Двадцать второй автобус после краткой остановки у белой раковины «Голливудской чаши» углубляется в засушливую холмистую местность и наконец высаживает их перед входом на территорию «Юниверсал-Сити». Стэнли ожидал увидеть здесь поток машин с покидающими студию после смены рядовыми бойцами шоу-бизнеса, но никакого движения через ворота не происходит. При первом же взгляде на будку охранника он догадывается, что им тут ничего не светит, но все же решает попробовать. — Извините за беспокойство, — говорит Стэнли, приблизившись к охраннику, — я приехал, чтобы повидаться с Эдрианом Уэллсом. Охранник — плосконосый, с резкими морщинами на лице — закрывает роман Германа Вука, используя в качестве закладки вынутый из-за уха карандаш, и смотрит на Стэнли и Клаудио. Взгляд голубых глаз внимателен, но лишен всякого выражения. — Эдриан Уэллс… — повторяет он. — Верно. — Не припоминаю такого, — говорит охранник. — Где находится его офис? — Он здесь монтирует фильм. Он сценарист. И режиссер. Охранник качает головой. — Этот не из наших, — говорит он. — Может, он просто арендует здесь одну из монтажных? — Может, и так. — Что ж, первым делом вам надо выяснить, в каком корпусе он находится, затем он должен позвонить сюда, чтобы я занес вас в список визитеров, и тогда я вас пропущу. До этого момента Стэнли мучительно пытался придумать ответ на ожидаемое: «У вас назначена встреча?», но этот вопрос так и не прозвучал. «По виду человека всегда можно определить, был ли он на войне», — говаривал его отец, не вдаваясь в подробные пояснения. И вот сейчас, глядя на этого человека, Стэнли отчетливо понимает, что он побывал на войне. — Я не хочу доставлять людям лишние хлопоты, — говорит Стэнли. — Если вы просто пропустите меня и моего друга внутрь, мы найдем его сами, я в этом уверен. Страж кривит губы в улыбочке. — А вот я в этом совсем не уверен, — говорит он. — У меня за спиной больше двух сотен акров студийной собственности. И я не хочу разыскивать вас там, когда вы потеряетесь. Стэнли понимающе кивает и смотрит на асфальт у себя под ногами. Волоски, приставшие к воротнику после стрижки, неприятно колют шею. Он вновь поднимает голову. — Послушайте, — говорит он, — я проделал долгий путь, чтобы встретиться с этим человеком. И я не собираюсь вас дурачить. Я знаю, что ваша работа заключается как раз в том, чтобы не пускать внутрь посторонних вроде меня. Но я даю вам слово: если вы нас впустите, мы не создадим вам никаких проблем. О’кей? Эта речь не производит впечатления на охранника. — В любом случае этот ваш человек должен скоро уже закруглиться с работой, — говорит он. — Может, вам стоит его дождаться и потом побеседовать где-нибудь на стороне, пропустить по стаканчику… — Он еще раз оглядывает Стэнли и Клаудио. — Или по молочному коктейлю. — Спасибо за то, что уделили нам время, — говорит Стэнли, и они идут прочь от будки. В нескольких сотнях ярдов на юг вдоль Голливудской трассы начинается подъем на западный склон Кауэнги. Преодолевая его, они проходят через эвкалиптовую рощу и попадают в сонно-безлюдный поселок с узкими улицами и далеко отстоящими друг от друга домами. Ближе к концу подъема, на заросшей лужайке перед одним из домов, валяются пачки газет за три последних дня. Стэнли сворачивает на выложенную плитняком дорожку и открывает деревянные ворота. На заднем дворе полно изжеванных теннисных мячиков и кучек засохшего собачьего дерма, но никаких собак не видно. В ограде есть лаз — две раздвинутые доски с клочками черной шерсти на щербинах, — которым пользуется Стэнли, тогда как Клаудио берет препятствие прыжком. Немного погодя, продравшись через густую высокую траву, они оказываются на краю клиновидного утеса над пересохшим ручьем. С этой позиции открывается вид на заходящее за горы солнце, на реку Лос-Анджелес в бетонном русле и на обширный комплекс строений «Юниверсала» прямо под ними. Из зарослей сумаха шумно взмывают синицы и, перекликаясь, уносятся вниз по склону. Ласточки стремительно рассекают воздух и возвращаются в свои гнезда на откосах вдоль трассы. Вдали, среди полыни и вечнозеленых дубков, можно разглядеть проволочную ограду, которая бледной полосой тянется примерно на четверть мили к северо-востоку, а потом загибается и исчезает из виду. Осматривая улочки между студийными павильонами и офисными зданиями, Стэнли не замечает там никакого движения. Какое-то время они сидят на утесе и жуют вялые прошлогодние яблоки, а когда до них добирается тень от гор, бросают огрызки в сухое русло и начинают спуск. Следующие полчаса они проводят в кустах перед оградой, сквозь сетку наблюдая за территорией студии. Небо становится темно-синим, на улочках загораются фонари, но не видно никаких признаков жизни; лишь однажды по дальнему зданию проскальзывает свет фар. Пора действовать. Стэнли и Клаудио снимают свои куртки, и Стэнли вставляет их одну в другую, просовывая рукава Клаудио внутрь своих. При этом из карманов сыпется песок, попавший туда во время их ночевок на пляже, побуждая его на секунду задуматься о множестве посещенных им мест и огромности расстояний, которые ему довелось преодолеть. Затем он вручает куртки Клаудио и, примерившись, с разбега бросается на один из столбов ограждения. В последний момент Клаудио подхватывает ногу Стэнли и толкает его вверх. Удар выворачивает из рыхлого грунта бетонную чушку в основании столба, и тот клонится назад вместе с повисшим на нем Стэнли. А тот уже зацепился за верхнюю перекладину, над которой натянуты четыре ряда колючей проволоки. Клаудио подает ему куртки, Стэнли накрывает ими колючку и переваливается на ту сторону. Поднявшись с земли после неловкого падения и отряхивая с себя пыль, он обнаруживает Клаудио уже здесь, на внутренней стороне ограды, — тот подпрыгивает, дюйм за дюймом стягивая их одежду с проволоки. Они минуют импозантный фасад здания суда (само здание за фасадом отсутствует) и обходят ложе искусственного озера, вода из которого спущена, а береговые скаты облеплены черной ряской. Ветерок, дующий с перевала Кауэнга, шевелит кроны деревьев, просеивая сквозь листву свет немногочисленных фонарей. Двигаясь в западном направлении, они обнаруживают все новые бутафорские постройки, включая соломенные хижины среди пальм, замызганный горняцкий поселок и типичную мексиканскую деревушку. Тут и там разбросанные окурки и корявые граффити дают понять, что они далеко не первые незваные гости, перебравшиеся через ограду. В отдалении возникают и плывут в их сторону лучи фар; они замирают у стены, пережидая их неторопливое двойное касание. Постоянно слышится глухой шум — то ли падающей воды, то ли каких-то невидимых механизмов, то ли просто ветра, понять невозможно. Они ускоряют шаг, продираются через живую изгородь и видят новые декорации, на сей раз более изощренные: корпус огромного паровоза, зубчатые стены средневекового замка, отрезок старомодно-экстравагантной улицы. — Это, случайно, не Париж? — спрашивает Стэнли, шагая по булыжной мостовой. — Как по-твоему? — Да, — говорит Клаудио, озираясь. — Это Европа. Должно быть, Париж. — А ты бывал в Париже? — Никогда. — Тогда с чего ты взял, что это Париж? Здесь нет Эйфелевой башни и всего прочего, что там есть у них. Клаудио глядит мимо него. — Ты первый упомянул Париж, — говорит он. — Я только повторил за тобой. — Может, мы считаем это Парижем только потому, что он похож на тот Париж, каким его показывают в фильмах? А что, если настоящий Париж не имеет ничего общего с киношным? Может, настоящий Париж больше похож на Китай. Откуда нам знать? Впереди появляется круглый фонтан, украшенный четырьмя крылатыми львами; его высохшая чаша заполнена шарами перекати-поля, занесенными из ближайшего псевдогородка Дикого Запада. Ветер слабеет и меняет направление, принося запах гари, от которого у Стэнли щиплет в носу. — Да тут вообще запустение, — говорит он. — А здесь никто и не жил. Это все ненастоящее. — Сам понимаю, не такой уж я тупой. Я хотел сказать, что все эти штуковины давно никто не использует. Похоже, лавочка закрылась. Клаудио заметно нервничает. — Теперь съемки чаще проходят на натуре, — говорит он. — Так оно правдоподобнее… Ты чувствуешь, пахнет горелым? Повернув за угол, они натыкаются на гору обугленного гипсокартона и покореженных ферм: декорации городского квартала, недавно уничтоженные пожаром. Мостовая и сточные канавы покрыты толстым слоем сажи и пепла, которые с шорохом струятся по их лодыжкам при порывах ветра. Смрад такой, что становится трудно дышать. Стэнли осматривает уцелевшие сооружения по соседству, дабы понять, что здесь находилось — то есть подразумевалось — прежде. Видит фасады универмагов и театров, нижние этажи небоскребов в гранитной облицовке. Это Нью-Йорк. Они спешат удалиться от пожарища. Следующий квартал состоит из солидных особняков с черными балюстрадами и решетчатыми окнами, а вдоль тротуаров выстроились изогнутые крючком фонари. Бруклин как под копирку. И хотя в действительности здесь нет ничего общего с городом, в котором он вырос, Стэнли знает, что на киноэкране он принял бы это за реальный Нью-Йорк, ничуточки не усомнившись. Он вспоминает ранее виденные фильмы с изображением хорошо знакомых улиц. Некоторые из них вполне могли быть сняты в этих самых декорациях. Сейчас, уже задним числом, он вспоминает, что подобные сцены всякий раз казались ему какими-то неестественными, но до сей минуты и в голову не приходило, что даже дома и улицы там могли быть подделкой. И он чувствует себя одураченным. — Стэнли! — слышится громкий шепот Клаудио, который призывно машет из закутка между стеной и крыльцом, куда сам он успел забиться. Однако уже поздно: на Стэнли падает свет фар. Машина по инерции продолжает разворот, и лучи уходят в сторону, оставляя его в темноте, но тут же раздается визг тормозов. Стэнли и Клаудио пускаются наутек, сворачивают за угол, перебегают улицу и прячутся в кустах рядом с муляжом новоанглийской церквушки. С того места, где они только что стояли, доносится хлопок автомобильной двери, потом еще один. — Тебя засекли? — спрашивает Клаудио. — Ясное дело. — И что теперь? Стэнли не отвечает. Отсюда недалеко до проволочной ограды, но на ее преодоление может не хватить времени. Кроме того, ограда в этом месте вплотную подходит к реке, и спрыгивать с нее придется на забетонированный береговой откос, что в темноте чревато травмами. Но и бежать вглубь незнакомой студийной территории рискованно: они могут очутиться в тупике, где их возьмут тепленькими. А путь, которым они сюда пришли, теперь перекрыт. Два белых луча обшаривают фасады особняков на только что покинутой ими улице. Очень яркие лучи — должно быть, от прожекторных фонарей с мощными аккумуляторами. Эти студийные охранники передвигаются в манере копов — сохраняя между собой дистанцию и не направляя свет друг на друга, — и Стэнли понимает, что сбить их со следа будет непросто. У стража ворот он пистолета не заметил, но насчет этих двоих можно не сомневаться: они идут сквозь темноту решительно, как люди со стволами. — Надо делать ноги, — шепчет Клаудио. — Они нас найдут. — Сиди тихо, и все обойдется. — Нет смысла сидеть здесь. И нам не найти надежного укрытия. Они тут знают каждый закоулок. — Если сейчас побежим, станем для них мишенями. Они только этого и ждут: спугнуть нас, чтобы потом подстрелить. Я проделал такой путь не затем, чтобы схлопотать пулю от этих клоунов. — Послушай, Стэнли, твоего Уэллса здесь нет. Здесь вообще никого нет, кроме охраны. Нам незачем тут оставаться. Охранники уже подошли достаточно близко, чтобы можно было разглядеть их лица: красивые, спокойные, уверенные. У каждого в правой руке револьвер, судя по виду — стандартный полицейский «кольт» 38-го калибра. Скорее всего, это копы, которые по ночам, в свободное от службы время, подрабатывают в охране. Такие без колебаний спустят курок. Стэнли прикидывает варианты: что, если Клаудио отвлечет одного из них, и тогда можно будет увести за собой второго, а потом внезапно напасть на него и завладеть оружием. Скажем, добраться до кучи обломков, которую они проходили ранее, а уж там наверняка найдется что-нибудь увесистое, типа куска арматуры, которым можно проломить череп. — Я к ним выйду, — говорит Клаудио. — Что? — Я сейчас к ним выйду. А когда они меня задержат и уведут, ты выберешься тем же путем через ограду. Встретимся на трассе, у автобусной остановки. Стэнли перестает следить за перемещениями фонарей и поворачивается к приятелю. — Ты вконец уже сбрендил? — шипит он. — Что значит «ты к ним выйдешь»? И что ты будешь делать? Клаудио продолжает смотреть на охранников, переводя взгляд с одного на другого; Стэнли ощущает на своем плече его твердую и теплую ладонь. — Я с ними поговорю. Стэнли тяжело вздыхает. — Если они сдадут тебя в участок, тебе крышка, — говорит он. — В лучшем случае тебя вышлют обратно в Мексику. Ты этого хочешь? — Они не сдадут меня в участок. — Да? А с чего ты так решил, умник? — Я буду плакать и всячески извиняться. Это не проблема. — Он ухмыляется, глядя на Стэнли. — И потом, я выгляжу как приличный американский юноша. Стэнли открывает рот, чтобы возразить, но Клаудио уже поднимается и выходит из кустов.