– Не то чтобы я не рад тебя видеть, но всегда вздрагиваю, если ты являешься без предупреждения. Он повесил мундир в шкаф и сел в кресло напротив нее. – Итак? – Ты снова с ней встречался, – сказала Улла. Он услышал, что она обдумывала, как произнесет эту фразу. И что планировала не расплакаться. Но слезы уже стояли в ее голубых глазах. Бельман отрицательно покачал головой. – Не отпирайся, – произнесла она глухим голосом. – Я проверила твой телефон. Ты звонил ей три раза только на этой неделе, Микаэль. Ты обещал… – Улла… – Он потянулся через стол и взял ее за руку, но она высвободилась. – Я разговаривал с ней, потому что мне был нужен совет. Исабелла Скёйен сейчас работает советником по вопросам коммуникации в компании, которая специализируется на политическом лоббировании. Она знает политические дебри, она сама была в них. И она знает меня. – Знает? – Лицо Уллы исказила гримаса. – Если я… если мы собираемся сделать это, мне надо воспользоваться любыми преимуществами, чтобы быть на голову впереди тех, кто хочет получить эту должность. Правительство, Улла. Нет ничего выше этого. – Даже семья? – Она шмыгнула носом. – Ты прекрасно знаешь, что я никогда не предам нашу семью… – Никогда не предашь? – закричала Улла со всхлипыванием. – Да ты уже… – …и я надеюсь, что ты тоже не собираешься делать это, Улла. Во всяком случае, из-за беспочвенной ревности к женщине, с которой я обсуждаю по телефону чисто карьерные вопросы. – Эта тетка всего лишь недолгое время была местным политиком, Микаэль. Что она может рассказать тебе? – Помимо прочего – чего не следует делать, если хочешь продержаться в политике. Именно этот опыт они купили, взяв ее на работу. Например, человек не должен предавать собственные идеалы. Своих близких. Свои обязанности и свою ответственность. А если человек совершает ошибку, ему следует извиниться и попытаться в следующий раз сделать все правильно. Человек может ошибаться. Но не может предавать. И я этого не сделаю, Улла. – Он снова взял ее за руку, и на этот раз она не успела ее отдернуть. – Я понимаю, что после случившегося у меня нет права просить о многом, но, если я хочу справиться, мне нужны твое доверие и поддержка. Ты должна быть уверена во мне. – Как я смогу… – Иди сюда. Бельман поднялся, не выпуская из руки ее ладонь, увлек ее за собой к окну и повернул лицом к городу. Он встал позади нее и положил руки ей на плечи. Поскольку Полицейское управление располагалось на вершине холма, они видели половину Осло, купающегося внизу под ними в солнечном свете. – Хочешь ли ты быть со мной, чтобы что-то изменить, Улла? Хочешь ли ты помочь мне создать более безопасное будущее для наших детей? Для соседских детей, для этого города. Для нашей страны. Он почувствовал по ней, что его слова возымели действие. Господи, да они и на него самого подействовали, прямо скажем, он растрогался. Хотя слова эти были более или менее точно позаимствованы из заметок, которые он делал для прессы. С того момента, как его спросят, не хочет ли он занять пост министра юстиции, и он согласится, и до того, как телевидение, радио и газеты начнут обрывать его телефон, чтобы получить комментарий, пройдет совсем немного времени. После пресс-конференции Трульс Бернтсен вместе с Виллером вышел в атриум, и тут его остановила невысокая женщина. – Мона До, «ВГ». Я видела вас раньше… – Она повернулась к спутнику Трульса. – А вы, наверное, новичок в отделе убийств? – Точно, – улыбнулся Виллер. Трульс оглядел Мону До с ног до головы. В общем-то, у нее было милое лицо. Широкое, немного саамское, может быть. Но он никак не мог понять, что у нее за фигура. Красочные широкие облачения, которые она носила, делали ее больше похожей на оперного критика старой школы, чем на матерого криминального репортера. Хотя ей не могло быть больше тридцати пяти, Трульсу казалось, что она была всегда – сильная, настойчивая и широкая. Свалить Мону До с ног было нелегко. Кроме того, от нее пахло мужчиной. По слухам, она пользовалась лосьоном после бритья «Олд-спайс». – Не много же вы нам рассказали на пресс-конференции. – Мона До улыбнулась. Так улыбаются журналисты, когда хотят что-то получить. Но в данной ситуации казалось, что она охотится не только за информацией. Взгляд ее был прикован к Виллеру. – У нас больше ничего и нет, – сказал Виллер, улыбаясь ей в ответ. – Я процитирую вас, – небрежно произнесла Мона До, делая заметки. – Имя? – Процитируете что? – Что у полиции на самом деле нет ничего, кроме того, что Хаген и Братт выложили на пресс-конференции. Трульс заметил, как в глазах Виллера мгновенно вспыхнула паника. – Нет-нет, я не это имел в виду… я… Не пишите ничего, пожалуйста. Продолжая писать, Мона ответила: – Я представилась журналистом, и всем должно быть понятно, что я нахожусь здесь в связи со своей работой. Виллер посмотрел на Трульса в поисках помощи, но Трульс ничего не сказал. Сейчас мальчишка не казался таким крутым, как в тот момент, когда он очаровывал тех девушек, нет. Виллер прокашлялся и попытался перевести свой высокий голос в более низкий регистр: – Я не разрешаю вам использовать эту цитату. – Понимаю, – ответила До. – Тогда это я тоже процитирую. То, как полиция пытается цензурировать прессу. – Я… нет, это… Румянец залил щеки Виллера, и Трульс еле сдержался, чтобы не расхохотаться. – Расслабься, я просто подшучиваю над тобой, – сказала Мона До. Какое-то мгновение Андерс Виллер пристально смотрел на нее, а потом выдохнул с облегчением. – Добро пожаловать в игру. Мы играем жестко, но честно. И если можем, мы помогаем друг другу. Правда ведь, Бернтсен? Трульс прохрюкал в ответ то, что они могли истолковать как хотели. До полистала свой блокнот: – Не буду повторять вопрос о том, есть ли у вас подозреваемый, – он для ваших начальников, но позвольте спросить вас об общем ходе расследования. – Давайте, – согласился Виллер и улыбнулся, снова почувствовав себя на коне. – Правда ли, что при расследовании подобных преступлений следствие всегда рассматривает бывших возлюбленных или любовников в качестве подозреваемых? Андерс Виллер хотел было ответить, но Трульс предостерегающе положил руку ему на плечо: – Я уже вижу вашу статью, До: «Руководители следствия не хотят информировать о наличии подозреваемых, но источник в полиции сообщил „ВГ“, что следствие будет проверять бывших возлюбленных и любовников жертвы». – Ого, – произнесла Мона До, не прекращая делать пометки. – Не знала, что вы такой проницательный, Бернтсен. – А я не знал, что вы знаете мое имя. – О, понимаете ли, каждый полицейский обладает репутацией. А отдел убийств не настолько велик, чтобы я не успевала следить за происходящим. Но я ничего не знаю о тебе, новичок. Андерс Виллер невыразительно улыбнулся. – Вижу, ты решил держать язык за зубами, но скажи хотя бы, как тебя зовут. – Андерс Виллер. – А вот информация обо мне. – Она протянула визитку ему и, помедлив мгновение, Трульсу. – Как я уже говорила, у нас есть традиция помогать друг другу. А мы хорошо платим за хорошую информацию. – Ну, наверное, полицейским-то вы не платите? – произнес Виллер, запихивая ее визитку в карман джинсов. – Почему бы и нет? – сказала Мона До, скользнув взглядом по Трульсу. – Информация есть информация. Так что, если что-нибудь вспомните, звоните. Или забегайте в спортивный клуб «Гейн», я бываю там с девяти вечера и допоздна почти каждый день. И можем вместе попотеть… – Она улыбнулась Виллеру. – Предпочитаю потеть на воздухе, – ответил Виллер. Мона До кивнула: – Бегаешь с собакой. Я думаю, ты собачник. Мне это нравится. – Почему? – У меня аллергия на котов. Ладно, мальчики, в духе взаимопомощи обещаю позвонить, если я обнаружу что-нибудь, что, по моему мнению, сможет вам помочь. – Спасибо, – сказал Трульс. – Но тогда мне нужен номер, по которому я могу позвонить, – заметила Мона До, не отводя взгляда от Виллера. – Да, конечно, – ответил он. – Записываю.