Часть 8 из 10 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Удивительный сон!» — подумал Арсений. Он вспомнил, что прошлым утром его ноги оказались вымазанными в земле, будто он ходил босиком. Ужасное известие о смерти Анны потрясло его, и все иное отошло на задний план, и только теперь удивительный сон заставил его вспомнить об этом и задуматься!
Похоже, в ту ночь он, словно лунатик, выбрался из комнаты через окно — ведь дверь была закрыта. Арсений осмотрел подоконник в поисках следов, но тот был девственно чист. Но разве могло быть иначе? Ведь горничная каждое утро убирает в комнате, и грязные следы она, конечно же, смыла дочиста. Но не летал же он, в самом-то деле!
Арсений, мучаясь сомнениями, вышел из дворца и направился к северному флигелю, под окна своей комнаты. Там он заметил четкие отпечатки босых ног, смятую траву газона. Судя по направлению следов, он шел к главной аллее. Отчетливо были видны и следы, оставленные им при возвращении. Ему вспомнилась недавно прочитанная книга под названием «Лунный камень»[13], где персонаж романа, Фрэнклин, под воздействием принятого им опиума и навязчивых мыслей о том, что бесценный алмаз могут похитить, в состоянии сомнамбулы сам забирает драгоценный камень из тайника и потом об этом не помнит. Может, и он под воздействием большой дозы алкоголя, шокированный подслушанным разговором Александра и Анны, покинул свою комнату ночью? Какие навязчивые мысли владели им и что он сделал?
Арсений вспомнил о своем плане помешать встрече влюбленных и похолодел. Ведь у него были намерения перехватить Анну по пути к беседке, и разве есть для этого лучшее место, чем перед плотиной? И Платон рассказал, что, когда вместе с приятелем укладывал Арсения спать, он намеревался куда-то бежать! Он напряг память, но всплывали лишь обрывочные воспоминания о темном лесе, деревьях, и больше — ничего.
Арсения бросило в холодный пот, его начало трясти. Ведь это могло означать… Он даже боялся об этом подумать!
— Нет, нет! Я не мог быть тем ужасным убийцей! Написанное в романах — это всего лишь выдумки авторов и не имеет ничего общего с реальностью! — пробормотал он.
Оставшееся до похорон время Арсений провел, пытаясь отогнать ужасные мысли, терзая себя подозрениями.
К Георгиевской церкви Арсений пришел задолго до полудня, но там уже было людно. Прослышав о происшедшем ужасном событии, сюда прибыли жители даже отдаленных деревень. Это жестокое убийство у всех породило страх: а что, если таинственный убийца не остановится на одной жертве? И кто он? Арест художника Акулова не унял этих страхов, ведь убийцей мог быть и не он.
У входа в церковь стоял вчерашний черный катафалк с неподвижно застывшим на козлах, подобно статуе, огромным чернобородым кучером в черной ливрее и цилиндре.
Внутри церкви Арсений сразу отыскал взглядом гроб, установленный на специальной подставке, ногами к алтарю. Возле него в траурных одеждах стояла вся семья Ступачевских. Дмитрий Петрович, обычно энергичный и громогласный, сейчас имел бледный, изможденный вид, он заметно постарел и как будто усох. Произошла метаморфоза и с Зинаидой Ивановной — ее красота поблекла, она не отнимала платка от глаз, из которых беспрерывно текли слезы. К ней прижималась глубоко опечаленная Лизонька, и только сейчас Арсений заметил, как сестры похожи.
Арсений подошел к ним, поцеловал руку Зинаиде Ивановне, произнес обычные слова соболезнования. Он хотел еще сказать, как ему была дорога Аня, но незнакомый грузный господин бесцеремонно отодвинул его плечом, чтобы выразить свои соболезнования. Арсений отошел и встал рядом с бледным Платоном. Вскоре к ним присоединился возбужденный Артем Лисицын.
— Позапрошлой ночью хотел я поучаствовать в бальзамировании тела Аннушки, я ведь медик — так не дали, сволочи! Секрет, говорят! Я что, не знаю, как это делается?
Арсения от его слов стало подташнивать, а Платон больно наступил на ногу словоохотливому медику, прервав его откровения.
Церковь была слишком мала, чтобы вместить всех пришедших проститься с покойной, поэтому внутрь были допущены только помещики и дворяне из соседних сел и Ични, домочадцы и гости Тарновского.
Дальнейшее Арсений воспринимал, словно во сне. Удушала духота из-за множества людей и тяжелого запаха стеариновых свечей. Арсений не сводил взгляда с гроба, даже когда священник в белых одеяниях стал читать начальные молитвы.
Анна лежала в гробу, украшенном множеством цветов, в белоснежном подвенечном платье, с бумажным венчиком на челе с изображением Иисуса Христа, Богоматери и Иоанна Предтечи. У нее было безмятежное выражение лица человека, отрешившегося от всего мирского.
Неожиданно Анна открыла глаза, весело улыбнулась ему. Арсений задрожал от ужаса, отпрянул назад, наступив на ногу Платону, стоявшему позади него, и тот ойкнул от боли. Когда Арсений снова посмотрел на Анну, у нее уже опять были закрыты глаза. Арсений огляделся — увидел ли кто-нибудь еще то, что видел он? Его окружали лишь скорбные лица, и ни тени удивления на них он не заметил.
— Что с тобой? — послышался встревоженный шепот Платона.
— Ты видел? — также шепотом ответил Арсений.
— Что?
— Аня открыла глаза и улыбнулась.
— Не сходи с ума — Аня мертва!
— Но я видел, как она открыла глаза!
— Молчи, еще услышит кто-нибудь… По поверьям убиенный открывает глаза, когда рядом с ним оказывается убийца.
Эти слова огненным прутом обожгли сердце Арсения, он стал задыхаться и зашатался, чувствуя, что теряет сознание. Платон едва успел его поддержать. Наконец Арсений пришел в себя.
— Не пялься на гроб — смотри на алтарь, как положено. На тебя уже обращают внимание,? — поучал шепотом приятеля Платон, но Арсений его не слышал, в голове у него было пусто, а в груди жгло, болело. Звонкие жалобные голоса певчих, песнопения, проникновенный голос священника Никодима брали за душу, и внезапно Арсений ощутил солоноватый привкус на губах — он плакал!
Священник время от времени делал обход гроба, покачивая дымящимся кадилом с ладаном. Этот запах пробуждал воспоминания детства, поскольку напоминал аромат пудры, которой пользовалась маменька. Время летело незаметно, и священник перешел к заключительной прощальной молитве.
Под пение «Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему, благодаряще Бога…» находящиеся в церкви стали по очереди прощаться с Анной. Лисицын, идущий впереди Арсения, наклонился, готовясь поцеловать венчик на лбу Ани, и вдруг его губы искривились в ехидной улыбке. Это длилось мгновение, и Арсений так и не понял, на самом деле он видел это или ему снова показалось. Да и подошел его черед проститься с Аней.
Подойдя к гробу, Арсений увидел, что спокойная красота Ани создана искусными мастерами похоронного дела, вызванными из Борзны. Кое-где грим от жары потек, и там виднелась серая ноздреватая кожа, совсем не похожая на Анину при жизни. Сквозь румяна проступала синева, а две зеленые мухи назойливо кружили над лицом покойной, норовя присесть на не целованные им губы любимой. Арсений взмахнул рукой, отгоняя их.
Последними прощались с Аней члены семейства Ступачевских. Обойдя гроб и попросив у нее прощения, они прикладывались к иконке на груди усопшей и венчику на лбу.
Арсения била дрожь, когда из церкви стали выносить гроб. Его мозг сверлила одна нестерпимая мысль — что Аню он больше никогда не увидит!
За катафалком последовала кавалькада всевозможных экипажей. Вместе с Арсением в коляске ехали Артем и Платон, их экипаж оказался в середине процессии. Несколько километров в объезд до села Ступаковка показались Арсению бесконечными, с ним пытались заговорить его приятели, но он молчал, словно не слышал их. Он не воспринимал ничего, кроме того, что Ани больше нет!
Арсений очнулся только на кладбище, когда священник перекрестил покрытое саваном тело Анны и посыпал его землей со словами:
— Господня земля и исполнение ее, вселенная и все живущие на ней…[14]
Затем священник прочитал разрешительную молитву, освобождая Анну от обременявших ее грехов и отпуская в загробную жизнь примиренной с Богом и ближними.
После этого гроб закрыли крышкой, прибили ее гвоздями — удары острой болью отдавались в сердце Арсения. Когда гроб опустили на дно ямы, ему стало казаться, что Ани в нем нет — она жива и чудесным образом избежала участи быть погребенной. По крышке гроба забарабанили комья земли, и вскоре над могилой вырос холмик, который венчал деревянный крест с именем покойной.
Поминальный обед Ступачевские организовали в своем доме, накрыв столы прямо во дворе. Выбираясь из коляски, Арсений не представлял себе, как сможет находиться здесь, где все напоминало ему об Анне, и постарался ускользнуть от приятелей. В Качановку он отправился пешком.
Ему предстояло идти по той же дороге, по которой шла последний раз в своей жизни Анна. Арсений внимательно смотрел по сторонам в надежде найти возможную зацепку, должную подсказать, что произошло той ночью и кто настоящий убийца. Что преступление совершил Александр, Арсений не очень верил с самого начала, несмотря на то, что найденная в его комнате шаль прямо указывала на него. Теперь возникшие подозрения относительно самого себя не давали ему покоя, хотя он гнал их прочь. «Не мог я такое сотворить с Аней! Не мог!»
Поэтому сейчас он пытался понять, что в ту ночь произошло с Аней, как действовал неизвестный убийца.
«На Аню напали, когда она уже перешла дамбу, и затащили под арочный мостик. Недалеко находится будка сторожа, и тот вполне мог услышать крики Ани. А может, услышал и решил не вмешиваться? Ведь до будки сторожа от арочного мостика и ста метров не будет, а тихой ночью любой звук далеко разносится. Неужели полицейские об этом не подумали?»
Сторожа он нашел недалеко от будки. Спустившись к Большому пруду, тот удил рыбу возле камышей. Это был неказистый мужичок неприметной внешности, не считая того, что был кривой на один глаз. Арсений слышал, что выбили ему глаз в пьяной драке. Он со сторожем много раз встречался, когда переходил дамбу. Здороваясь, тот обязательно снимал шапку, мял ее в руках и надевал, лишь когда Арсений удалялся на десяток шагов.
Сторож ничего не видел вокруг.
Его внимание было приковано к самодельному поплавку, сделанному из винной пробки и гусиного пера; поплавок то и дело скрывался под водой, на крючок попалась рыба. Сторож умело ее выуживал.
— Много наловил? — спросил Арсений, стоя за спиной.
Его неожиданное появление испугало сторожа. Удочка из орешника дернулась, дав леске слабину, и огромный карась, наглотавшийся воздуха и покорно приближавшийся к берегу, окунулся с головой в воду и, резко рванувшись, сошел с крючка. Однако сторож трясся не из-за того, что упустил рыбину, а потому, что его застали за этим занятием.
— Ей-богу, только закинул удочку! Знал, что все господа уехали на похороны, вот бес и попутал,? — заблеял сторож, испуганно глядя на Арсения.
— Ночью, когда убили барышню, что ты делал? Барышня кричала, когда на нее напали,? — не мог ты не слышать ее криков!
— Не спал я, был тут, на месте, я уже об этом господину следователю говорил. Криков не слышал — видимо, злодей напал на барышню сзади и придушил ее, чтобы она и не пикнула,? — и сторож показал на своей шее, каким образом это сделал убийца.
— Уж не ты ли совершил это злодеяние, раз знаешь, как душить надо? — Арсений грозно подступил к мужичку.
Тот еще больше затрясся от страха, выронил удочку.
— Никак вы собственное расследование проводите, господин Бессмертный? — донесся сверху, с дамбы, язвительный голос. Оглянувшись, Арсений увидел письмоводителя.? — Что, не доверяете нам?
— Вот подумал: уж не сторож ли этот злодей? Ничего, говорит, не слышал, а знает, как душить.
— Да кто не знает, как курицу, перед тем как голову ей свернуть, за шею взять, чтобы не дергалась? А чем человек от птицы отличается? — заговорил приободрившийся с появлением помощника следователя сторож.
— Допрашивали мы вчера Ефима — вины его в этом нет. След убийца оставил, босиком он был, и ступни его значительно больше, чем у сторожа. Для нас задачка — зачем бы ему без обуви на преступление идти?
— Может, не убийцы это след?
— Возможно. Поднимайтесь — американский суд Линча у нас не приветствуется.
Арсений поднялся на дамбу, подошел к письмоводителю. Тот сразу поинтересовался, искоса взглянув, хитро при этом прищурившись:
— Что вы тут делаете? Почему не на похоронах?
— Похоронили уже Анну, а на поминальный обед я решил не оставаться.
— Почему же?
— Желание у меня такое! — резко ответил Арсений. Письмоводитель-крючкотворец его раздражал. По статусу ему положено вести протоколы допросов и прочие документы составлять, так что он совал нос не в свое дело.? — Хочу побыть в одиночестве. Не возражаете?
— Упаси господи! Идите, переживайте, сколько вам будет угодно, не смею задерживать!
— Честь имею! — бросил на прощанье Арсений.
Когда он отошел на пару шагов, письмоводитель его окликнул:
— Господин Бессмертный!
Арсений недовольно оглянулся.
— Может, искали вы чего? Обронили что-нибудь? — Письмоводитель улыбался, а его взгляд словно просвечивал Арсения.
— Ничего я не терял!
— Это я так, к слову пришлось. Идите с Богом!
Разговор с письмоводителем не понравился Арсению. «Скользкий тип! Он подозревает меня? Да как он смеет!»