— Вероничка… Наш поцелуй становится соленым. Мокрым. И губы Артёма уже не кажутся мне обветренными и грубыми. Я проталкиваюсь сильнее. Пытаюсь взять инициативу на себя, но черта с два Громов мне это позволит. Мужчина выдыхает в мой рот, словно пропитывая изнутри собой. Не отрывая губ, склоняется. Берет меня под коленками и поднимает на руки. Обхватываю ногами его поясницу. Беспорядочно трогаю Артёма за лицо, шею, плечи. — На стол? — Где хочешь, Громов. Я растворяюсь. В сильных желанных руках господина Диктатора. Все остальное сейчас безразлично. Мужчина усаживает меня на столешницу, задирает платье. Вновь щупает бедро, скользит выше, захватывает края трусиков. Приподнимаю зад, помогаю Артёму стянуть их с меня. — Сладкая Вероничка, может, все-таки возьмешь в… — Господи, Артём! Вот с Громовым всегда так. Как на острие ножа. Вскрикиваю, когда ощущаю ласки в деликатной зоне. На рефлексах прогибаюсь. Громов надавливает мне между груди, укладывая на холодную столешницу. Обхватывает бедра, подтягивает к самому краю. Крепко сжимаю грани стола по обе стороны. Закрываю глаза. Напрягаюсь, когда слышу шорох одежды. Чувствую, как влажный член упирается в промежность. Я будто вернулась в прошлое. Поверить не могу, что это происходит по-настоящему. Я ощущаю желанное заполнение и первый толчок. — Будь со мной нежен, пожалуйста… — Не вопрос. Для Громова все не вопрос. Артём осторожно вынимает член, опускает голову, плюет на длину, чтобы усилить скольжение. Варварство. Но это явно не тот человек, что побежит в аптеку за смазкой и долго будет колебаться в сомнениях, какую все-таки купить — клубничную или банановую? Тихонько постанываю. Громов закидывает одну мою ногу себе на плечо, целует. Одновременно снова проникает в меня, двигаясь в медленном ритме. Хмурится от напряжения — на лбу вздувается тонкая вена. Он стискивает челюсть и пальцами то сжимает, то снова отпускает мое бедро. — Что-то не так? — Не могу… Хрипит Громов. Скидывает мою ногу с плеча. Опомниться не успеваю, как оказываюсь подхваченной на руки. — Ты хочешь на диване, да? Стараюсь флиртовать, но внутренне содрогаюсь от волнения. Глупостью было надеяться на размеренный секс. Тем более с Громовым. С мужчиной, у которого кровь огнем разбавлена. Он опускает меня на диван, рывком стягивает через голову платье. Отшвыривает в сторону. Расстегивает свою кофту, кидает следом. — Иди ко мне, Фортуна, расслабься. Хорошо будет. Ох. Громов управляет моим телом. Переворачивает. Ставит на четвереньки. Разводит ноги широко. Проводит ладонью между. Вздрагиваю от тугого заполнения, царапаю ногтями кожаную обивку. — Больно? Не больно. А если? Да нет… Бред какой-то. Я дорожу своей жизнью. Здоровьем. Хотя… — Я вообще-то рассчитываю на оргазм, а ты не стараешься! Слово не воробей. Громов тоже не воробей. Я прикусываю язык и жалею, что решилась на провокацию. За моей спиной тишина абсолютная. Артём услышал сказанное и замер. Я закатываю глаза и сотрясаюсь от напора Громова так, что люстра то появляется, то исчезает вспышками. Голову кружит, дышу через раз. Я слышу мокрые, порочные шлепки и рычание. Взбешенное донельзя. Зверю против шерсти подобные слова. Они разжигают в нем порок, граничащий с безумием. И ярость. — Сильнее, Громов, пожалуйста… Мои ноги, бедра, живот перенимают состояние камня. Я даже не ощущаю прикосновений Артёма. По телу растекается приятное тепло. Пик блаженства. — Не нарывайся, а то я сделаю с тобой, что хотел изначально. Он скользит ладонью вдоль моего позвоночника. Чуть надавливает. Замахивается, жгуче шлепает по попе. Вынимает член и, обхватив ладонью, несколько раз проводит от основания к головке. Резко выдыхает. Изливает горячую сперму на мою поясницу. Громов отстраняется, поднимает с пола мое платье. С трудом сдвигаю ноги, усаживаюсь на диван. — Артём! Это уже слишком, что за бескультурье? Зачем вытираешься моей вещью? Ловлю ответочку на свою дерзость — платье, испачканное следами нашей близости. Громов поправляет штаны, надевает кофту. Мы смотрим друг на друга, и кажется, что пространство между нами начинает искрить. Громов никогда бы не вспомнил обо мне, если бы я покорно промолчала тогда. Семь лет назад. И сейчас. Да, мужчина зол, но подстрекательство только разжигает его интерес. Артёму непривычно слышать подобное. Что-то вроде экзотики. Да. Громов делает шаг ко мне, но тут же останавливается — отвлекается на телефонный звонок. Несколько секунд недовольно медитирует на экран смартфона, отвечает. Под нескончаемую брань из уст Диктатора натягиваю на себя платье, чтобы добежать до комнаты. Покидаю мужчину на стадии разговора «Мне похер, пусть хоть в жопе перевозят алмазы через границу в Турцию» и по коридору иду в спальню. Меняю платье на спортивный костюм, дабы не отличаться от остальных. Дочь с Громовым наряжены именно так. Поправляю прическу. Выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице на первый этаж. Наемники эти… сразу отворачиваются. Касым уже получил по морде, а другим не хочется. Поэтому напрямую не пялятся. Они здесь для безопасности — знаю. Но все равно не по себе рядом с ними. Будто тяжкой энергетикой окутывают. Как и каждая деталь в доме. Не спрашиваю разрешения Громова, толкаю железную дверь в прихожей. Переступаю порог. Глубоко вдыхаю свежий воздух, обнимаю себя руками. — Ариша, а ты чего делаешь? Где Замут? — замечаю одинокую доченьку во дворе. — Помер! Непонимающе корчусь, окидываю взглядом территорию. Каменная плитка вместо газона. Внедорожники. Забор и постройки. Дочь вприпрыжку нарезает круги, размахивает шапкой. Быстро шагаю с порога к Арине. — Где помер?! — тревожно ахаю. — Вон там, — указывает на одну из машин. — Я его охраняю! Что происходит? Топаю ботинками по плитке, останавливаюсь возле авто. Дергаю ручку. Заперта. Прикладываю ладони к затемненному окошку, пытаюсь разглядеть салон изнутри. Через пару мгновений стекло опускается, и я вижу недовольную морду Замута. — Чё надо? — Это как понимать? Тебе велели погулять с Аришкой, а ты в машине прохлаждаешься? — Отвали, Вероника Сергеевна, мы играем. Лохматый бородатый чеченец меня терпеть не может с первого появления в жизни Громова. Взаимно. Ябедничать Артёму не буду, но и дочь больше не отпущу с таким надзирателем. Возвращаюсь к Арине. Присаживаюсь возле нее на корточки, поправляю куртку, надеваю шапку. Ей чуть уши не продуло. Нужно решить вопросы со школой дочери. С моей ипотекой. Работой. Громов забрал нас, а о будущем так и не соизволил сказать. Бронированная дверь хлопает, и к нам выходит Громов. Аришка рада видеть своего «друга». Вырывается от меня, бежит к мужчине. — Артём, покружи меня! Прыгает перед Громовым, тянет ручонки. И как приятно наблюдать за ними, когда я забываю, что Артём бандит. Сердце замирает всякий раз и обманчиво кажется, что нет проблем и ничего не угрожает. Словно мы обычная семья, а не ходячие мишени для врагов Громова. — Мама, давай заберем Артёма к себе домой? Он хороший! — Конечно, милая. Эх, Аришка, нет у нас больше дома. И жизни прошлой нет. Громов еще несколько раз играючи подбрасывает дочь, потом опускает на землю. — Фортуна, где Замут? Хмыкаю: — Помер. Глава 12. Громов. Громов. Что говорит эта мелкая женщина? Ростом с овчарку. Красивая женщина. Зараза глазастая. Таких раньше на кострах сжигали. После того как инквизиторы вдоволь надрочатся. Я не историк, но полагаю, что было именно так. Очень интересно наблюдать за Фортуной. За ее отчаянными ебаториями в попытках меня обмануть. Грамотная училка забывает, что мне не семь лет, в отличие от ее приспешников на партах с букварями. — С чего бы вдруг? Выражаясь культурно, скажу, что удивился. Хотя я никогда не отличался изящными манерами, как и все мое окружение. Мы подыхали уже сотню раз и под пулями и от рук маститых ферзей. Они ищут способ расправы, но мы убиваем первыми. Остался один, кто еще не нагнулся. Якутский наследник Айхан. Продуманный и хитрый. Собрал возле себя целую армию янычар, и я никак к нему не подступиться. Шаман. Он будто знает наперед все наши решения. Но это дело времени. Айхан уже перешел запретную грань, когда явился за моей Фортуной. За ее жизнью. Свою отдаст. Голыми руками шею ему сверну. Буду чувствовать, как ломается каждый позвонок. И только потом успокоюсь. Отпускаю дочь к матери, разворачиваюсь, иду к внедорожнику. На полпути вижу, как открывается дверь, и к нам вываливается помятый Замут. Он же Николай, Ибрагим, Самвел. И еще с десяток имен по поддельным паспортам. Я не знаю, как зовут бойца на самом деле, да и сам он забыл. Мы подобрали Замута в лесу полуживым. Еще совсем пацанами были. Двадцатилетними. Бывшая детдомовская шпана под предводительством покойного Давыдова — прошлого владельца алмазной империи и ювелирного бутика как прикрытия. Мы приехали в лес, чтобы закопать одного зажиточного карася, а в бурьяне и ветках нашли избитого Замута. У парня была амнезия. Элементарное — есть, говорить и ходить — он помнил как, а вот личность навсегда стерлась из его головы. Мы приняли Замута к себе, выходили.