Гвин Ойшинс только покачал головой, глядя, как шеф-инспектор встаёт и идёт к барной стойке, чтобы заплатить за свою часть заказа. Потом он перевёл взгляд на Анну. Сказал: — Нашим мёртвым сложно найти покой. Мы слишком привыкли быть живыми. Поэтому у нас на курганах растет рябина, и потому мы не любим рябину — слишком уж она говорит нам о смерти. Анна снова не заметила момента, когда Гвин Ойшинс, парень в хулиганской толстовке, стал вот этим — существом чужим и чуждым. Но в этот раз морок развеялся гораздо быстрее, стоило только сиду потянуться к своему салату. Анна поёжилась. Ещё она подумала, что до сих пор носит при себе веточку рябины, которую ей дал О'Ши. Если сиды чувствуют её, это должно быть не слишком приятно, когда тебе постоянно намекают про твою смертность. Ойшинс то ли разобрал выражение лица Анны, то ли и в самом деле мог читать не только значение мимических морщин: — Для того чтобы рябина была во вред живым, её нужно гораздо больше, чем несколько засохших ягод. Помнить о смерти бывает полезно, а дерево доброе. Я знаю одну женщину из холмов, которая прежде носила такое прозвание. Ей дали его, потому что цветы рябины сродни белому небесному огню. Он замолчал, ковырнул салат, Анна с любопытством разглядывала красивое лицо. Неожиданно спросила: — Твои фамилия и имя. Они ведь не настоящие? — Как посмотреть, — Гвин Ойшинс прищурился. — Документы подлинные, выданы Департаментом полиции Байля. Ойшинс — настоящее прозвание, по имени моего приёмного отца. И имя Гвин он дал мне. Хотя у меня есть и другие прозвания. Что до подлинных имён, мы и в самом деле называем их неохотно, потому что в них есть сила и власть. Он отвел с лица выбившуюся из-под резинки длинную золотистую прядь, и добавил уже нормально: — Ты можешь звать меня Тисом, если тебе кажется, что Гвин Ойшинс звучит слишком обычно. — Тис, Рябина, Ива. Вы часто называете себя по названию деревьев? — Почему нет? В этом есть смысл, который необходим имени. Анна прожевала кусок пиццы, обдумывая сказанное. Тесто было суховатым, чего и следовало ожидать в дешёвой забегаловке для копов. — Тис ведь ядовит, — проговорила она наконец. — Рвота, понос, судороги, удушье, нарушение сердечной деятельности. Возможна смерть. Гвин Ойшинс улыбнулся и молча развел руками. Анна хмыкнула. В рослом золотоволосом красавце с первого взгляда сложно было заподозрить какой-то ядовитый подвох. В отличие от мертвой Ивы. Или даже от Дэйва. Она глянула на сида в упор: — Вы знаете, кто убил её? Вашу пророчицу. — Не знаю достоверно, — взгляд Тиса стал тяжелым. — Но догадываюсь. У неё был приёмный сын, человеческое дитя. Она звала его Тростник. Он ушел из её дома, так говорили. — И что теперь? — Поглядим. Раньше мне случалось быть тем, кто определяем меру справедливости, но теперь всё иначе. Если ты хочешь спросить о чем-то, спрашивай сейчас. У вас перерыв заканчивается через двадцать минут. Греймур резко выдохнула и отодвинула от себя тарелку с недоеденной пиццей. Спросить ей хотелось. Очень много чего спросить. И о том, когда у неё, наконец, закончатся глюки, и о пророчествах баньши, и о Дэйве, и о заклятом золоте. Анна задумчиво повертела в пальцах вилку, и решила, что о Дэйве она не будет спрашивать ни при каких обстоятельствах. Проговорила, тщательно подбирая слова: — Она хотела, чтобы я нашла того, кто её убил. Заставила меня видеть кровь на руках убийц. Говорила, что вода в Лох-Тара станет красной, если я этого не сделаю. Я до сих пор вижу кровь иногда. Как на этом золоте. Или у тебя на руках. — Я убивал и не раз, так что на моих руках и в самом деле достаточно крови, — Тис криво усмехнулся. — А вот о том, чтобы баньши отдавали часть своей силы кому-то другому, даже после смерти, я не слышал ни разу. Может быть, у неё это получилось потому, что ты и так стоишь между живыми мертвыми. — И когда это закончится? — Анна поморщилась. Такая трактовка её работы… напрягала. — А есть необходимость, в том, чтобы закончилось? — серо-голубые глаза сида были просто удивительно цепкими и острыми. — Здесь Граница. Здесь многим стоило бы научиться видеть чуть больше. — И что Ива теперь? — Она похоронена, а над могилой растёт рябина. Когда она зацветет, Ива до конца утратит власть над живыми. — Она мне снится иногда, — после этих кошмаров Анна просыпалась в холодном поту и совершенно разбитая, хотя присутствие баньши всегда было едва ощутимым. Как сквозняк. Ты его не почти не чувствуешь, а спина потом все равно болит. — Это пройдёт. — А её пророчества? — Они уже есть и отчасти сбываются. Не знаю, провидела или Ива то, чему суждено быть, или сама отчасти создавала его, но она никогда не ошибалась. Но, случалось, что видела не всё, — Тис улыбнулся. Не то чтобы Анне стало легче от таких утверждений. Как бы ей ни хотелось выбросить из головы Дэйва и его судьбу, она не могла. И дело было уже совсем не в том, что она почти влюбилась в него. Просто было что-то пугающе неправильное во всей этой истории. Как будто они заживо похоронили и тех, кому Ива напророчила смерть от руки Дэйва, и его самого. К двум жертвам заклятого золота Анна вернулась почти с облегчением. Вскрытие подтверждало её предварительные выводы. Хью Моран, мужчина, белый, тридцать четыре года, обнаружен возле ямы с кладом, причина смерти — черепно-мозговая травма, вызвавшая кровоизлияние в мозг. В смывах из раны остались частички грунта и каменная крошка. Лаборатория пока не дала никаких ответов, но Анна была готова спорить, что пробы покажут полное совпадение образца из раны с камнем, на котором лежал Моран. Греймур даже взялась бы прикинуть, как именно развивались события. Кто-то с большой силой толкнул мистера Хью Морана, тот споткнулся и упал, затылком на старый фундамент, выпирающий из земли. С мистером Ларри Грэхемом все было несколько сложнее. Причина смерти — массивная кровопотеря, вызванная несколькими колото-резанными ранами в область спины и поясницы. Мистер Грэхем, мужчина, белый, возраст сорок шесть лет, имел проникающее ранение легкого, повреждения крупных кровеносных сосудов и почечной ножки. Возможно, попади он своевременно на операционный стол, шеф-инспектор О'Ши смог бы рано или поздно получить от него прямые показания, но настолько им не повезло. Криминалистический отдел продолжал работать, делать какие-то выводы были преждевременно, однако Анна Гремур никак не могла избавиться от сложившейся у неё в голове картины произошедшего. В ней мистер Грэхем получал свои ножевые ранения от мистера Морана, но вместо того, чтобы свалиться от болевого шока, разворачивался и толкал своего убийцу. Мистер Моран спотыкался и разбивал голову, а мистер Грэхем уходил в обнимку с золотом, оставляя за собой обильные кровавые следы. Выглядело довольно сюрреалистично. Анна как раз заканчивала отчеты по вскрытиям для О'Ши, когда шеф-инспектор пришёл сам. Присел на угол её стола, постучал по столешнице свернутыми в трубочку распечатками. Сказал: — Пришла токсикология. Они чистые. Даже алкоголя почти нет. — Я заканчиваю, — Анна глянула на шеф-инспектора поверх монитора. — Завтра приедут родственники. Страшная штука, док. Сестра Грэхема — это жена Морана. Они все из рыбацких кварталов. Проходили по делу о той осенней резне. Отделались лёгким испугом, но я думаю, что на самом деле по уши в дерьме. Они там все измазаны в этом, долбанные культисты. Но доказательств нет. На кого было хоть что-то серьёзное, тех мы взяли. — Какого рода дерьме? — Анна откинулась на спинку стула. Загудел принтер, готовясь выплюнуть из себя несколько листков с результатами аутопсии жертв — скупой итог двух человеческих жизней. — Там что-то вроде секты, — О'Ши болезненно поморщился. — Самых деятельных мы пересажали, но это была только вишенка с торта. Я под подпиской, док. Не могу рассказывать подробности. Но та дрянь, которую они пытались выпустить сюда, она существует на самом деле. — Я читала, насколько у меня есть допуски. — Ойшинс говорит, нам повезло и самая большая задница все-таки не случилась. Ну как, повезло… О'Ши продолжил, определённо копируя чужие интонации: — За это была заплачена высокая цена, и Той стороной, и Этой. Анна собрала распечатки и потянула шеф-инспектору, сказала: — Я отправлю на электронную почту копию. — Ага, — он пробежался глазами по ровным строчкам отчета. — Ну, как я предполагал, в целом. — Что говорит лаборатория? — Анне и в самом деле было любопытно, насколько бредовы её предположения. — Пока не говорит ничего о присутствии на месте третьего лица. И мне бы очень хотелось, чтобы никого третьего там действительно не было. Мне хватает штатного количества психов и полудурков. Ты знала, док, что в Байле преступлений, совершенных в состоянии поехавшей крыши, больше всего по стране? — Выглядит правдоподобно, — Анна подумала, что только большая удача помешала ей стать частью этой статистики, и поёжилась. О'Ши глянул на неё сумрачно. 4 Наверное, это из-за всех этих разговоров ночью баньши пришла снова. Вернее, Анна вспомнила о ней, и она пришла. Встала у изножья кровати молчаливая и белая, долго смотрела тёмными провалами глаз. Потом до Анны понесся её голос, тихий, но удивительно отчётливый: — Многие беды случатся от названного Тростником. Вода Лох-Тары станет красной от крови. Смерть придет к городу и к холмам, она будет холодна. Помни об этом. Анне снова показалось, что она лежит под толщей земли, её оплетают корни, а где-то там, невообразимо выше, на ветвях рябины трескаются бутоны и выпускают на волю серебристые искры цветов. Наверное, это было последнее колдовство мертвой пророчицы, но Анна проснулась, зажгла бледный ночник, добрела до комода, отыскала в нем старый блокнот и записала услышанные слова. Рука дрожала, строчки прыгали, старый дом вздыхал под ветром, от окна тянуло сквозняком. Из тёмного зеркала над комодом на доктора Греймур посмотрело такое умертвие, что она даже вздрогнула. Нервно рассмеялась. И решила, что в ближайшие выходные отправится в парикмахерскую, превращать эту паклю с отросшими корнями обратно в белокурые локоны, как оно изначально и задумывалось. А потом сделает в доме ремонт, потому что и без скрипа старых половиц ей есть чего пугаться. На часах значилось пять часов утра. Ложиться спать было совершенно бессмысленно, а если быть честной перед самой собой — то откровенно страшно. Анна спустилась на кухню, заварила тот дорогущий чай, который в каком-то помутнении рассудка заказала по сети. Чай должен был обладать удивительными успокаивающими свойствами, но на вкус отдавал прелой соломой. В предутренней тишине дом пытался издавать тихие звуки и шорохи, словно жил собственной жизнью. Анне пришлось включить телевизор в гостиной, чтобы заглушить это постороннее бормотание. Странное дело, но даже в холодной стерильности секционной ей было комфортнее, чем в этом старом доме. Особенно когда из холодильника забрали баньши. По телевизору ведущая утренних новостей удивительно серьёзным голосом сообщала, что некие потусторонние силы в третий раз срывают съёмки нового исторического сериала про основание Лоуда. Анна обречённо выругалась. Она подъехала к зданию Департамента за пятнадцать минут до начала рабочего дня, и всё равно оказалась там позже, чем следовало бы. Вернее, это миссис Моран, которую вызвали на опознание брата и мужа, пришла раньше. С ней была дочь, хрупкая девчушка лет двенадцати на вид. Дженсен, рабочий день которого начинался раньше, принес им капучино из автомата. Миссис Энжеле Моран по документам было тридцать пять, и для них выглядела она плохо. Но держалась спокойно, даже отрешённо. Она безропотно дождалась появления Труди Ноймар, вежливо поблагодарила Дженсена. И только когда Анна опустила над её мужем простынь, а Труди попыталась высказать официальные соболезнования, Энжела Моран внезапно глянула на детектива в упор и сказала жёстко: — Вы же даже не будете искать, от чего они умерли. Придумаете какую-то ложь. Вроде того, что они сами убили друг друга. Но это колдуны с холмов. Я знаю. Анне никогда не давалось просто общение с родственниками жертв, но миссис Энжела Моран оставила после себя какое-то особенно тягостное ощущение. Дженсен, который пришел, чтобы отправить тела обратно в холодильник, сказал укрытому простыней телу Хью Морана: — Сочувствую, парень. Не сладко, наверное, тебе с ней было.