– Вообще-то, я просто хотел удостовериться, что он справляется. Что он не… что он следует правилам игры. – Насколько мне известно, да. – (Лифт затормозил.) – А кстати, о каких правилах игры мы говорим? – Я просто хочу, чтобы ты приглядела за ним, Братт. У Трульса Бернтсена были тяжелые времена. – Вы думаете о травмах, которые он получил во время взрыва? – Я думаю о его жизни, Братт. Он немного… как бы выразиться… – Ущербный? Бельман хмыкнул и кивнул в сторону открывшихся дверей: – Твой этаж, Братт. Пока Катрина Братт шла по коридору в сторону отдела по расследованию убийств, Бельман разглядывал ее хорошо натренированный зад и дал свободу фантазии на те несколько секунд, пока не закрылись двери лифта. А потом его мысли вернулись к проблеме. Которая, естественно, представляла собой не проблему, а возможность. Но тут возникала дилемма. Микаэль получил осторожный и в крайней степени неофициальный запрос из канцелярии премьер-министра. Совершенно очевидно, что в правительстве грядут перестановки и на кону, помимо прочих, стоит пост министра юстиции. У него спрашивали, что́ он – чисто гипотетически – ответил бы, если бы ему предложили этот пост. Вначале он был ошеломлен. Но после раздумий на эту тему понял, что их выбор логичен. В должности начальника полиции Бельман не только нес ответственность за разоблачение теперь всемирно известного Убийцы полицейских, но и сам лишился глаза в пылу борьбы и в определенном смысле стал звездой национального и международного масштаба. Имеющий юридическое образование и умеющий хорошо говорить сорокалетний начальник полиции, который уже с успехом защищает столицу от убийств, наркотиков и преступности, – разве не настало время дать ему более серьезное задание? И разве так уж плохо, что он хорошо выглядит, разве это привлечет меньше женщин в его партию? И Бельман ответил, что – чисто гипотетически – он бы согласился. Он вышел из лифта на седьмом, последнем этаже и прошел мимо череды портретов бывших начальников полиции. Но до тех пор пока они не определятся, он должен позаботиться о том, чтобы не подмочить свою репутацию. Чтобы Трульс не вляпался в то, что может бросить тень на него, Бельмана. Он содрогнулся при мысли о газетных заголовках: «Начальник полиции покрывает коррумпированного полицейского, своего друга». Явившись к нему в кабинет, Трульс положил ноги на стол и прямо сказал, что, если его вышвырнут из полиции, он, по крайней мере, утешится тем, что вместе с ним в пропасть полетит такой же замаранный начальник полиции. Поэтому решение удовлетворить пожелание Трульса работать в отделе по расследованию убийств далось Бельману легко. Особенно потому, что, как сейчас подтвердила Братт, на него не будут возлагать ответственных поручений и он не сможет снова во что-нибудь вляпаться. – В кабинете сидит ваша красавица-жена, – сказала Лена, когда Микаэль Бельман вошел в свою приемную. Лене было хорошо за шестьдесят, и, когда четыре года назад Бельман вступил в должность, первым делом она попросила не называть ее ассистентом, как написано в обновленной должностной инструкции. Потому что она, Лена, была и будет секретарем приемной. Улла сидела на диване у окна. Лена права, у него красивая жена. Она была гибкой и изящной, и трое родов не смогли этого изменить. Но что еще важнее, она обеспечивала ему тыл, понимая, что его карьере необходимы забота, поддержка, свобода. И что тот или иной необдуманный поступок в личной жизни объясним, если учесть, что человек живет в постоянном стрессе, вызванном сложной работой. Была в ней какая-то неиспорченность, почти наивность, из-за которой все ее мысли и эмоции можно было прочитать у нее на лице. И сейчас он прочитал отчаяние. Поначалу Бельман подумал, уж не случилось ли чего с детьми, и уже собирался задать ей вопрос, как вдруг заметил тень злости. И он понял, что она что-то обнаружила. Опять. Проклятье. – Ты такая серьезная, моя дорогая, – произнес он спокойно и направился к платяному шкафу, расстегивая мундир. – Это касается детей? Улла отрицательно покачала головой. Бельман вздохнул с преувеличенным облегчением: – Не то чтобы я не рад тебя видеть, но всегда вздрагиваю, если ты являешься без предупреждения. Он повесил мундир в шкаф и сел в кресло напротив нее. – Итак? – Ты снова с ней встречался, – сказала Улла. Он услышал, что она обдумывала, как произнесет эту фразу. И что планировала не расплакаться. Но слезы уже стояли в ее голубых глазах. Бельман отрицательно покачал головой. – Не отпирайся, – произнесла она глухим голосом. – Я проверила твой телефон. Ты звонил ей три раза только на этой неделе, Микаэль. Ты обещал… – Улла… – Он потянулся через стол и взял ее за руку, но она высвободилась. – Я разговаривал с ней, потому что мне был нужен совет. Исабелла Скёйен сейчас работает советником по вопросам коммуникации в компании, которая специализируется на политическом лоббировании. Она знает политические дебри, она сама была в них. И она знает меня. – Знает? – Лицо Уллы исказила гримаса. – Если я… если мы собираемся сделать это, мне надо воспользоваться любыми преимуществами, чтобы быть на голову впереди тех, кто хочет получить эту должность. Правительство, Улла. Нет ничего выше этого. – Даже семья? – Она шмыгнула носом. – Ты прекрасно знаешь, что я никогда не предам нашу семью… – Никогда не предашь? – закричала Улла со всхлипыванием. – Да ты уже… – …и я надеюсь, что ты тоже не собираешься делать это, Улла. Во всяком случае, из-за беспочвенной ревности к женщине, с которой я обсуждаю по телефону чисто карьерные вопросы. – Эта тетка всего лишь недолгое время была местным политиком, Микаэль. Что она может рассказать тебе? – Помимо прочего – чего не следует делать, если хочешь продержаться в политике. Именно этот опыт они купили, взяв ее на работу. Например, человек не должен предавать собственные идеалы. Своих близких. Свои обязанности и свою ответственность. А если человек совершает ошибку, ему следует извиниться и попытаться в следующий раз сделать все правильно. Человек может ошибаться. Но не может предавать. И я этого не сделаю, Улла. – Он снова взял ее за руку, и на этот раз она не успела ее отдернуть. – Я понимаю, что после случившегося у меня нет права просить о многом, но, если я хочу справиться, мне нужны твое доверие и поддержка. Ты должна быть уверена во мне. – Как я смогу… – Иди сюда. Бельман поднялся, не выпуская из руки ее ладонь, увлек ее за собой к окну и повернул лицом к городу. Он встал позади нее и положил руки ей на плечи. Поскольку Полицейское управление располагалось на вершине холма, они видели половину Осло, купающегося внизу под ними в солнечном свете. – Хочешь ли ты быть со мной, чтобы что-то изменить, Улла? Хочешь ли ты помочь мне создать более безопасное будущее для наших детей? Для соседских детей, для этого города. Для нашей страны. Он почувствовал по ней, что его слова возымели действие. Господи, да они и на него самого подействовали, прямо скажем, он растрогался. Хотя слова эти были более или менее точно позаимствованы из заметок, которые он делал для прессы. С того момента, как его спросят, не хочет ли он занять пост министра юстиции, и он согласится, и до того, как телевидение, радио и газеты начнут обрывать его телефон, чтобы получить комментарий, пройдет совсем немного времени. После пресс-конференции Трульс Бернтсен вместе с Виллером вышел в атриум, и тут его остановила невысокая женщина. – Мона До, «ВГ». Я видела вас раньше… – Она повернулась к спутнику Трульса. – А вы, наверное, новичок в отделе убийств? – Точно, – улыбнулся Виллер. Трульс оглядел Мону До с ног до головы. В общем-то, у нее было милое лицо. Широкое, немного саамское, может быть. Но он никак не мог понять, что у нее за фигура. Красочные широкие облачения, которые она носила, делали ее больше похожей на оперного критика старой школы, чем на матерого криминального репортера. Хотя ей не могло быть больше тридцати пяти, Трульсу казалось, что она была всегда – сильная, настойчивая и широкая. Свалить Мону До с ног было нелегко. Кроме того, от нее пахло мужчиной. По слухам, она пользовалась лосьоном после бритья «Олд-спайс». – Не много же вы нам рассказали на пресс-конференции. – Мона До улыбнулась. Так улыбаются журналисты, когда хотят что-то получить. Но в данной ситуации казалось, что она охотится не только за информацией. Взгляд ее был прикован к Виллеру. – У нас больше ничего и нет, – сказал Виллер, улыбаясь ей в ответ. – Я процитирую вас, – небрежно произнесла Мона До, делая заметки. – Имя? – Процитируете что? – Что у полиции на самом деле нет ничего, кроме того, что Хаген и Братт выложили на пресс-конференции. Трульс заметил, как в глазах Виллера мгновенно вспыхнула паника. – Нет-нет, я не это имел в виду… я… Не пишите ничего, пожалуйста. Продолжая писать, Мона ответила: – Я представилась журналистом, и всем должно быть понятно, что я нахожусь здесь в связи со своей работой. Виллер посмотрел на Трульса в поисках помощи, но Трульс ничего не сказал. Сейчас мальчишка не казался таким крутым, как в тот момент, когда он очаровывал тех девушек, нет. Виллер прокашлялся и попытался перевести свой высокий голос в более низкий регистр: – Я не разрешаю вам использовать эту цитату. – Понимаю, – ответила До. – Тогда это я тоже процитирую. То, как полиция пытается цензурировать прессу. – Я… нет, это… Румянец залил щеки Виллера, и Трульс еле сдержался, чтобы не расхохотаться. – Расслабься, я просто подшучиваю над тобой, – сказала Мона До. Какое-то мгновение Андерс Виллер пристально смотрел на нее, а потом выдохнул с облегчением. – Добро пожаловать в игру. Мы играем жестко, но честно. И если можем, мы помогаем друг другу. Правда ведь, Бернтсен? Трульс прохрюкал в ответ то, что они могли истолковать как хотели. До полистала свой блокнот: – Не буду повторять вопрос о том, есть ли у вас подозреваемый, – он для ваших начальников, но позвольте спросить вас об общем ходе расследования. – Давайте, – согласился Виллер и улыбнулся, снова почувствовав себя на коне. – Правда ли, что при расследовании подобных преступлений следствие всегда рассматривает бывших возлюбленных или любовников в качестве подозреваемых? Андерс Виллер хотел было ответить, но Трульс предостерегающе положил руку ему на плечо: