривано, себя самого, — в мокром плаще и широкополой шляпе крадущуюся по улицам с какой-то неведомой целью: блуждающий пробел на фоне серого размытого пейзажа. Стэнли удерживает этот образ в сознании как можно дольше, пока его не вытесняют тревожные мысли (что, если Уэллс покинул этот город? что, если он умер?), и тогда он, раздвигая пальцы, позволяет книге раскрыться, а потом читает первую строку, на какую упадет взгляд, — в надежде, что она даст подсказку. Он понимает, что в этих попытках нет никакой логики — или, скорее, в них присутствует логика самой книги, а не логика реального мира, — но так и должно быть. Собственно, точка соприкосновения книги с реальностью как раз и есть то, что он ищет. Порой он натыкается на строку, четко задающую направление поиска: Я ищу твою маску, Гривано, на карнавале извечном, у самой границы воды. Но гораздо чаще попадается невесть что типа: Вынес Омфалы супруг свой приговор! Ты запятнан поиском тайн нечестиво-оккультных, однако шепчет камыш и по всему свету разносит злую молву о златотворца позоре. А порой случайно выбранный пассаж завладевает его вниманием по причинам, ему самому непонятным: Acqua alta снова! Сапоги Гривано попирают с плеском двойников своих. Только не гляди ты на былых собратьев — нынче на колоннах бестии висят! Сам же, двухголовый, в двух мирах блуждаешь, отвечая взглядом своему подобью — в молчаливом море отраженный лик. Отсюда Стэнли перескакивает сразу на последнюю страницу, к финальным строкам, под которыми стоит дата — 17 февраля 1953 года — и указаны два географических названия: этот город и этот штат. Вот она, зацепка, приведшая его сюда. Когда Стэнли и Клаудио начинают тяготиться чтением, тяготиться друг другом и самими собой, они предпринимают походы в кино. Премьерные кинозалы в Санта-Монике предлагают наилучший выбор красивых душещипательных мелодрам, до которых охоч Клаудио, тогда как Стэнли предпочитает «Фокс» на бульваре Линкольна: до него ближе, билеты вдвое дешевле, и там крутят малобюджетные вестерны или ужастики, которые ему больше по вкусу. Но в сезон дождей «Фокс» — место небезопасное. Стэнли и Клаудио отправляются туда через несколько дней после своего бегства от «псов». Пересекают Эббот-Кинни, Электрик-авеню и далее следуют по 4-й авеню и Вернону, прикрываясь кронами эвкалиптов и гевей, но все равно промокают до нитки к моменту появления впереди неоновой вывески кинотеатра. Дрожь продолжает бить Стэнли и потом, когда они занимают места в зале. Начинается первая часть фильма, и, как всегда, Стэнли требуется несколько минут, чтобы привыкнуть к раздражающему стрекоту проектора и мелкой дрожи кадров на экране. Это ужастик про чудовищ: после извержения вулкана из недр земли выбираются гигантские скорпионы, атакующие Мехико. Стэнли выбрал этот фильм потому, что в нем много мексиканских актеров, возможно, известных Клаудио. Кроме того, ему интересно посмотреть, как эти киношники сделают скорпионов. Обычно Стэнли не хватает терпения высидеть сеанс от начала и до конца, но его завораживают монстры типа Имира в «20 миллионов миль от Земли» или динозавра в «Звере из горной пещеры». Это увлечение началось с «Могучего Джо Янга» — первой картины такого рода, увиденной им в «Лидо» на Фордхэм-роуд. Стэнли тогда было восемь лет; отец оставил его в кинотеатре, а сам отправился на свидание с какой-то девчонкой в том же квартале. Практически сразу он понял, как происходит «оживление» чудовищ: догадался о невидимых руках, меняющих позы фигур в промежутках между кадрами, и тогда же уверился, что нашел некий ключ, маленький секрет, за которым скрываются куда более важные тайны. Суть фокуса заключалась не в фальшивых монстрах-чучелах и даже не в покадровой анимации как таковой; фокус все время был в его собственной голове. В его глазах, которые обманывали сами себя. Фильм стартует по заезженному шаблону — с псевдокинохроники, показывающей вулканическое извержение, — а затем на сцене появляются два главных героя: ироничный американский геолог и его смазливый мексиканский коллега. Постепенно приключения этих бесстрашных и неунывающих людей затягивают Стэнли, — в конце концов, разве он и Клаудио не одного с ними поля ягоды? Два исследователя в далеком краю, полном опасностей, и положиться им не на кого, кроме как друг на друга. Такого рода истории Стэнли готов смотреть чуть ли не до бесконечности: герои знай себе катят на джипе по бездорожью, пробираются сквозь джунгли, преодолевают горные хребты среди потоков лавы под затмевающими солнце облаками пепла. При этом близкое присутствие скорпионов-убийц уже ощущается, и, хотя сами они пока что не возникали в кадре и даже не были упомянуты в разговорах героев, предчувствие чего-то страшного и загадочного уже нависает над всем этим киноландшафтом.