И душу вкладывать в свои фильмы. А не подсчитывать, сколько тебе за них заплатят. Матильда давно заметила, а сейчас и сестре шепнула. У актеров в старых фильмах живые глаза. Искренние, настоящие, в которых отражаются все эмоции. Они живут в своей роли. У актеров в современных фильмах таких глаз нет. Они плачут, кричат, они… играют. И этим словом все сказано. Они отлично играют там. Но не живут. А игра – это все же суррогат. Много ее не съешь, надоест. Достаточно рано девушки попрощались, пожелали хозяину дома спокойной ночи и отправились в постель. Внимательного взгляда Давида Малена не заметила. Господин Асатиани не подозревал неладного – мало ли кто сова, а кто жаворонок. Просто сам факт столкновения с его матерью… как-то незаметно он понял, что Малена – девушка незаурядная. Только пока не знал, что делать с этим пониманием. Аланея, Аллодия Улица Могильщиков полностью соответствовала своему названию, разве что похорон не хватало. А вечером она была особенно хороша. Мрачная, темная, с тенями от деревьев, которые придавали сейчас мостовой и домам совершенно демонический вид. Поневоле мороз побежит по коже даже у более храброго человека. Найджел не без трепета коснулся дверной ручки. Дверь отворилась с гадким скрипом, и его высочество шагнул внутрь. Тот же коридор, та же паутина, тот же гадкий сквознячок, вызывающий безотчетную дрожь, скрип половиц под ногами и та же ведьма в конце пути. – Лэ Стиорта… – Ваше высочество. Глаза ведьмы были особенно черными, а в ушах у нее покачивались сережки в виде серебряных пауков. Найджела аж передернуло от этого сочетания, но мужчина нашел в себе силы высказать претензии: – Твое снадобье не действует. На губах ведьмы появилась вовсе уж запредельная улыбка. – Нет? Что ж, я дам тебе другое. – Другое? – Десяти дней хватит. Подливай по три капли каждый день… Лэ накрыла ладонями шар. Под ее руками он вспыхнул в несколько раз сильнее, а когда потух, на столе перед ведьмой стоял маленький пузырек с зельем. Найджел поежился. – Ты… – Можешь не оставлять мне денег. ЕМУ деньги не нужны. Голос проникал в каждую клеточку тела Найджела, обволакивал сладковатым липким безумием, завораживал… чтобы стряхнуть наваждение, принц схватил со стола яд, дернулся… что отдать взамен? Если деньги не нужны… она сказала, что деньги не нужны… Стащил с пальца один из перстней, даже не поглядев – который, развернулся и вышел вон. Только дверь хлопнула. Лэ рассмеялась. Уже не инфернальным, а вполне человеческим смехом. – Идиот… какой же идиот. Дверь хлопнула второй раз. – Уехал, – доложил Вереш. – Ласти, что теперь? – Скажу господину, что его поручение выполнено. – И? Ластара поглядела рассеянным взглядом. Действительно, что – и? Все… – Знаешь, Вешик, мне будет этого не хватать. Этого дома, этой улицы, наших с тобой проделок… – На что ты рассчитываешь? – не сдержался Вереш. – Что он на тебе женится? Взгляд черных глаз заледенел. – У тебя есть сомнения? – Нет у меня сомнений, – огрызнулся Вереш. – Знаешь, что с тобой сделают? Да пришибут в темном углу, идиотка! И уже договаривая эти слова, он понимал – ошибка, ошибка… Ласти никогда не простит, и не поймет, и… – Спасибо, что обо мне заботишься… Вешик. Голос Ластары был ледяным. И глаза, и выражение лица. Как-то сразу стало ясно, что нет – не достучаться. Не докричаться, не услышат просто. Стена. Вереш провел руками по лицу. Потом подошел к окну и решительно раздвинул шторы. В комнату хлынул неяркий вечерний свет. – Пиши. – Что? – Все пиши, дура. Где вы познакомились, как начали спать вместе, как он тебя втянул в заговор… Такого Ластара не ожидала. Растерялась, даже головой помотала. И треснул ледяной барьер, отделивший ее от друга. Мысленно она уже была там, в особняке аристократа, хозяйкой… и вдруг – такая неожиданность? Но зачем? – Ты с ума сошел? Что за бред? Вереш Трипс рассмеялся неприятным хрипловатым смехом. – Я? Ласти, ты ловишь луну в луже, но ты потонешь! Пойми, ты – опасный свидетель. А женятся такие только на своих, на аристократках. – Я ничем не хуже. – У них есть то, чего никогда не будет у тебя. Деньги. Титул. Земли. Связи. Власть… еще добавить? Ластара скривила губы. Все же Вереш знал ее с детства и знал, за какие ниточки потянуть. – Вешик, ты специально? Трипс покачал головой: – Нет, Ласти. И я тебе здоровьем матери клянусь – если ты выйдешь за этого ублюдка замуж, я верну тебе листки. Ластара прищурилась. Такими словами Вешик не бросался. – Если? – А если нет, я хотя бы смогу отомстить за тебя. Пиши, Ласти. Пиши… – А если я… Вереш смотрел решительно. – А если ты меня не послушаешь – я тебе нос сломаю. Как ты думаешь, любовник оценит? Угроза была нешуточной. Вереш мог так и поступить, а как она покажется любимому в таком виде? Да и потом… Нельзя сказать, что он убедил Ластару, влюбленная женщина вообще не поддается доводам рассудка. Но что-то дошло и до затуманенного блестящими перспективами мозга. И Ластара послушно взяла перо и пергамент. Вереш выдохнул. Ну, хоть так. Он постарается вытащить Ласти из любой тюрьмы, он все для нее сделает, но если у него в руках будет хоть какой-то рычаг воздействия, ему будет намного легче жить. Исписанный лист отправился в конверт. Туда же полетели два кольца – принца и возлюбленного, и Ластара с улыбкой вручила его Верешу. – И только попробуй открыть раньше времени. Или не вернуть. – Ох, Ласти. Хоть бы все обошлось. Женщина смягчилась. Ясно же, любовник за нее переживает. Друг, любовник, только вот не любимый, увы. Ни разу не любимый. – Все будет хорошо, Вешик. Обещаю тебе. Все со мной будет хорошо. И вдруг передернулась, словно кто-то внезапно толкнул ее. Такой неприятный сквознячок пробежал по коже… брр.