— Не сдерживайся больше, — горячий шепот на ухо, — можешь кричать. И опять устраивается между ее ног. Нежнейшие прикосновения языка, губ, его дыхание. Убийственная сладость. Она кричит, хрипит и извивается. — Моя… давай… — вибрация от его шепота посылает ее как ракету на такую высоту, что нечем дышать. А потом она сгорает в ослепительном взрыве. И тут же чувствует, как он входит в нее резко, больно, сразу на всю длину, царапнув нежную кожу бедер слегка колючим сукном расстегнутых брюк, и опять кричит от нестерпимого наслаждения, от такого желанного освобождения. Дав ей немного прийти в себя, он отстегивает карабины и заставляет встать. Ноги дрожат и не слушаются, но вскоре ее запястья прикованы к спущенной с потолка цепи так, что пола касаются только пальцы ног, будто у балерины на пуантах. Тело натягивается как струна, снова начинает закручиваться тугой жгут желания. Она не верит. Только что ей казалось, что она умерла. Теперь в его руках черный кожаный хлыст. Как у того мужчины в клубе. Кончик хлыста проходится по ее телу, обводит грудь, легко скользит между бедер, по щеке, прикасается к губам… — Открой рот! — грубость приказа взвинчивает ее нервы, она повинуется, дрожа от нетерпения, возбуждения и страха. Он грубо вталкивает ей в рот кончик хлыста, оцарапав небо. Странный вкус кожи и сладко-соленый, ее вкус… — Попробуй! Ты опять течешь. Помнишь, ты провинилась вчера? А что делают с непослушными? Грубая пошлость его слов заставляет чувствовать себя грязной, порочной. И неожиданно это заводит еще больше. Влажный кончик хлыста скользит по ее губам, щеке, по шее, по груди. Соски холодит, они еще твердеют, хотя и так уже до боли чувствительны. Он обходит кругом. Плечи, спина, ложбинка между ягодицами. Опять спереди. Живот, ниже… — Их наказывают, — хриплый голос отдается судорогами внизу живота как эхо. — Они получают порку. — Пожалуйста… — шепчет она, не понимая, о чем просит. Резкий удар по груди и перед глазами будто вспыхивает белое пламя… — Я разрешил кричать, а не говорить! Кожа горит под ударами хлыста, становясь одним сплошным нервом. Ей позволено, и она опять кричит, дико, бессвязно, хрипло, умоляя его… нет, не прекратить… не останавливаться. Кончиком хлыста он заставляет ее развести ноги шире. Потом пристегивает кольца поножей к скобам в полу. Распята, раскрыта и беспомощна… Хлесткие удары… Боль… Жгучая, почти на пределе терпимости. Ее накрывает горячая волна, снова взрывает. Остатки разума растворяются в сладком тумане. Прохладный шелк простыни так приятно холодит горящую кожу на груди и животе. Его рука приподнимает ее, подкладывая подушку, заставляет опереться на локти, разводит ноги. Потом он наматывает на кулак ее собранные в хвост волосы, тянет на себя, и резко, грубо, в один толчок входит сзади. Она больше не может кричать, только хрипит, стонет, он вбивается в нее, все глубже и глубже, задевая невероятно чувствительные места. Она рыдает в голос от нестерпимого наслаждения, и снова взрывается в ослепительной вспышке, выжигающей мозг. Она больше не ощущает своего тела, будто бесплотная тень, он несет ее в душ, нежно обтирает губкой, горячие струи воды стекают по коже, а она стоит только потому, что ее обмякшее тело поддерживают его руки…Теплое мягкое полотенце укутывает ее… глаза закрываются… она так устала… она так счастлива… Утром она проснулась в незнакомой постели от прикосновения теплых губ мужа на щеке. Наволочка пахла свежестью, нежно ласкала кожу. Теплое, но легкое одеяло, заботливо подоткнуто со всех сторон. В комнате было прохладно, и вылезать из уютного кокона совершенно не хотелось. Она огляделась — персиковые обои, такого же цвета, только чуть бледнее — плотные шторы на окнах. Кровать, в которой она нежилась, огромная, с резными столбиками по углам, молочно-белый комод, такие же прикроватные тумбочки. На одной из них — прозрачная ваза с букетом чайных роз. Людмила с наслаждением вдохнула нежный, едва уловимый аромат розовых лепестков. Руслан откинул одеяло. — Дай я тебя осмотрю. Она вздрогнула от холода и внезапно поняла, что абсолютно голая. Попыталась натянуть одеяло обратно. Руслан нахмурился и сказал строго: — Пока мы здесь, ты выполняешь все, что я говорю. Без споров и обсуждений. На живот. Она вспыхнула. Но возражать не стала и послушно легла. Теплые сильные руки нежно прикасались, поглаживали, исследовали, переворачивали ее как куклу. Закрыв глаза, она прислушивалась к своим ощущениям. Мышцы немного болели, как после тренировки в спортзале. Чуть-чуть ныло внизу живота. Стали безумно чувствительными и слегка болезненными соски. А еще было какое-то непередаваемое чувство легкости во всем теле. Людмила почувствовала, как пальцы мужа втирают в особо болезненные места, там где остались следы от хлыста, какую-то мазь. Потом Руслан поднес ей на раскрытой ладони желто-белую капсулу, она послушно положила ее в рот, сделала глоток воды из поданного им стакана. Руслан присел рядом на постель, нежно поцеловал в припухшие губы. Она резко выдохнула сквозь зубы. — Болит? — немного виновато спросил он, тут же отстраняясь. — Ерунда, — ответила она и обняла за шею, притягивая к себе. — Ненасытная, — улыбнулся Руслан и опять поцеловал, уже настойчивее, сжал грудь, она простонала ему в губы. — Прости, — снова сказал он, отстраняясь. — Ты извиняешься? — она усмехнулась. — Мне показалось, что тебе нравится делать мне больно. Его лицо стало серьезным, глаза потемнели. Людмиле снова стало не по себе. В родных чертах мужа опять проступил вчерашний властный незнакомец. — И это тоже, — сказал он глухо. — Но тебе ведь понравилось? Она помолчала. Ей хотелось быть абсолютно искренней, она чувствовала всем сердцем, что Руслан ждет он нее этого. Она не была уверена, что ответив сейчас «да», будет до конца честной. — Мне не понравилась боль, — в его глазах на долю секунды мелькнула растерянность, вина и разочарование. — Мне понравилось наслаждение, которым она может быть, — продолжила Людмила и прижалась губами к его руке. — Как мне тебя теперь называть? Господин, Мастер? Лукаво улыбнувшись, она положила голову ему на колени, потерлась щекой о его руку. Он резко выдохнул, и зарылся лицом в ее волосы, шепча что-то маловразумительное и нежное. Потом взял ее лицо в ладони и посмотрел пристально в глаза. — Пусть будет Господин…Спасибо, моя Милочка! Она едва не разрыдалась от переполнившей нежности. Еще какое-то время они просто лежали, обнявшись, он, легко касаясь пальцами, перебирал ее спутавшиеся волосы, гладил по щеке, обводил контур губ. Потом Руслан встал и достал из стенного шкафа дорожную сумку. Из нее извлек пакет с логотипом магазина «Дикая Орхидея» и положил на постель перед женой. — Твое белье вчера погибло, — лукаво улыбнулся он. — Это замена. Надеюсь, тебе понравится. Людмила открыла шуршащий пакет и достала оттуда очень изящный комплект цвета шампанского, кружевной, нарядный, но менее откровенный, чем тот, что стал жертвой вчерашней сессии. — Там душ, — сказал Руслан, показывая на боковую дверь, — внутри есть полотенца и банные халаты. Людмила выскользнула из постели, тихо охнув от тянущей боли в мышцах, и направилась в ванную. Стояла под горячими струями, она пыталась уложить всю эту странную мешанину чувств, образов и ощущений от пережитого, но они не прекращали безумную карусель в ее голове. Сушила волосы и рассматривала свое отражение в зеркале. Неужели вчера это все было с ней? Эта безумная менада, что стонала, кричала и хрипела, умоляла не прекращать бить ее хлыстом — это она? А тот властный, жесткий и волнующий господин с флоггером — ее Руслан? Невероятно! В сумке она нашла свои любимые джинсы, теплые носки, футболку и свитер. Улыбнулась предусмотрительности мужа, и с удовольствием оделась в привычную одежду. Ее черное платье было аккуратно сложено на самом дне. Через полчаса они завтракали в столовой вместе со Шталем. Людмила удивленно отметила отсутствие Евы, она все не решалась спросить, но доктор угадал ее любопытство и произнес: — Ева отправилась навестить своих родителей. У нее неделя свободного времени. После завтрака Шталь пригласил их в свой кабинет. Они уселись в кресла, а доктор прошел к своему столу, выдвинул ящик и достал оттуда какие-то бумаги и две коробочки из темного бархата, одну маленькую, другую побольше. — Надеюсь, все прошло успешно? — спросил Шталь, сдержанно улыбаясь, обращаясь скорее к Руслану, чем к Людмиле. — Думаю, что да, — ответил он, сжимая ее руку и поглаживая костяшки пальцев. Людмиле стало стыдно от мысли, что этот строгий человек знает, что происходило вчера в его «салоне». — Великолепно! — сказал Шталь, — я счастлив и горд, что смог помочь вашей удивительной паре. У меня давно не было таких талантливых учеников. Уверен, у вас все будет просто замечательно. Кстати, вы получили право вступить в Сообщество. Людмила посмотрела на мужа, не понимая о чем речь. Но, видимо ее муж все отлично понял. — Это большая честь, — произнес он. Шталь передал ему бумаги, которые держал в руках. — Прочитайте и подпишите. Это Устав Сообщества и правила, обязательные для всех. Первый год бесплатный, начиная со следующего обязательны членские взносы, размер которых зависит от статуса. Вы пока новички, и сумма не будет обременительной. Людмила смотрела, как ее муж внимательно вчитывался в документы, потом взял из рук Шталя ручку и поставил свою подпись, передав документы ей. Она попыталась читать, но строчки расплывались у нее перед глазами, она никак не могла вникнуть в смысл написанного. Беспомощно посмотрела на мужа. Он кивнул ей одобрительно, и она расписалась под его подписью на всех листках, передав документы Шталю. Один экземпляр доктор спрятал в какую-то папку, другой снова отдал Руслану. Потом взял со стола коробочки, открыл первую, достал оттуда печатку, серебряную с чернением, и на открытой ладони преподнес его Руслану. — Изображение на кольце — трикселион, это символ принадлежности сообществу. Указывает на статус владельца и служит пропуском на все закрытые мероприятия, проводимые сообществом в нашем городе и в любом другом, по всему миру. Руслан принял из рук Шталя перстень и надел его на средний палец левой руки.