— Вы к кому? — К вашему начальнику, уважаемая. Охота командировку пометить. Он здеся? — Нет, его здесь нет. Он на совещании в министерстве. Дедушка вытащил коробочку и проглотил пилюльку. Посмотрел на дверь кабинета, и она в минуту прояснилась. Стало видно, что за столом сидит крепкий дядька лет шестидесяти и что-то пишет. — Уважаемая, — сказал дедушка, — вы сообщили, что его нет. A он здеся находится. — Понимаете, относительно кабинета и стола он здесь. А относительно посетителей его нет. Он на совещании в министерстве. — Почему? — Чтобы ему не мешали работать. Ему надо решить, что делать с карандашной фабрикой. Видите, как коптит небо. Всем нам жить мешает. И вам тоже, дедушка. Константин Михайлович посмотрел в окно. Труба дымила. — Так что никому не говорите, что его видели. А вы, наверное фокусник, иллюзионист? — Относительно вас я — фокусник, — согласился дедушка. — А вообще-то относительно космосу — деревенские мы. Аккурат сельские. Он раскланялся и вышел. Глава четырнадцатая Серёжа Залогуев ломает голову (При помощи инженера карцева) Серёжа Залогуев всё удивлялся на империалистов — как далеко ушли! У него от одной маленькой батарейки пять часов работал микропаяльник, а батарейка и не думала садиться. (То есть ослабевать…) — Ну что, дорогой мой человечек? Скоро полетим, милый ты мой Загогулин? — говорил инженер Карцев. — Из генерального штаба всё звонят. Спрашивают. И действительно, всё время раздавались звонки. Один важнее другого. — Слушаю, товарищ генерал. Так точно, товарищ генерал. Ещё не обедали. Всё трудимся. Колбасы купил, товарищ генерал. Любительской триста грамм и сыра. А вы мне на картошку денег не давали, товарищ гвардии генерал. Это пусть маршал покупает… А я тут при чём? Если вам маршал по вечерам не является, вы ему на работу в генштаб жалобу накатайте. А то и просто мокрой тряпкой его, товарищ генерал, пару раз, огрейте. Это дисциплинирует. — Ну как, починим? — спрашивал он после разговора у Залогуева. — Раз из генерального штаба спрашивают, — отвечал Залогуев, — значит, починим. Я пока не понимаю, как она устроена. Я только чувствую, что это хорошая вещь. И всё присоединяю, как было. Он паял. Младший Карцев приводил в порядок справки про металлолом. И время шло. Когда работаешь, время незаметно летит и ничего не помнишь. Час прошёл, ещё час… Ещё сколько-то времени, не помню сколько. Ещё чего-то прошло. За окном высунулись и обратно засунулись звёзды, и тут Серёжа Залогуев сказал: — Всё готово. Будем пробовать. Он взял щётку, как берут деревянного коня, нажал выключатель и немедленно перекувырнулся в воздухе. Потом рванулся вверх и выскочил из пиджака. И носило его, и метало по комнате не хуже, чем тётю Пашу в своё время. — Стой! — кричал тов. Карцев. — Стой, чёртов Залогуев! Я сейчас тебе руки-ноги пообломаю, дорогой мой человечек! — Не могу! Не умею останавливать! — кричал в ответ Залогуев. — Не надо было включать! — вопил Григорий Борисович, бегая за ним. — Куда?! Куда?! — завопил он во весь голос, когда увидел, что Серёжа нацеливается вылететь в окно. — В генеральный штаб! Работу показать! — Я тебе покажу показать! Какой такой штаб?! Не дам! — Он ухватил Серёжу Залогуева за пролетающую штанину. — Назад! Но получилось не назад, а вперёд. Неведомая страшная сила подхватила его, вытащила в окошко вместе с Серёжей и понесла над крышами города… Глава пятнадцатая Куда девался тов. Бетономешалкин и откуда взялся тов. Батономахалкин Пластмассовый дедушка отошёл от справочного бюро, держа в руках бумажку с адресом тов. Бетономешалкина: ПРОЛЕТАРСКИЙ РАЙОН, УЛ. ИМЕНИ ОБРАБАТЫВАНИЯ МЕТАЛЛОВ, ДОМ 1100, КОРП. 1200, KB. 1350. Константин Михайлович сел в такси и отправился на эту улицу. Найдя среди всех домов дом 1100, а среди всех корпусов корпус 1200, он позвонил, в квартиру 1350. Дверь открыл глазастый упитанный мужчина. — Здравствуйте, уважаемый. Мне охота увидеть товарища Бетономешалкина. Он кефир испытывает. Глазастый мужчина сказал: — Это я. Он открыл дверь, стоя на четвереньках. Так он и стоял, чуть-чуть приподнявшись. На нём верхом сидела девочка. В руках он держал тряпку. Очевидно, он протирал пол. Работал телевизор. Что-то патриотическое играл приёмник. Что-то народное лилось из проигрывателя. Из квартиры так и плеснуло теплом и уютом. Нет, не зря всё-таки любили товарища Бетономешалкина. Очень он был родной и обаятельный. — Мы живём по соседству, — сказал дедушка. — Я из космоса. Давайте знакомиться. — А почему вы ко мне пришли? — Как же. Вы ведь, к примеру, лучший человек города. — С чего вы это взяли? — С Доски почёта. — Вы всё перепутали, — возразил Бетономешалкин. — На этой Доске почёта меня нет. — Как так нет? — А так как нет. Проходите в квартиру. Он провел дедушку в дом. — Куда мне одежину повесить? — спросил дедушка. — Никуда. Вы ненадолго. Он вывел дедушку на балкон в кухне и снял большой бинокль с гвоздика. — Смотрите. Космический делегат взял бинокль и провёл по панораме города, пока бинокль не уперся в доску Почёта. Волосы на голове пластмассового дедушки стали дыбом. Вместе весёлого, глазастого Бетономешалкина на доске висел мрачный дядя с усами, выходящими за рамки. С бородой. И фамилия у него была другая — Батономахалкин. И работал он уже не на кефирном, а на кофейном заводе. Ничего себе! Константин Михайлович растерялся, раскланялся и ушёл. — Ну что? — спросил товарищ Бетономешалкин у дочки Катерины. — Правильно мы сделали, что всё перерисовали? Теперь нам никто замечаний делать не станет — Папа, — сказала верховая девочка, — вот ты — лучший человек в городе, а по ночам по клумбам ходишь и к портретам усы подрисовываешь и бороды, и фамилии исправляешь.