Впрочем, света сейчас хватало и без них. Сияла дымка над рекой. Мерцала роса на траве. Небо едва заметно светилось серебром, а за дальними холмами как-то будто разгоралось зарево от далёких костров. Марти Доннахью перехватил направление её взгляда и вздохнул: — Всё верно, жгут костры, поют и танцуют. Конец весны и начало лета — самое подходящее время для этого. Давай спать, что ли. Мы не фейри, мы сдохнем столько пить и плясать всю ночь. Анна чуть дернула ртом в подобии улыбки. Ей померещилась глубокая, как колодец, тоска в словах охотника, и от этого улыбаться совсем не хотелось. Она ушла в машину, опустила переднее сиденье так, чтобы можно было лечь, вытянув ноги. Закрыла окно на всякий случай. Встречаться с потусторонними комарами почему-то хотелось не больше, чем посюсторонними. И даже с закрытыми окнами перед тем, как заснуть, Анна долго слушала доносящийся снаружи плеск, смех и звон колокольчиков. И во сне слышала. Почему-то это показалось ей удивительно уместным — видеть во сне Дэйва, совсем волшебного и нездешнего, под эти колокольчики. Проснулась Анна от холода, подло прокравшегося в машину и запустившего стылые пальцы к ней под спальник. Она беззвучно пробормотала ругательство. Как назло напоминал о себе мочевой пузырь. Снаружи было туманно, холодно и серебристо. Отходить куда-то Анне вообще не захотелось, и она ограничилась тем, что Марти Доннахью спал с другой стороны машины. Уже потом, кутаясь в куртку, Анна позволила себе немного постоять в тумане и послушать тихий мелодичный звон. Он был где-то совсем близко, словно звал за собой куда-то в туман. Там, за туманом, было что-то удивительное, и Анна, не удержавшись, сделала шаг от металлического бока пикапа. А потом ещё один. Река открылась перед ней совершенно неожиданно. Текли к воде серые космы старой ивы, взблёскивала синим и серебряным речная гладь, а у противоположного берега на пологой отмели белым горел костёр. Дым его поднимался вверх, тёк, тёк, становился туманом, туман покрывалом падал на землю. Невольно у Анны перехватило дыхание от этого зрелища. У костра танцевали нагие фигуры, женские и мужские. Тела их блестели, и Анне показалось, что они покрыты чешуей. Пока Греймур смотрела, один из танцоров отошёл от костра к воде. Она видела, что это высокий мужчина атлетического сложения, и что его плечи блестят то ли из-за чешуи, то ли из-за капелек воды. Он протянул руку, словно приглашая Анну на свой берег. Пламя взвилось за его спиной. Не так уж далеко было до того берега, насколько Анна могла судить. Она сносно плавала и до переезда в Байль ходила в бассейн по пятницам. Греймур нерешительно переступила с ноги на ногу и как-то отстранённо удивилась, как ей вообще пришла в голову идея куда-то плыть. Вода блестела на свету, качались ивовые ветви, светился туман. Где-то проснулась флейта, тихая, хрипловатая, звук её отдавался дрожью вдоль позвоночника. Что она стоит по щиколотку в воде, Анна поняла, только потому что топкий ил попытался всосать её кроссовки. Она попыталась отступить к твёрдой земле, но, высвободив из ила ногу, почему-то сделала шаг вперед. Волна плеснула, промочив ей джинсы почти по колено. И показалось, что самое логичное и правильное, что можно сейчас сделать — выскользнуть из утопающих кроссовок и вплавь отправится туда, где огни и музыка. Тем более, что, кажется, её туда зову. И от этого зова становится так легко и весело. Мужчина на другом берегу снова поманил Анну рукой. — А ну отвали от неё, урод траханный! От голоса Марти Доннахью Анна вздрогнула, словно от удара. Моргнула недоуменно, и неожиданно поняла, что вода в реке вообще-то холодная, и кажется, от холодна у неё уже свело икроножную мышцу. Чешуйчатый парень на другом берегу опустил руку. Флейта замолкла. Анна попыталась пошевелиться, и с ужасом поняла, что ноги её так глубоко ушли в ил, что она не может сделать ни шагу. Чешуйчатый коротко рассмеялся. Звук передергиваемого затвора в наступившей тишине был каким-то очень уж слышным. — Я сказал тебе — отвали нахрен, — раздраженно крикнул Марти Доннахью. — Застрелю к чёртовой матери, рыба ты тупая. Судорога, сводившая ногу, заставила Анну зашипеть от боли. На другом берегу белый костёр разбрызгивал искры. Существа, танцевавшие вокруг него, теперь стояли неподвижно, словно причудливые изваяния. Они молчали. — Я не буду себя резать, пускать кровь и грозить железом. Я тебя застрелю, слышишь, урод? Отпусти женщину! Костёр взорвался, как будто кто-то сыпанул туда пороху. Анна ослепла на несколько мгновений. А когда зрение вернулось к ней, никого уже на отмели не было, только плыл дым от погасшего костра. — Долбанные рыбы, — проворчал Доннахью. Анна наконец смогла повернуться к нему. Охотник на фей стоял на твердом берегу, нависающем над водой, в левой руке — пистолет, права неподвижно висит вдоль тела. Он вбросил пистолет в кобуру, опустился на колени и протянул руку Анне: — Давай выбираться. К ней вернулась способность двигаться, и Анна, тихо охнув, схватилась за ногу, попыталась размять сведённую судорогой мышцу. — Давай вылезай, — повторил Марти и, когда она распрямилась, подхватил Анну под мышки и потянул наверх. Чтобы помочь ему, она попыталась как-то оттолкнуться от топкого дна, но только почувствовала, как соскальзывают со ступней кроссовки, и полузадушено выругалась. И почти в этот же момент Доннахью рывком втащил её к себе на берег. Анна запоздало удивилась, что совсем не помнит, как спускалась отсюда к реке. Берег был достаточно высок, чтобы сидя на краю, она не касалась ногами воды. Марти Доннахью опустился на корточки рядом с ней. Вытер лицо рукавом. Перевёл дыхание, сказал: — Вот так это обычно и бывает. — Я сглупила, да? — Анна зябко повела плечами. — С боевым крещением, типа, — Марти усмехнулся. — Кроссовки утопила, — от холода и испуга её начало трясти. — Не очень большая цена, — хмыкнул Доннахью. Встал на ноги и протянул Анне руку. — Пойдем греться, что ли. 5 Анне потребовалось два спальника и включённый обогрев в машине, чтобы перестать трястись. Марти смотрел на неё сочувственно и нагрел еще кофе. — Кто они, те… существа на берегу? — спросила Анна, после того как смогла наконец отпить из кружки. — А я знаю? — Доннахью пожал плечами. — Какие-то водяные фейри. Их много здесь, разных существ, имена которых на нашей стороне Границы если знали, то забыли давным-давно. Мне кажется, не все хотят, чтобы их помнили. Из бардачка он достал объёмистую фляжку, отхлебнул и протянул Анне: — Это виски. Хороший, дерьма не держим. Зажав между колен кружку с горячим кофе, Греймур щедро плеснула туда из фляжки. Ноги понемногу отогревались, над дальними холмами серое небо медленно светлело. Марти Доннахью последил за её взглядом: — Иногда я завидую тем, кто увидел здесь солнце и остался навсегда. Иногда — нет. Ладно, поехали дальше, что ли. Мне как-то весь сон отбило. Холодный бессолнечный рассвет стелился над холмами. — Здесь быстро светает, — сказала Анна, уже когда они ехали вдоль берега. — Здесь время течёт так, как ему вздумается, — Марти пожал плечами. — Иногда у сидов получается проворачивать такие штуки и у нас, но, к счастью, редко. Анна помолчала, потом просила: — Как тогда у клада? — Да. Деве по имени Заря должно приходить с рассветом. — Ты знаешь её? — Отчасти, — Греймур показалось, что на лице охотника на фей мелькнула тень затаённой боли. — Она остановила кровь и не дала мне сдохнуть, когда случилось вот это. Он шевельнул пальцами протеза и добавил горько: — Иногда мне кажется, это было довольно жестоко с её стороны. Анне показалось, он недоговаривает. И верно, когда пикап перевалил за первую гряду холмов, Доннахью тихо сказал: — Она поцеловала меня тогда. Лучше бы добила, честное слово. За холмами лежала долина, словно спрятанная в ладонях драгоценность. Через открытое окно пахло смятыми травами и почему-то мёдом. Отсюда, с холмов была видна даже пунктирная линии тропы, петляющей к другой гряде холмов, пологих, низких, удивительно правильной формы. — Смотри, — Марти ткнул протезом в их сторону. — Полые холмы, обиталище фейри. Тебе сюда? Анна пожала плечами. Серебряная веточка в кармане была тёплой, то ли сама по себе, то ли нагретая её рукой. В какой-то момент ей показалось, что кто-то стоит на вершине холма вдалеке, Анна моргнула, и видение пропало. Только туман медленно тёк в долину тонкими струями, словно дым или вода. Они спустились и въехали в этот туман, серебристый и какой-то звенящий. В нем шептало и пело. Марти Доннахью выругался и закрыл окно с водительской стороны. — Если начнут "водить", — сказал он, — я открою дорогу своей кровью и холодным железом. Не то чтобы мне хотелось это делать, конечно. — Что значить — "водить"? — пальцы Анны как-то сами собой вцепились в серебро тёткиной безделушки. — Дурить. Обманывать. Менять дороги прямо под колёсами, отводить глаза, навевать типа всякие галлюцинации. Сиды в этом большие мастера. — А железо и кровь? — машина ехала в тумане, шепотки сбивали с толку, и Анна предпочла закрыть своё окно тоже. — Только холодное железо может навредить Другой стороне. Человеческая кровь, пролитая холодным железом имеет над ней особую власть, — охотник на фей говорил так, словно повторял чьи-то слова. Потом сбился и добавил уже с обычными своими интонациями: — Это все равно что прийти зимой к чужому дому с перфоратором и затребовать то, что тебе надо. А иначе ты насверлишь дырок в стене, и в них будет отвратительно сифонить. Так мне пытались объяснить. — Я бы вызвала копов, — Анна чуть улыбнулась. Веточка кольнула в ладонь как-то особенно болезненно. — Если бы ко мне пришли дырявить стену — Если у твоего гостя кроме перфоратора есть ещё и ствол, это не кажется такой уж хорошей идеей, — Марти Доннахью ухмыльнулся. Туман снаружи чуть разошёлся, вдали стали видны холмы и тропка, убегающая куда-то под колёса. — Ты смотри, даже дорожку указывают, — охотник на фей дёрнул ртом. Анне показалось, что ладонь у неё почему-то влажная, и она вытащила руку из кармана. Тупо уставилась на измазанные в красном пальцы. Она укололась о веточку до крови и даже не заметила этого. Марти Доннахью скосил глаза и присвистнул: — Где это ты так?