Они миновали почти квартал, когда наконец воля, заменившая им силы, также иссякла. Цахес всхлипнул и мешком осел, Терентьеву хватило сил бережно опустить Ютту, так и не пришедшую в сознание, после он сел прямо на асфальт и наконец-то оглянулся. Почти пятнадцать лет назад, когда нескончаемая война в запредельно далеких краях перешагнула океан, переместившись с одного материка на другой, военные Державы ломали голову над тем, как бы создать инженерный боеприпас, который бы совмещал одновременно мощь и способность поражать командные бункеры, глубоко укрывшиеся под толщей скал и метрами армированного бетона. Удивительно, но фору всем хитромудрым изобретениям дала простая импровизация – гаубичный ствол с простейшим детонатором, заполненный особо мощной взрывчаткой. Конечно, бетонобойная бомба с твердотопливным ускорителем, срывшая под основание «Консорциум», не была точной копией тех первых образцов, но конструктивно повторяла ее. Иван этого знать не мог, он видел результат. Небоскреб исчез, на его месте, окутывая циклопическую груду щебня и молотого бетона, ощетинившуюся крючьями арматуры, лениво расползался серо-коричневый пылевой гриб. На сотни метров в округе не осталось зданий с целыми стеклами. – Как ты понял? – жадно хватая воздух ртом, спросил Цахес. Пот градом тек по его лицу, смешиваясь с пылью, толстяк попытался стереть ее, но лишь размазывал грязь. – Огонь, – ответил Иван, отдышавшись. – Огонь? – не понял Цахес. – На крыше банка зажгли огонь. Что-то магниевое, яркое, видно даже в солнечный день. – Иван неосознанно возвращался к уже, казалось бы, забытой манере разговора, четким рубленым фразам. – Я увидел отражение в стеклах «Фалька». – Маркер, – понял Цахес и сказал что-то короткое и очень выразительное, несколько грохочущих слов, которые не пишут в учебниках. Заметил прищур Ивана и по-военному четко пояснил: – Я не всегда был цивильным минером. – Фейерверки днем не запускают, – продолжил Иван. – Для сварки слишком ярко и не было указателей о ремонте. Значит – метка для фотоэлемента или теленаведения. У его ног зашевелилась, закашлялась Ютта. Иван склонился к ней, заботливо протер ее лицо носовым платком. – Цела? – тихонько спросил он. Она слабо кивнула. Иван выпрямился и осмотрелся. Пыльный купол на месте банка разросся и окончательно скрыл эпицентр разрыва. Чуть поодаль бил в небо многометровый огненный факел перебитой газовой магистрали. Все вокруг – здания, люди, машины – поблекло, покрывшись слоем тонкой, хрустящей на зубах пыли. Одиночные стекла, из тех, что не вынесло ударной волной, смотрели мутными бельмами. Было на удивление мало раненых, сказалось утро и относительно малое число прохожих. Был бы выходной – получился бы Сталинград двадцать третьего августа сорок второго, подумал он… Приближалось истошное завывание машин скорой помощи и полиции, мелькнул красный бок пожарного паромобиля. Барнумбург приходил в себя, понемногу осознавая масштаб катастрофы. Ютта села, снова закашлялась. – Айвен, что это?.. – спросила она, растерянно смотря на него своими огромными глазами цвета моря и неба, до краев наполненными слезами, ужасом, растерянностью. – Что это, Айвен? Страшный вопль ножом рассек воздух. Крики и стоны раздавались все чаще и становились все страшнее – раненые отходили от первого шока, и боль в раздробленных, посеченных членах властно брала свое. Привычным усилием воли, казалось, давно и прочно забытым за ненадобностью, Иван Терентьев отключился от всего стороннего и наконец додумал одну простую мысль. По маркеру наводились либо ракеты, либо управляемые бомбы, в любом случае – инженерный боеприпас высокой мощности. Цель – банк, точнее, один из главных нервных центров мировой финансовой системы, архивы, картотеки, базы данных, трансферт средств. Относительно немного жертв, но максимум материального ущерба. Это не террористы. – Что это? – повторила Ютта, с отчаянной мольбой всматриваясь в его заострившееся, суровое лицо с тонкими поджатыми губами. Он ответил негромко, но она услышала. – Сказка закончилась, Ютта. Сказка все-таки закончилась… Глава 10 Враг – Определенная, четкая связь между измерениями на гравиметрических станциях и атлантическими… событиями, несомненно, есть. Но мы не можем ее однозначно вычислить. Разве что принять на веру версию о бесовщине и нечистой силе, – извиняющимся тоном закончил Лимасов. Глава Особого Департамента чувствовал себя на редкость скверно и неуверенно. Начальники вообще не любят недомолвок и загадок, они предпочитают краткие формулировки и успешно завершенные задания. Императоры же, как известно, есть вершина начальственной пирамиды. Константин поднялся из своего любимого кресла, встал у стола, скрестив руки на груди и сверля собеседника пронзительным взглядом. Выражение его лица не предвещало Лимасову ничего хорошего. Монарх был свежевыбрит, в новеньком костюме, свежайшей, выглаженной рубашке, но все равно выглядел помятым и уставшим. Впрочем, загляни Гордей сейчас в зеркало, он мог бы сказать то же самое о себе. Лимасов был вызван на совещание к девяти часам утра, и он оказался пятым после канцлера, министра обороны, государственного казначея и председателя государственного банка, кто общался с самодержцем этим утром. А разложенные по всему рабочему столу бумаги, многие с карандашными пометками, свидетельствовали, что рабочий день самого императора наверняка начался еще раньше. Время растерянности сменилось временем бурной деятельности. Армия приводилась в состояние полной боевой готовности, ВМФ был приведен в режим «под парами». Первая и Третья ударные группы Северного флота готовились к «силовой разведке» при поддержке четырех дивизий дирижаблей стратегической разведки и дальних ракетоносцев. Дежурные соединения покидали базы, воздушные флотилии поднимались в воздух, готовые отразить возможные атаки по всем азимутам. Все происходившее напоминало старые добрые «военные тревоги», если бы не очень специфические акции против британских подданных и Острова в целом. Все корабли и воздушные суда, приписанные к Острову, следовало под благовидными предлогами задерживать в портах и авиапортах империи, а граждан – тормозить на таможенных пунктах. Но это было лишь начало. До Минфина и Государственного Казначейства (следовательно, и до частных банкиров) была доведена мысль, что если некие технические проблемы помешают выдаче английских вкладов и депозитов, то высшая государственная власть отнесется к этим досадным помехам и проволочкам с должным пониманием. И чем большей будет задержка, тем большим будет понимание. Если банкиры все поняли правильно, то в течение ближайших часов следовало ожидать экономической бури, из тех, что бывают страшнее и затратнее обычных цунами и землетрясений. Это решение было непростым и обещало тяжелейшие последствия, недаром казначей, как по старинке именовали министра финансов, едва ли не плакал, выходя из малого зала совещаний, а председатель госбанка просто держался за сердце. Массовый срыв транзакций сам по себе для экономики был подобен тяжелому нокдауну, пусть и временному, но беда на этом не заканчивалась. После триумфального шествия фундаментального труда Маркса «О сохранении капитала» доминирующим экономическим принципом ведущих стран мира постепенно стало соблюдение торгового баланса и сохранение богатства внутри страны. К настоящему моменту это вылилось в невозможность импортировать что-то иностранное «просто так», без необходимости поставить что-то свое взамен. Таким образом, текущий «нокдаун» в свою очередь подрубал множество многоступенчатых и многосторонних взаимозачетов, выплат по сделкам и деловым проектам. Эта акция обещала сотрясти мировую экономику если не до основания, то близко к тому, а бесплатным бонусом к ней прилагался неизбежный и тяжелейший урон деловой репутации всей страны. Уж лучше бы тогда просто заморозили все британские вклады и арестовали всех граждан, рассуждал про себя Лимасов, практический результат тот же, оправдываться в любом случае придется до скончания веков. Соответственно, к чему все эти византийские интриги с устным обещанием страшных кар и полного аудита нарушителям императорского пожелания? Тем более что время наверняка упущено. Впрочем, мотивацию сильных мира сего он понимал. Сам глава Особого Департамента полностью зашивался со своими обязанностями, не имея ни единой минуты отдыха, а его удел и обязанности, при всей их важности, тянули лишь на малую долю той ответственности, что была возложена на императора и канцлера. В таких условиях и при таких ставках боязнь пойти до конца и стремление ограничиться полумерами были, может быть, и достойными порицания, но вполне понятными. В других обстоятельствах Лимасов, возможно, и высказал бы свое мнение по банкам вслух, но в этот момент у него хватало своих неприятностей. Несмотря на авральный режим работы имперской контрразведки, все, с чем ее руководитель пришел к императору, можно было охарактеризовать одним словом – «зеро». Утешало лишь то, что он не одинок в компании «пустые руки приносящих», военным так же было совершенно нечем похвастаться. Но это утешало слабо, и Гордей Витальевич чувствовал себя котенком, которого устремляют носом в его «художества» на ковре. Константин методично задавал вопросы, словно забивал гвозди пневматическим молотом, или, скорее, сваи копром, а Лимасов каждой фразой вынужденно расписывался в полном фиаско своего ведомства. Да, британцы стягивают войска к Метрополии. Зачем? Мы не знаем, ни одно государство не угрожает им, цивильная и военная разведки отслеживают передвижения всех сколь-нибудь крупных соединений и объединений вооруженных сил на планете, наземных, морских, подводных и воздушных. Да, британцы буквально вырывают куски из мирового финансового оборота. Зачем? Мы не знаем, их затяжной плавный кризис от таких манипуляций лишь обретет резкость и крутизну. Да, интенсивность радиообмена британских дипломатических представительств выросла в разы, равно как и военные переговоры. Но мы не можем их расшифровать – островитяне сменили шифры, причем новая кодировка не имеет близких аналогов. Да, в Северной Атлантике исчезают корабли и воздушные суда. Почему? Мы не знаем, агентура молчит, ни одно государство, ни одна организация не направляли в эту часть Мирового океана серьезных военно-морских сил. Единственное, что Лимасов мог предоставить взыскательному шефу – это показания гравиметрических станций, четвертый день сходивших с ума. Прежних запредельных значений, как во вторник, они уже не показывали, но достаточно регулярно, раз в семь-восемь часов, давали организованный сбой, независимо от места нахождения и прочих условий. Что это означало? Ученые не знали, соответственно, не знал Лимасов, ответственный за проект «Исследование», соответственно, не знал император, понемногу закипавший от всех этих «неизвестно» и «предположительно». Лимасов начал государственную службу еще при отце нынешнего монарха и застал «славную когорту» – Джугашвили, Ульянова и Дзержинского. В сравнении с этими монстрами Константин Второй был очень мягким, добрым человеком, снисходительным к промахам и ошибкам. Но здесь и сейчас, под пронзительным взглядом императора, под прессом его язвительных и методичных вопросов, Гордей Витальевич уже опасался за свой пост и карьеру. – Итого, друг мой, вы пришли ко мне с пустыми руками. – Сарказм Константина возрос до заоблачных высот. Император принял свою любимую позу при решении важнейших вопросов – стоя перед столом, опираясь о его полированную поверхность кончиками пальцев, склонив лобастую голову, словно пытаясь прочитать ответы на вопросы в зеркальной глубине дубовой доски. Молчание было отставке подобно, но и сказать Лимасову было, в общем, нечего. – Ваше Величество, – с должной мерой почтительности начал Гордей, лихорадочно соображая, что же сказать, но само провидение пришло ему на помощь. Щелкнул селектор модуля правительственной закрытой связи, динамик ожил голосом секретаря, характерно безликим и бесплотным. – Ваше Величество, вызов из Генерального штаба, на связи – начальник Главного управления и министр обороны. Сверхсрочно, приоритетно. – Соедините, – коротко ответил Константин. – Соединение, – эхом повторил секретарь и отключился. Аппарат издал серию характерных щелчков, шло соединение с внешней кодированной линией. – Ваше Величество? – вновь повторил селектор, динамики отлично передавали звук, бас Корчевского заполнил зал, словно главный военный разведчик империи стоял прямо за плечом. – Да, – раздраженно ответил самодержец. – Говорите, и надеюсь, на этот раз хоть что-то конкретное. – Более чем, Ваше Величество, более чем конкретное, – сказал на другом конце провода Корчевский, и от его голоса у Лимасова волосы встали дыбом. Корчевский был из «старой гвардии», считавшей, что военный, утративший выдержку, все равно что потерял штаны в публичном месте. Хладнокровная сдержанность начальника Главного управления переходила границы разумного, гранича с претенциозной чопорностью. Но сейчас в его словах проскальзывали визгливые нотки, голос ощутимо подрагивал. Корчевский был или полностью выбит из равновесия, или до смерти напуган, и это не укрылось от внимания Константина. – Говорите, Устин Тихонович, – повторил он, чуть сбавив тон. Корчевский заговорил, и с каждой его фразой Лимасов склонялся все ниже, а Константин, наоборот, распрямлялся все выше, словно не в силах поверить в услышанное. И было от чего прийти в такое изумление… Генеральный штаб, в частности Особое делопроизводство, отвечающее за военно-стратегический анализ, собрали наконец разрозненные обрывки информации в некую картину. Но от полученного было впору запасаться святой водой в промышленных масштабах, потому что иначе как чертовщиной назвать это не получалось. Империя, Конфедерация, Пангерманский Союз и Франция независимо друг от друга послали в район Исландии и Северной Атлантики свои соединения воздухоплавательных сил, которые включали полноценные дивизионы ДРЛО, тяжелых ракетоносцев и «авиеток» – носителей разведывательных гиропланов и планеров – легких летательных механизмов, использующих комбинацию аэростатической подъемной силы и несущих винтов. Общее число задействованных сил исчислялось десятками аппаратов. Часть из этих сил просто пропала со связи, словно провалившись в никуда, а вот остальные взорвались отчаянными передачами, обрывавшимися одна за другой. Разведчики сообщали о сверхскоростных планерах, массированных ракетных атаках, неизвестных кораблях, ведущих прицельный ракетно-артиллерийский огонь. Средства радиоэлектронной борьбы не пробивали мощнейший щит помех мистического противника и были бессильны против его атак. – Вторая Ударная Северного флота вступила в бой севернее Лервика, эфир забит помехами, противник использует неизвестную технику, – зачитывал сводки Корчевский, и неожиданно его голос прервался. Константин сжал кулаки так, что побелели костяшки. Лимасов затаил дыхание. – Минуту. Ваше Величество. Минуту, – прерывисто произнес Корчевский. – Последние данные… Черт подери, да расшифруйте наконец абзац! – рявкнул он уже на кого-то из подчиненных. Динамик селектора бесстрастно передавал барабанный стрекот телетайпов и голоса адъютантов и шифровальщиков. Теперь кулаки сжал и Лимасов – в этих голосах отчетливо читалась нервозность, граничащая с паникой. – Вот, передача с аварийного радиобуя, продублирована акустической через гидрофонную связь. – На этот раз Корчевского сменил кто-то неизвестный, вероятно, адъютант. – Это «Станция 13» на Рейкьянесе, комплекс геотермальных исследований. Читаю то, что удалось расшифровать… Адъютант, или кто он там был, замялся. – Читайте же! – рыкнул Константин, в этот момент он был до крайности похож на разъяренного седогривого льва. – Начинаю, – дрогнувшим голосом ответил чтец. – «Сегодня… восемь утра… атакованы… глубинные… серия». Далее нечитаемый отрывок. Затем: «Разрушения… из строя… множество шумов… акустические… восстановили антенну… разрушено…» Снова нечитаемое. И последняя часть. «Корабли, много, десятки… кораблей, может, больше… помогите… не спастись…» – Это не все. – Бас Корчевского вновь заполнил императорский зал совещаний. – По гидрофонной связи сообщение о бомбардировке «Экстаза», что на плато Роколл между Исландией и британскими островами. Бомбардировки подводных городов и исследовательских станций на восточном склоне Рейкьянес, северной оконечности Срединно-Атлантического хребта, в Норвежском и Гренландском морях. – Ваше Величество, – министр обороны сказал свои первые за все время селекторной связи слова. – Это война. Однозначная война. – Кто же на нас напал? – отрывисто спросил Константин, не меняя позы, слегка качая головой, не то прогоняя морок, не то отрицая все происходящее. – Я буду тривиальным и повторю «не знаю». И я прошу вашей санкции на объявление военного положения по всем вооруженным силам.