– Что это? – он срывается на рык и буквально испепеляет тест на беременность взглядом. Пульс в висках скачет в хаотичном ритме, когда Ерик небрежно бросает коробочку на пол. Пинает с явной злобой ногой, и нечастный прямоугольник летит прямо под диван. Будто с глаз долой. На глаза наворачиваются жгучие слезы, ведь не такой я ждала реакции. Физически больно становится, но пытаюсь убеждать себя, что еще ничего страшного не произошло. Эрик просто… шокирован. – Я дам тебе всего один шанс сказать правду. От кого ты залетела? – режет словами по живому. – От тебя, – шепчу и не понимаю, что на него нашло. Эрик смеется, но мне не нравится его смех. А улыбка на лице кажется дьявольской. С дрожью в коленках отступаю назад и инстинктивно обнимаю живот, защищаю кроху. Пусть и от собственного отца, но в него будто бес вселился. – Мия, я бесплоден. Суровые слова, как хлесткая пощечина, летят в мою сторону и бьют наотмашь. Вздрагиваю от ледяного тона Эрика, но отрицательно машу головой. Нет, не может быть! Вероятно, здесь какая-то ошибка, о чем и спешу сказать: – Значит, произошла ошиб… – он даже слушать не желает: – Убирайся. Уходи сама, пока я не выставил тебя за дверь. Не верю до конца, но равнодушное выражение лица и злоба в глазах не оставляют сомнений: меня жестоко предали. Эрнест не поверил мне, даже не попытался хотя бы выяснить правду. Казнил собственными руками. И этому трусливому мужчине я раскрыла свою душу? Доверила израненное сердце и ради чего? Чтобы в итоге меня выперли за дверь, как мусор? Что ж, да здравствует жестокая реальность. Три месяца сказки превратились вдруг в пыль. Держусь из последних сил только ради малыша под сердцем. – Я уйду, – говорю, а у самой внутри бушует дикий зверь, кромсает когтями внутренности на части, – но предательство никогда не прощу. Глава 17 Сдерживаю слезы и ухожу с гордо поднятой головой. Забираю лишь свою старую курточку. Единственную вещь Ромы, которую рискнула оставить. Любимую и дорогую сердцу. Все остальные шмотки, подаренные Эриком, игнорирую. Больше мне из чужой квартиры не нужно ничего. Тут же оставляю и связку ключей. Зачем они мне теперь? Меня подло вычеркнули из жизни! Хочу громко хлопнуть дверью напоследок, показать, насколько я зла на одного упрямого мужика. Но тогда проснется Ярик. Поэтому тихонько захлопываю за собой и убираюсь прочь. Иду в кромешной тьме и глотаю горькие слезы, но все еще, как дурочка, надеюсь на Эрика. Хоть и больно от его колючих слов, но жду, что он выбежит следом. Остановит. Обнимет. Успокоит. Скажет, что погорячился. Я бы поняла и приняла. Может, пообижалась бы немного ради упрямства, но простила. В итоге, отчаянно рыдая, оказываюсь у себя в квартире. Осознание пустоты и одиночества обрушиваются в тот же миг снежным шаром на голову. Накрывают меня с головой и уносят прямиком в истерику. Рыдания сотрясают тело, ведь боль в груди не утихает. Надувается шариком и, думаю, скоро лопнет… Не могу себя успокоить, слезы ручьем текут, прямо как в тот день, когда я впервые осталась сама в пустой квартире. И снова отчаяние, пустота… Меня вдруг будто иголкой протыкают в бок. Успокаиваюсь за секунду и икаю из-за внезапно прекратившейся истерики. Нет. На этот раз я не одна! У меня есть моя булочка. Моя сладкая, маленькая горошинка! С твердостью кладу одну руку на живот, а тыльной стороной ладони уверено стираю слезы со щек. Вместо апатии, чувствую, как из глубины души поднимается вихрь злости. Сметает за собой метлой уныние, поэтому гордо вскидываю подбородок и говорю в пустоту: – Знаешь что, Левицкий. Ну и катись со своим тупым бесплодием. А мы с булочкой и без тебя справимся. Будешь еще локти кусать, что потерял нас! Мгновенно прихожу в себя: умываюсь холодной водой, затем насухо вытираю лицо. Смотрю на свое отражение в зеркале и уже знаю, что буду делать. Гордость гордостью, а деньги нам с булочкой нужны. Раньше я бы не стала унижаться, но прямо сейчас мне нужно хоть что-то для комфортной жизни на первое время. Пока не найду какой-то стабильный заработок. Возвращаюсь в комнату, хватаю телефон и, наплевав на позднее время, пишу сообщение в чат, где я никогда не отвечала раньше. Знаю, что он увидит. Даже ночью проснется, если нужно будет. «Поздравляю. Ты скоро станешь дедом» Не жду ответа, откладываю телефон и переодеваюсь для сна. Парадокс, но, укладываюсь в собственную кровать и… холодно. В моей же квартире чувствую себя вдруг чужой, потерянной. Оглядываюсь. Будто не моя комната – бездушная и чуждая сердцу. А в кровати пусто и одиноко. Морозно без него… Без Эрика, чтоб ему провалиться сквозь землю! Телефон вибрирует под подушкой, хватаю его и с волнением открываю чат, но мне написал другой человек. Не Эрнест. С кислой миной читаю ответ: «Дочь, ты же знаешь, если тебе нужна моя рука помощи или место, где нужно отсидеться, то мой загородный дом всегда в твоем распоряжении. Если нужны деньги, жду номер карты» Отправлю ему только цифры, а букв жалею. Я и так потратила на него аж целых двадцать девять букв за последние три года. Хватит с него. Зачисление в четыре тысячи долларов падают на карту спустя три минуты, после чего приходит сообщение: «На внука (внучку) завтра же заведу трастовый фонд и буду пополнять каждый месяц. Не упрямься, как твоя мать. Думай не о своей гордыне, а о будущем ребенка» Киваю в пустоту и снова прячу телефон. Это деньги булочки, и только она будет ими распоряжаться. Мы с мамой, может, и погорячились в свое время, отдав деньги отца на благотворительность. Но на тот момент нами с ней руководили скверные эмоции. Ни мне, ни маме, не нужны были деньги изменщика отца. Мы вычеркнули его из жизни навсегда, как и его подачки. – Поздравляю, Мия. Ты сломалась. Ржу сама с себя. Я гордо придерживалась своей позиции, даже после смерти Ромки, ни разу не написала папе. Все жалела себя, держалась за последние накопленные нами деньги. Но теперь не вижу больше смысла. Да какого черта я должна отказываться? – Ничего, меньше его вешалке достанется! Говорю и киваю, подтверждаю чисто для себя, что все правильно сделала. Во мне живет маленькая бусинка, за жизнь и благополучие которой буду биться даже с любовницей отца, если придется. Эрнест Половина второго ночи, но я не сдаюсь, упорно долблю в дверь дома брата, потому что он там. Потому что… больше некуда пойти, чтобы выплеснуть всю ту боль, что раздирает душу на куски. Некая сила издевательски рвет ее на мелкие кусочки, отчего кажется, что меня скоро вывернет наизнанку. Не могу себя контролировать, рычу от досады и от нового предательства. Но где там, во все еще не полностью разрушенной душе теплится странная мысль. Шевелится и пытается прорваться сквозь зыбучий песок на поверхность. Не могла Мия вот так вставить мне нож в спину. Наконец, сонный брат вываливается из-за двери, а я с ходу отталкиваю его и врываюсь в прихожую. – Эрик? – Недоуменно тянет он и трет все еще заспанные глаза. – Ты чего здесь? – Черт, Серый, меня опять выставили полным идиотом! Сокрушаюсь, когда снова вспоминаю тот гребанный тест с двумя полосками. Думал, разломаю его на части, настолько сильно злоба охватила сознание. Сжала меня в тиски, ведь не видел ничего больше: ни выражение лица предательницы, ни ее самой. Глаза застелило алой пеленой, а перед мысленным взором стоял только белый пластик и красные полосы на нем. – В смысле? – не понял Сергей, а я горько рассмеялся. Он вытащил меня на кухню и с силой усадил на стул. – Мия беременна. Брат, беременна! Бью кулаком по столу, ведь хочу успокоиться, но тело звенит и дрожит, нет ему покоя. Хочется расфигачить все вокруг себя вдребезги, может, хоть так немного успокоюсь и дам выход дурной энергии. Сергей молчит, но тоже усаживается, трет щетинистый подбородок. Думает. Да что тут думать, и так все понятно: – Изменила мне, зараза! – кричу в сердцах и добавляю с ехидством: – со своим бывшим, небось. А теперь хочет повесить на меня… – Серый не дает договорить: – Так, стоп. И я затыкаюсь, но мысли в голове, как рой пчел: жужжат и хаотично летают из-за того, что разрушили их домик. Пока брат раздумывает, кошусь на время и просто надеюсь, что Ярик спал и не слышал нашего с Мией разговора. Убегая за ней, я даже не проверил малого. Но вроде, он крепко спал, ведь пес не выскочил за мной. – И ведь знал я, что с ее бывшим не все просто. Не зря Мия отмалчивалась каждый раз, когда я заводил о нем разговор. Ну, вот что мне теперь делать? Тут ситуация хуже, чем была с Викой. Ту стерву я отпустил без проблем и возражений, но Мия… Да ну черт возьми! Снова грюкаю кулаком по столу, и вновь легче не становится. Завожусь еще сильнее. Да меня уже трясет, как при лихоманке. От отчаяния опускаю голову и обхватываю ее руками, прячу глаза за ладонями, словно хочу забыться. Потеряться от реальности. – Эрик, не будь идиотом, муж Мии погиб год назад. Выныриваю резко, как из-под толщи воды. Не дышу, пока мозги медленно перетравливают полученную информацию. Чувствую, что уже начинают гореть легкие, поэтому слабо хватаю ртом воздух. Давлюсь им и закашливаюсь. Погиб? Была такая догадка, но… – Откуда знаешь? – хриплю и хватаюсь за слова, как за соломинку. – Пробил ее, откуда ж еще. Или ты думаешь, мне фиолетово, кто находится рядом с тобой и Яриком? Да тебя на ней так переклинило, что грех не проверить было. Вдруг очередная «Вика». – Умер… – повторяю заевшей пластинкой, а брат кивает. – Авария. Погиб на месте от травм, не совместимых с жизнью. Мие повезло намного больше: отделалась сотрясением и переломом руки, – обескураживает он и добавляет с хмыканьем: – ну, как сказать, повезло… предполагаю, что муж умер у нее на глазах. Такое себе зрелище, не находишь? Безвольно киваю, ведь понятия не имею, что сказать. Я… сбит с толку. Мысли резко из одного русла перетекли в другое. Сразу стала понятна боязнь машин котенка, и ее удушливая реакция, когда на нас лоб в лоб летела тачка бывшей. Но, разве все эти ужасные подробности что-то меняют? Не муж, значит, другой мужик. Хрен редьки не слаще! Сергей будто мысли мои читает, вскрикивает вдруг: