– Тебе вечно есть хочется. – Ничего не могу с этим поделать. – Просто не думай о еде. – Я только о ней и могу думать. – У тебя прямолинейный ум. – Вовсе нет. То, что я сильный, не значит, что я глупый. – Я не сказал, что ты глуп. Ты прямолинеен. В монастыре пахло свежей ванилью и сладким маслом. Чиро закрыл глаза и вдохнул. Он в самом деле был голоден. – Это как в маминой сказке о солдатах, которые заблудились в пустыне и увидели водопад там, где ничего не было? – Чиро встал, растревоженный запахами, и принялся осматривать стены. – Или где-то здесь пекут булочки? – Сядь, – приказал брат. Не обратив на него внимания, Чиро двинулся по длинному коридору. – Вернись, – прошептал Эдуардо. Ореховые двери по всей галерее были закрыты, слабый свет сочился через небольшие окошки под потолком. В дальнем конце прохода обнаружилась стеклянная дверь. Сквозь нее Чиро увидел аркаду, соединявшую главное здание монастыря с мастерскими. Он побежал по галерее на свет. Добежав до стеклянных створок, он посмотрел сквозь них и увидел голый клочок земли – вероятно, сад, – окаймленный густым сплетением серых смоковниц. Деревья были припорошены снегом. Чиро повернул на восхитительный запах и обнаружил монастырскую кухню, спрятавшуюся за углом главного вестибюля. Открытую дверь подпирал кирпич. Над длинным деревенским столом сияли на полке начищенные кастрюли. Чиро обернулся – убедиться, что Эдуардо не пошел за ним. Брата видно не было. Чиро побежал ко входу и заглянул внутрь. Кухня была жаркой, как летний полдень. Чиро замер, купаясь в волнах тепла. Красивая женщина, много моложе его матери, работала у стола. Поверх длинного платья из серой шерсти в полоску – белый хлопковый фартук. Темные волосы скручены в тугой узел и заправлены под черную косынку. Прищурив темно-карие глаза, женщина раскатала на гладкой мраморной доске длинную полосу пасты. Мурлыкая под нос какую-то мелодию, она взяла короткий нож и стала вырезать из теста маленькие звездочки, не замечая, что Чиро наблюдает за ней. Длинные пальцы уверенно двигались, ловко управляясь с ножом. Вскоре на доске выросла груда крошечных кусочков пасты. Чиро решил, что все женщины прекрасны, ну разве что кроме старух вроде сестры Доменики. – Кораллини?[3] – спросил Чиро. Молодая женщина подняла взгляд и улыбнулась маленькому мальчику в слишком просторной одежде. – Стеллине[4], – поправила она, показав ему кусочек теста в форме звездочки. Затем сгребла все звездочки и высыпала их в большую чашу. – Что ты делаешь? – Готовлю запеченный заварной крем. – А пахнет пирогом. – Это масло и мускатный орех. Заварной крем лучше пирога. Он такой вкусный, что ангелы слетают со своих насестов, чтобы его попробовать. По крайней мере, я так говорю другим сестрам. Ты из-за запаха проголодался? – Я и до него был голодный. Женщина рассмеялась. – Ты кто? – А ты кто? – прищурился он. – Сестра Тереза. – Простите, сестра. Но вы… вы выглядите как девочка. Вы не похожи на монашку. – Я не ношу облачение, когда готовлю. Как тебя зовут? – Чиро Август Ладзари, – гордо произнес он. – Громкое имя. Ты римский император? – Нет. – Чиро вспомнил, что разговаривает с монахиней. – Сестра. – Сколько тебе лет? – Десять. Но я крупный для своего возраста. Я даже могу тянуть лямку на водяной мельнице. – Впечатляет! – Из всех мальчишек мне одному это под силу. Они дразнят меня быком. Сестра Тереза достала из стоявшего позади стола железного бака краюху хлеба, намазала ее толстым слоем мягкого масла и протянула мальчику. Пока Чиро ел, она проворно вырезала звезды из остатков теста и высыпала их в большую чашу, наполненную смесью из молока, яиц, сахара, ванили и мускатного ореха. Затем тщательно помешала в чаше эмалированной ложкой. Чиро наблюдал, как струи заварного крема, в котором мелькают звездочки, густея, ложатся одна на другую. Сестра разлила крем по керамическим плошкам, не пролив ни капли. – Ты к нам в гости? – Нас прислали сюда работать, потому что мы бедные. – В Вильминоре-ди-Скальве все бедны, даже монахини. – Мы совсем бедные. У нас больше нет дома. Мы съели всех цыплят, и мама продала корову. Она продала все картины и книги. А выручила не так и много. Да и эти деньги почти все вышли. – В каждой деревне в Альпах та же история. – Мы надолго здесь не останемся. Мама собирается в город, но вернется летом и заберет нас. Чиро поглядывал на глубокую печь, в которой пылал огонь, и подсчитывал, сколько раз он должен будет ее растопить и вычистить, прежде чем мать вернется. А еще он гадал, сколько всего в монастыре печей, и решил, что их здесь полно. Наверное, целыми днями придется рубить дрова да топить печи. – Что привело вас в монастырь? – Мама все время плачет. – Почему? – Скучает по папе. Сестра подняла поднос с наполненными кремом мисками и поставила его в духовку. Затем проверила миски с уже запеченным кремом, остывавшие на специальной подставке. Что за чудесная работа – готовить еду в теплой кухне во время зимних холодов! Чиро подумал, что те, кто трудится на кухне, никогда не голодают. – А куда подевался твой папа? – Говорят, что он умер, но я не верю, – сказал Чиро. – Почему не веришь? – Сестра вытерла руки кухонным полотенцем и облокотилась на стол так, чтобы ее глаза оказались вровень с глазами мальчика. – Эдуардо читал письмо, которое прислали маме из Америки. Там написано, что папа погиб в шахте, но тело не нашли. Поэтому я не думаю, что он мертвый. – Иногда… – начала сестра Тереза. Чиро прервал ее: – Я все об этом знаю – иногда человек погибает, а тела нет. В шахте может сработать динамит, и люди внутри взрываются, тело может сгореть в огне, провалиться в яму или утонуть в шлаковой реке внутри горы. А еще бывает так: ты ранен, не можешь идти, застреваешь под землей, умираешь от голода, потому что никто не идет тебя искать, тебя съедают звери и остаются одни кости. Я знаю все-все про то, как можно умереть в шахте, – но мой папа не умер. Он был сильнее всех. Он мог побить любого, мог поднять в воздух любого мужчину в Вильминоре-ди-Скальве. Он не умер. – Что ж, я буду рада когда-нибудь с ним встретиться. – И встретитесь. Он вернется. Вот увидите. Чиро верил, что отец жив, но сердце его ныло при мысли, что они могут никогда больше не увидеться. Он вспоминал, как всегда легко находил отца в толпе, потому что тот такой высокий, выше всех в деревне. И такой сильный, что запросто таскал обоих сыновей – по одному на каждом бедре, как мешки с мукой, – вверх и вниз по крутым горным тропам. Он валил деревья одним топором, а доски пилил так легко, как эта сестра Тереза тесто режет. И он построил запруду у водопада Вертова. Ему, конечно, все помогали, но Карло Ладзари был главным. Сестра Тереза разбила в чашку яйцо, добавила ложку сахара и взбивала до тех пор, пока на поверхности не появилась густая пена. Потом протянула чашку Чиро: – Держи. Тот сделал глоток, чмокнул и осушил чашку до дна. – Как теперь поживает твой желудок? – Полнехонек, – улыбнулся Чиро. – Будешь иногда помогать мне готовить? – Мальчики не готовят. – Это неправда. Все великие повара в Париже – мужчины. Женщин даже не берут в «Кордон-Блю». Это знаменитая кулинарная школа во Франции. Тут в кухню ворвался Эдуардо: – Чиро, ты где?! Пошли!