– Нет. Когда употребляющие МДПВ становятся каннибалами, они находятся в состоянии психоза, они не в состоянии мыслить рационально или планировать; полиция берет их с поличным, и они даже не пытаются спрятаться. Для типичного вампириста жажда крови тоже является сильным движущим фактором, и мысли о том, как скрыться, не стоят у него на первом месте. Но в нашем случае вампирист, он или она, так хорошо планирует, что даже не оставляет за собой следов, если верить «ВГ». – Она? – Я… э-э… просто хотел быть политкорректным. Вампирист, как правило, мужчина, по крайней мере в тех случаях, которые сопряжены с нападением и насилием, как в нашем случае. Вампиристки-женщины чаще довольствуются автовампиризмом, ищут близких по духу, с кем можно обмениваться кровью, добывают кровь с боен или болтаются поблизости от банков крови. Кстати, у меня была одна пациентка в Литве, которая живьем поедала канареек своей матери… Впервые за вечер зрители дружно ахнули, а кто-то засмеялся, но тут же оборвал смех. – Мы с коллегами сначала полагали, что речь идет о так называемой species dysphoria, то есть пациентка думает, что она рождена представителем не того вида и на самом деле она – кошка. Но потом мы поняли, что перед нами случай вампиризма. К сожалению, журнал «Психология сегодня» с нами не согласился, так что, если вы захотите прочитать статью об этом случае, надо отправиться на сайт Hallstein.Psykolog.com. – Старший инспектор Братт, можем ли мы с уверенностью утверждать, что перед нами серийный убийца? Катрина подумала пару секунд перед тем, как ответить: – Нет. – Но «ВГ» пишет, что Харри Холе, небезызвестный эксперт по серийным убийствам, тоже работает над делом. Разве это не означает… – Бывает, что мы консультируемся с пожарными, даже когда в деле нет пожара. Единственным, кто засмеялся, был Смит: – Отличный ответ! Психиатры и психологи умерли бы с голоду, если бы к ним обращались только нездоровые пациенты. Ответом на эту шутку стал смех, и ведущий программы благодарно улыбнулся Смиту. Катрине пришло в голову, что из них двоих повторно на программу, скорее всего, пригласят Смита. – Серийный убийца перед нами или нет, но как вам кажется, Братт и Смит, вампирист нанесет новый удар? Или будет ждать следующего полнолуния? – Я не буду рассуждать на эту тему, – отрезала Катрина и увидела во взгляде ведущего намек на раздражение. Какого черта, он что, ждал, что она будет участвовать в его таблоидных играх? – Я тоже не стану рассуждать, – сказал Халлстейн Смит. – Мне и не надо, потому что я знаю ответ. Парафил – так мы не совсем точно называем человека с сексуальными извращениями, – который не лечится, редко останавливается по собственной воле. А вампирист – никогда. Кроме того, мне кажется, что совпадение последней попытки убийства с полнолунием порадовало СМИ больше, чем вампириста, но это чистая случайность. Казалось, ведущего программы совершенно не задела колкость Смита. Он спросил, серьезно нахмурив лоб: – Не хотите ли вы сказать, Смит, что полиция заслуживает критики, поскольку сразу не предупредила общественность о том, что вампирист начал поход, как вы сами сделали на страницах «ВГ»? – Хм… – Смит поморщился и посмотрел наверх, на один из прожекторов. – Это вопрос о том, следует людям знать или нет? Вампиризм, как уже было сказано, находится в темных закоулках психологии, куда еще не проник свет, и мы, несмотря ни на что, не можем требовать, чтобы полиция профессионально разбиралась в любых вещах между небом и землей. Так что нет. Я бы сказал, это не очень удачно, но не заслуживает критики. – Однако теперь полиция знает. Что ей следует предпринять? – Добыть знания о предмете. – И напоследок. Скольких вампиристов вы встречали? Смит надул щеки и выпустил воздух. – Настоящих? – Да. – Двоих. – Как вы сами реагируете на кровь? – Мне плохо от ее вида. – И все же вы ведете исследования и пишете о ней. Смит криво улыбнулся: – Может быть, именно поэтому. Все мы немного сумасшедшие. – И вы тоже, старший инспектор Братт? Катрина вздрогнула, на мгновение забыв, что она не смотрит телевизор, а находится в телевизоре. – Что – я? – Немного сумасшедшая? Катрина попыталась найти ответ. Остроумный и гениальный, как советовал Харри. Она знала, что придумает что-нибудь, когда будет ложиться спать сегодня вечером. И хотелось бы, чтобы это произошло поскорее, потому что потребность во сне усиливалась по мере того, как сокращалось производство адреналина от волнения перед этим выступлением. – Я… – начала она, сдалась и отделалась коротким: – Кто знает? – Достаточно сумасшедшая, чтобы повстречаться с вампиристом? Не с убийцей, как в этом трагическом случае, но с тем, кто немного покусает вас? Катрина догадывалась, что это шутка, возможно, намек на ее кожаный костюмчик в стиле садомазо. – Немного? – повторила она, приподняв узкую, подведенную черным бровь. – Да, почему бы и нет? И, даже не стараясь, она на этот раз тоже вызвала смех аудитории. – Удачи в охоте, Братт. Последнее слово вам, Смит. Вы так и не ответили на вопрос, как найти вампириста. Есть ли у вас совет для Братт? – Вампиризм – это настолько экстремальная парафилия, что она часто сопутствует другим психиатрическим диагнозам. Поэтому я призываю всех психологов и психиатров помочь полиции, проверив списки своих пациентов и подумав, есть ли у них пациенты, подходящие под критерии клинического вампира. Мне кажется, мы все согласимся с тем, что в данном случае врачебная тайна может быть нарушена. – И на этом наш «Воскресный журнал»… Экран телевизора позади барной стойки погас. – Жуткие вещи, – сказал Мехмет. – Но ваша коллега была хороша. – Мм… Здесь всегда так малолюдно? – Да нет. – Мехмет оглядел помещение и прокашлялся. – Или да. – Мне это нравится. – Правда? Вы не притронулись к пиву. Смотрите, оно уже совсем мертвое. – Хорошо, – ответил полицейский. – Могу дать вам кое-что более живое. – Мехмет кивнул в сторону вымпела «Галатасарая». Катрина быстро шла по лабиринтам пустых коридоров телецентра, как вдруг услышала у себя за спиной тяжелые шаги и сопение. Она полуобернулась, не останавливаясь. Оказалось, это Халлстейн Смит. Катрина поняла, что он либо сознательно развил технику бега, настолько же неординарную, как и его исследования, либо на удивление кривоног. – Братт! – прокричал Смит. Катрина остановилась и подождала его. – Во-первых, я должен попросить у вас прощения, – сказал Смит, стоя перед ней и тяжело дыша. – За что? – За то, что я слишком много говорил. Внимание всегда приводит меня в радостное возбуждение, моя жена все время мне это говорит. Но что еще важнее, тот фоторобот… – Да? – Я не мог сказать этого там, в прямом эфире, но, возможно, он был моим пациентом. – Валентин Йертсен? Смит покачал головой: – Я не уверен, прошло уже года два, и если это он, то у нас была всего пара сеансов терапии в офисе, который я снимал в городе. Сходство даже не слишком явное, но я думал только об одном этом пациенте, когда вы упомянули о пластических операциях. Потому что я помню шрамы от стежков у него под подбородком. – Он был вампиристом? – Откуда я знаю? Он об этом ничего не говорил, иначе я бы, конечно, включил его в свои исследования. – Может быть, он пришел именно к вам из любопытства, зная, что вы исследуете его… как это называется? – Парафилия. Совершенно не исключаю. Я, как уже говорил, совершенно уверен, что мы имеем дело с умным вампиристом, знающим о собственном заболевании. В любом случае теперь особенно горько осознавать, что весь мой пациентский архив похищен.