Монтальбано уже собирался выйти, как зазвонил телефон. – Алло? – И вообще, ты не держишь слово! Это была Ливия, которую, судя по всему, так и распирало высказаться. – Я?! – Да, ты! – Когда это, интересно, я его не сдержал? – Ты мне клялся, что летом в Вигате убийств не бывает. – Ну что ты такое говоришь? «Клялся»! Я всего лишь сказал, что летом, в жару, если кто и замышляет убийство, то предпочтет потерпеть до осени. – Как же тогда вышло, что Гвидо и Лаура очутились в одной постели с жертвой преступления в самый разгар августа? – Ливия, не передергивай! «В одной постели»! – Ну практически. – Послушай меня внимательно. Это убийство случилось в октябре шесть лет назад. В октябре, ты поняла? Что означает, кроме всего прочего, что моя теория не так уж и беспочвенна. – Как бы там ни было, из-за тебя… – Из-за меня?! Если бы этот проныра Бруно не пытался переплюнуть Гудини… – Это еще кто? – Знаменитый фокусник. Если бы Бруно не закопался под землю, никто бы и не заметил, что на нижнем этаже есть труп, и твои друзья могли бы и дальше спать сном младенца. – Твой цинизм омерзителен. – И бросила трубку. Когда Монтальбано вернулся в отделение, было уже почти шесть. Он приехал бы и раньше, но стоило ему выйти за дверь, как на него обрушился такой лютый зной, что он тут же ретировался. Разделся, наполнил ванну холодной водой и полежал в ней часок. – Синьор комиссар! Синьор комиссар! Нашел! Обстановил личность! Катарелла весь напыжился, локти чуть оттопырены, пальцы веером – осталось хвост распустить, и выйдет павлин. – Пойдем в кабинет. Катарелла последовал за ним с листом бумаги в руке и таким торжествующим видом, что, казалось, он вышагивал под триумфальный марш из «Аиды». 8 Монтальбано взглянул на распечатанную Катареллой карточку. МОРРЕАЛЕ Катерина, она же Рина, дочь Морреале Джузеппе и Дибетты Франчески, место и дата рождения: Вигата, 03.07.1983, проживает по адресу: Вигата, виа Вома, 42, пропала 12 октября 1999 года, заявление подано отцом 13 октября 1999 года. Рост: 1,75. Волосы: светлые. Глаза: голубые. Телосложение: изящное. Особые приметы: небольшой шрам от удаления аппендицита и варус большого пальца правой ноги. ПРИМЕЧАНИЕ: сведения поступили из отделения полиции города Фьякки. Монтальбано отложил карточку, обхватил голову руками. Зарезана, как какая-то овца, как бессловесная скотина. Теперь, когда он увидел ее фото, в нем вдруг невесть откуда поселилась твердая уверенность, что доктор Паскуано был одновременно прав и неправ. Прав, когда рассказывал, как ее убили, но неправ относительно мотивов. Паскуано предполагал шантаж, но с Риной Морреале и ее ясным, безмятежным взглядом слово «шантаж» никак не вязалось. И будь она даже согласна заняться любовью с тем, кто потом ее убил, разве могла она по доброй воле полезть за ним под землю, на нижний этаж, куда вел узкий и ненадежный лаз? К тому же там внутри была, небось, тьма-тьмущая. Или убийца прихватил с собой и фонарик? Неужели не нашлось места получше? Не могли они, что ли, заняться этим в машине? Пиццо – место тихое, никто бы их не потревожил. Нет, очевидно, что убийца силком затащил Рину Морреале в место, которое станет затем ее могилой. Катарелла пристроился рядом и тоже рассматривал фотографию девушки. До этого он, наверное, толком на нее и не взглянул. – Какая ж красотуля была! – прошептал он растроганно. Фотография полностью отвечала данным и являла взгляду девушку неописуемой красоты, с шеей, достойной кисти Боттичелли. Стало быть, можно дальше не искать – осталось только известить близких, чтобы кто-нибудь приехал в Монтелузу на опознание. Сердце у Монтальбано сжалось. – Какая красотуля была! – повторил еле слышно Катарелла. Комиссар поднял глаза и увидел, как тот, отвернувшись, вытирает глаза рукавом пиджака. Лучше поскорее сменить тему. – Фацио вернулся? – Это да. – Не позовешь? Вошел Фацио – тоже с бумажкой в руке. – Катарелла сказал, что личность девушки установили. Можно взглянуть? Монтальбано протянул ему листок, Фацио просмотрел его и вернул. – Бедняжка.