– Не твое дело, – огрызаюсь я, подныриваю под его руку и оказываюсь на свободе. – Видишь ли, теперь мое, – с видимым сожалением заявляет Омельчин. – Ты теперь мое дело, Елизавета. Отец попросил доставить тебя домой. Так что будь хорошей взрослой девочкой, собери вещи, и я отвезу тебя в аэропорт. – У тебя проблемы со слухом? Даже удивительно, что получается спросить спокойно, потому что в груди словно разожгли костер из злости и раздражения. Потому что это не смешно. Совсем. – Скажи отчиму, что не нашел меня. Москва большая. – Но я тебя нашел. Он прищуривается и складывает руки на груди, отчего рубашка сильнее натягивается на широких плечах, а я понимаю, что в моем личном пространстве сейчас слишком много Омельчина. – И что дальше? Потащишь за волосы? – Интересная у тебя фантазия, взрослая девочка, но я предпочитаю «таскать» женщин за волосы в другом контексте. – И пока мои щеки не начали гореть от нарисованной сводным братцем картинки, добавляет: – А с тобой мы можем просто договориться. Вид у Ника настолько непрошибаемый, что сразу видно: он не просто привык договариваться. Он привык договариваться на максимально выгодных ему условиях. Его насмешливый взгляд будто говорит: «У всех есть цена, так просто назови свою». Тем приятнее его разочаровывать. Но я не тороплюсь с ответом, делаю вид, что раздумываю и прикусываю нижнюю губу, чтобы сразу не послать его на три буквы. – И что же ты можешь мне дать? – Чего ты хочешь? Я подаюсь вперед, едва не касаясь грудью его груди и смахиваю с мужского плеча невидимую пылинку. Хотя спорю на последние трусы, на таких, как он, даже пыль не садится! – Тебя, – с придыханием шепчу я, поднимая на него невинный взгляд, – хочу тебя на всю ночь. Темно-серые глаза распахиваются так широко, что я только сейчас замечаю графитовый ободок на радужке. Едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. 1:0 в мою пользу! – Нет? – быстро интересуюсь я, пока он не пришел в себя и удерживаюсь от шпильки: – Или на всю ночь тебя не хватит? Возраст и все такое. Тогда нам говорить не о чем. Мой план прост: быстро открыть двери и так же быстро прошмыгнуть в Катькину квартиру. Но эффект неожиданности проходит раньше, чем я воплощаю план в жизнь. Успеваю только повернуться к нему спиной, как Никита толкает меня вперед. Дверь захлопывается с легким щелчком, а я оказываюсь зажатой между ней и Омельчиным. – Во-первых, взрослая девочка, я старше тебя лишь на десять лет, – напоминает он. – И то, на что я способен в постели, не идет ни в какое сравнение с теми сопляками, с которыми, судя по всему, имела дело ты. – Это мечты? – интересуюсь я и пытаюсь вывернуться, но добиваюсь лишь того, что меня теснее прижимают к себе. – Констатация факта. Иначе бы ты сто раз подумала, прежде чем дразнить мужчину. От его слов по спине бегут мурашки. – Во-вторых, не лезь в игры, правила которых не знаешь. Взрослые игры. Потому что проиграешь наверняка. – Отпусти меня. – Уже передумала? Отодвинуть Ника никак не получается, и повернуть голову тоже. С ужасом понимаю, что наваждение, от которого я страдала несколько лет, никуда не делось. И вместо того, чтобы вырываться, мне хочется… дразнить его. Снова и снова. Податься назад и потереться о пах ягодицами, чтобы… Чтобы – что? Черт, о чем я вообще думаю?! Я дергаюсь, стараясь вывернуться из захвата, но Никита неожиданно первым отпускает меня и делает шаг назад. – Ты для меня староват, – замечаю я. Вид у Омельчина более чем скептический. Я бы сказала, скучающий. Зато у меня сейчас будто жидкий огонь бежит по венам. Ладно, 1:1. – У тебя осталось три минуты, чтобы собраться, Елизавета. Самолет ждать не будет. И я тоже. – Так не жди, – замечаю я. – Я все равно никуда не полечу. Можешь передать Александру Федоровичу, что я к ним не вернусь. По крайней мере, сейчас. Никита припечатывает меня суровым взглядом и направляется к лифту. Но уже ударив по кнопке, заявляет: – Если я сейчас уйду, можешь на меня не рассчитывать. – Даже не собиралась, – отвечаю. – Ты еще ни разу не вел себя как тот, на кого можно рассчитывать. Вот теперь в серых глаза вспыхивает ярость, но я, прежде чем он успевает ответить, хлопаю дверью. Это, кажется, 2:1. Но меня по-прежнему трясет. Меня потряхивает, как будто пробежала марафон. Или, скорее, прыгнула со скалы. Скалы под названием «Омельчин». – Не пригласила? – интересуется подруга, прогоняя мой ступор. Она успела помыть посуду и уткнуться в телефон, но при моем появлении на кухне отложила его в сторону. – Вот еще, – мотаю я головой и объясняю: – Хотел вернуть меня в семейное гнездо. – Домой? – Катя выглядит разочарованной. – Я вообще-то подумала, что он за тобой. – В смысле? – Ну то… Что вы вместе. Если есть что-то способное удивить меня больше, чем прижимающий меня к стене Омельчин, то вот это оно. – Нет! Точно нет. Мы же брат и сестра. Вроде как. – Вроде как, ага, – смеется Катька. – У вас разные биологические родители, и вы даже не росли вместе. – Это все равно тянет на извращение. Сексуальное такое извращение. – Да брось, он тебе всегда нравился. – Как брат, – поправляю я. – Он мне нравился как брат. – Ясно, – кивает подруга и снова печатает сообщение, на минуточку теряя ко мне интерес. – Тогда где ты собираешься жить? – Вообще-то, у тебя. Как и договаривались. Катя столько раз звала меня к себе, что я уже сбилась со счета. Родители Емцевой полтора года назад умотали в Испанию, оставив двухкомнатную квартиру в распоряжение дочери. Она постоянно жаловалась, что ей очень скучно, и говорила, как бы было круто, если я поселюсь у нее, хотя бы пока толком не устроюсь и не найду жилье. Но сейчас подруга резко бледнеет и, кажется, забывает о своем виртуальном собеседнике. – То есть как у меня? – переспрашивает она, а я чувствую подкрадывающегося ко мне пушного зверька, песца. Только через букву «и». – Емцева, ты же сама убеждала меня к тебе переехать. Я даже у тебя переспрашивала: прикалываешься или нет. Это что, мне приглючилось? – Нет, – она качает головой. – Просто кое-что изменилось. – Родители возвращаются? – Нет, я уже живу кое с кем. Словно в какой-то мелодраме снова звонит домофон. У меня дергается глаз, хотя умом понимаю, что вряд ли это Омельчин, а вот Катя спешит впустить гостя. Теперь по ее торопливым движениям я понимаю, что она кого-то ждет. Кого-то конкретного, кто вовсе здесь не гость. И мне безумно хочется посмотреть, кто это. Поэтому я иду в прихожую следом за ней. – Да, открываю… Вет, – подруга поворачивается ко мне и принимает самый раскаявшийся вид, на который способна. Но от ее взгляда мне хочется ругаться матом. Потому что вся эта ситуация – тупее не придумаешь! – Ну откуда я могла знать, что ты действительно решишься на переезд? Что в этот раз точно-точно приедешь? – Не могла, – соглашаюсь я, разглядывая входную дверь. – Но ты хотя бы могла сообщить о своих изменившихся обстоятельствах. – Его зовут Толя, и мы давно знакомы, – объясняет Катька. – Тот басист из чата меломанов? – припоминаю я. – Он же в Анапе живет. – Жил.