Проводник никак не прокомментировал произошедшее. Двигаясь в прежнем темпе, он вел группу еще минут пять, а затем остановился и, дождавшись капитана, сообщил в два слова: – За углом. – Вкруговую, – отдал Таланов уже привычную команду, и отряд рассыпался, готовый к схватке. Зайдя в небольшой «карман» между стен двух близко стоящих домов, капитан вызвал по рации третий взвод, охраняющий технику. Крикунов доложил, что взвод в полной готовности, пока все тихо, но со стороны проспекта Маркса слышны странные шумы технического характера, а со стороны Айзенштайна – организованная перестрелка, которая достаточно быстро приближается. Надо бы поспешить. – Ну, посмотрим, что это за приют, – промолвил капитан. – И найдите кто-нибудь белую тряпку, чистую и размером побольше. Дождь усилился, все еще слишком слабый, чтобы его можно было назвать настоящей осенней непогодой, но достаточно сильный, чтобы мешать и бесить. Капли стучали по мостовой, навесам и крышам, словно крошечные барабанчики, все сторонние звуки тонули и искажались в их дружном хоре. Поудобнее перехватив винтовку, Таланов осторожно выглянул из-за угла. Прямо перед ним наискосок лежала Площадь Фонтанов, на которой фонтанов отродясь не было, а за ее нешироким прямоугольником расположилась их конечная цель. Как это часто бывает во время дождя или снега, ночное небо слегка просветлело, приобретя отчетливый желтоватый оттенок, словно далеко за горизонтом включили огромный светильник. Под этим желто-красным небом католический приют имени Густава Рюгена казался еще мрачнее и темнее. Это было большое, трехэтажное строение с высоким тонким шпилем башенки на одном из углов, подсвеченное отраженным от повисшей в воздухе водной завесы светом. Высокие узкие окна, забранные коваными решетками – черное на черном, – зияли провалами, в которых не мелькало ни единого огонька. Приют выглядел абсолютно заброшенным и нежилым. Басалаев стоял рядом, как молчаливый укор совести, чуть пригнувшись, похожий на зверя, приготовившегося к прыжку вперед, прямо на цель. – Это он? – спросил Таланов. – Рюген? – Да, чего ждем? – спросил в ответ майор. – Слишком тихо, – пояснил капитан. – Не попасть бы в засаду. – Не медлите. – Басалаев сохранял видимость спокойствия, но нервно раздувающиеся ноздри выдавали его нетерпение. – Поспешишь – помрешь раньше срока, – выдал капитан свою версию народной пословицы, продолжая до боли в глазах всматриваться в дома, окружавшие приют. Вслушиваясь так внимательно, словно его уши были снабжены невидимыми крючками, цепляющимися за любой подозрительный звук. Проклятый дождь усиливался, непонятные шумы с севера не то приближались, не то просто воображение и усталость играли с командиром дурную шутку. Наконец он решился. – Первый взвод, занимаем оборону здесь, по первому этажу. Двери ломаем очень тихо, наружу не высовываемся. Местных, кого встретите, не обижать, но чтобы сидели как мыши под веником. Второй взвод идет дальше за домами. Гаязов, выйдете к противоположному углу приюта и развернетесь так, чтобы простреливать улицу. Но самого Герца не переходить. ДШК ставим здесь, миномет – туда, чуть поодаль. Если начнется стрельба, первыми положить пару дымовых мин, потом уже остальные. Зауряд-прапорщик Луконин, командир минометного взвода, кивнул, и минометчики покатили свою «шайтан-трубу» дальше. А Таланов продолжал всматриваться, вслушиваться, чувствуя себя словно в середине огромной паутины, к центру которой сходилось множество сигналов. Их только нужно было суметь прочесть. Ничто не выдавало ни признаков жизни в здании через площадь, ни возможной засады. Таланов глубоко втянул воздух, словно стараясь учуять ловушку, но обострившееся обоняние донесло лишь привычные запахи оружия, масла и немытых тел. «Эх, в душ бы сейчас…» Капитан поймал ненужную и вредную мысль и безжалостно изничтожил ее. Шум с севера определенно нарастал. Наконец Таланов решился. – Кто будет добровольцем? Новожилов шел через площадь размеренными, нарочито медленными шагами. Над головой он держал высоко поднятое белое полотнище – простыню, реквизированную в ближайшем доме. Ефрейтор казался очень маленьким и беззащитным на фоне приюта, среди ломаных ночных теней. Он оставил каску, оружие и прочее снаряжение, чтобы казаться более безобидным. Бог знает, кто сейчас занимал здание, если там вообще кто-то был, и как он отреагирует на вооруженного человека. Таланову до смерти хотелось взяться за бинокль, но в ночи, даже такой светлой, оптика не помогла бы, только сузив угол обзора. Он озирал окрестности, ловя малейшие признаки движения, отводя взгляд от одинокой фигуры, пересекавшей площадь без фонтанов. Новожилов дошел до приюта, он специально двигался по самому длинному пути, через всю площадь, чтобы его гарантированно заметили, и вдруг пропал. Словно глубокая тень под навесом у парадного входа поглотила темную фигуру с белой тряпкой. – Я жду пять минут. Затем штурмуем, – отрывисто сообщил Таланов Басалаеву. – Нет, – так же жестко отозвался контрразведчик. – Затем пойдет следующий. Потому что там вполне могли что-то не понять или напутать. – Хрен там не валялся, – ответил капитан, любимое ругательство отца само всплыло в памяти. – Если у этого Рюгена засели идиоты, тем хуже для них. – Нет, капитан, – напирал майор. – Это приказ Константина. Вы не понимаете, как важен этот человек. – Важнее всех нас? – осведомился Виктор. – Вместе взятых. – Тогда пойдете сами, – подытожил военный, не отрываясь от наблюдения. Он слышал шумное, чуть затрудненное дыхание контрразведчика, словно карликовый паровоз разводил пары. – Хорошо, – отозвался Басалаев, подумав не дольше пары секунд. – Ждем пять минут, затем иду я. Дайте мне немного времени, потом начинайте… Десять минут. – Пять. – Семь. – Господин майор, а у вас не было в роду евреев? – спросил Таланов, подавляя неожиданный приступ веселья. – Нет, только татары. – Майор не проникся комизмом торга. – Если не вернусь – действуйте как считаете нужным… Только ради бога, найдите его, живого или мертвого. – Найду, – серьезно пообещал Виктор. На исходе пятой минуты, когда Басалаев начал расстегивать ремешок, готовясь снять шлем, от тени приюта отделилась тень поменьше и побежала по площади, по прежнему маршруту. Новожилов, молодец, не стал указывать на настоящее местонахождение взвода. Ефрейтор вернулся тем же путем, обогнул дом и, запыхавшись, доложил: – Там люди, примерно десяток. Военных нет. Засады не заметил. Нужного человека не видел, но там все иноземцы, я по-ихнему не силен. Можно идти. Таланов подозвал связиста, щелкнул тангентой на переговорнике. – Крикунов, быстро по коням и мчитесь сюда. – Слушаюсь, – прорвалось сквозь хрип помех. – Горцишвили, – обратился капитан к командиру первого взвода. – Вы остаетесь здесь. Мы с Гаязовым идем внутрь. – Командир… – попытался было возразить подчиненный. – Не обсуждаем, – оборвал его Таланов. – Всем сразу идти нельзя, а если мы попадем в замут, ваши нужнее здесь. – Слушаюсь, – печально ответил Горцишвили. Виктор ободряюще хлопнул его по широкому плечу. – Встретьте Крикунова, машину ставьте туда, на въезде на площадь, чтобы прикрывала все подходы и, если что, простреливала Герца. По сигналу подгоните прямо к выходу. На этот раз они пересекли площадь по самому короткому пути, так, чтобы быть замеченными, но находиться на открытом пространстве как можно меньше. Десять человек короткой пробежкой промчались к входу. Непосредственно у низкой и широкой лестницы в три мраморные ступеньки группа развернулась в оборонительный полукруг, Таланов и Басалаев поднялись вверх. Дверь была заперта, даже не дверь а почти что двустворчатые ворота из гладкого дерева, усеянного мелкими пирамидками заклепок. Открыто лишь маленькое смотровое окошко, из узкой щели смотрел кто-то, почти невидимый в темноте, его выдавал лишь блеск глаз. Это было странно, ведь сюда уже впустили Новожилова. Таланов снова приготовился к неприятностям. – Открывайте, – Басалаев говорил по-немецки, не тратя время на представления. – Мы за вами. Майор несколько покривил душой, ведь спасти они должны были только одного, но счел это ложью во благо. После томительного мига ожидания створка скрипнула и медленно открылась. Десантников не пришлось уговаривать, взвод по одному втянулся в открывшийся проем. Приемный зал, неширокий, но с очень высоким сводчатым потолком, терялся в темноте. Окна были плотно занавешены, сумрак рассеивали лишь две оплывающие свечи в стеклянных банках, поставленных на резные деревянные пюпитры, на вид очень старые. Десантники разделились на две группы, двинулись вдоль стен, держа под прицелом весь зал и небольшую группу людей, встречавших бойцов. Вперед шагнул Басалаев, в его руке щелкнул небольшой, но мощный электрический фонарь. Луч света, показавшийся после свечей ослепительно ярким, обежал зал и остановился на местных обитателях, заставив их болезненно щуриться и прикрывать глаза руками. Их было четверо. Высокий, но очень тощий старик в каком-то черном балахоне, со здоровенной лысиной, окруженной венчиком белесого старческого пуха. Толстяк с изможденным видом и обвисшими щеками, похожий на старого грустного сенбернара. Здоровенный громила, шире далеко не маленького Басалаева раза в два. Он единственный был вооружен, в широченных лапах двуствольный дробовик казался тростинкой. И средних лет мужчина, неожиданно гладко выбритый, в сером пиджаке с воротником «стойкой». Обе руки он держал в карманах. Что-то было в его позе, в этих спрятанных руках такое, что заставило Таланова отметить его особо. – Кто из вас Иван Терентьев? – С этими словами Басалаев сделал еще шаг, всматриваясь в лица встречавших. – Мы ищем Айвена Тайрента, – повторил он по-немецки. – Это я. – Человек в пиджаке выступил вперед, по-прежнему не вынимая рук из карманов. Басалаев подошел к нему вплотную, томительно долго всматривался в лицо, без смущения освещая его в упор. – Слава богу, – наконец шумно выдохнул майор с явным облегчением. – Это он. Полдела сделано. – Как у вас с транспортом? – спросил Терентьев, но на него уже не обращали внимания. – Машина сейчас подойдет, подгоним к выходу и сразу закинем его туда, – предложил Виктор контрразведчику. – Из дверей прямо в авто, чтобы спокойнее. – Да, – согласился Басалаев. – Дайте мне пару человек, из самых надежных, и мы помчимся напрямую. Не нравится мне шебуршание там… – Он кивком обозначил направление, которое нервировало и самого Таланова. – Что с транспортом, – терпеливо повторил Иван, не трогаясь с места. – Сначала надо вывезти детей. – С ними потом разберемся, – отмахнулся майор, крепко захватывая рукав пиджака Терентьева. – Сначала вывезем тебя. Издалека возник шум моторов, знакомый и родной, он пробился сквозь толстую дверь и заставил сердце Басалаева ускорить ритм. Неужели эта безумная эпопея с «попаданцем» наконец-то близка к завершению? «Попаданец» сделал какое-то резкое, быстрое движение рукой и освободился от захвата, рукав выскользнул из пальцев майора, словно намыленный. «Ведь учили же, захват только за тело, зацепить мышцу, желательно до кости» – запоздало подумал контрразведчик. – Мужик, не дури, – попросил он. – Сейчас подъедет повозка, прыгнем туда – и с ветерком в тыл. С детьми разберемся, обещаю. С этими словами он наступал на «попаданца», маскируя движение тоном и прямым, честным взглядом. Еще пару шагов, затем уже правильный захват, нормальный болевой прием, скрутить дурака – и в бронеавтомобиль. А там пусть жалуется. Старик с тонзурой что-то заговорил, обращаясь к Терентьеву, громила с дробовиком угрожающе выставил челюсть и приподнял оружие, десантники немедленно взяли его на прицел. Терентьев отступил еще на шаг и достал из кармана маленький, но отнюдь не дамский пистолет. – Ты не понял, – все так же терпеливо, словно объясняя ребенку прописную истину, сообщил он Басалаеву. – Надо вывезти детей.