Скомкав пять листов и вконец расстроившись, она резко поднялась и хлопнула в ладоши. Тут же на зов явилась служанка. — Да, госпожа? — Убери здесь и принеси зеленое кимоно в мелкий цветок. — Хорошо, Наоми-сан. Оставшись в одиночестве, Наоми подошла к окну, выходившему в сад. «Слуги не метут лишний раз и без того чистые полы, а значит, по крайней мере, ужин будет действительно семейным. Если это вообще можно назвать семьей», — она вновь поморщилась и прислонилась к оконной створке, наслаждаясь закатом. Солнце медленно садилось, окрашивая небо в розовато-оранжевый цвет и последними лучами играя с кроной деревьев, листву которых трепал теплый ветер. «Скоро цветение сакуры… даже думать об этом не хочу… ведь это так свойственно нашему клану: приурочить какое-нибудь событие к природному явлению. Будь то сильные грозы в октябре или цветение моего дерева». Тихо прошелестели раздвигающиеся створки, и в комнату вновь вошла служанка. — Ты заставляешь себя ждать, Неко. — Простите, Наоми-сан… — начала она. — Оставь. Давай скорее кимоно, — она небрежно махнула рукой и скинула на пол халат. — Как там повязки? — спросила Наоми, безуспешно пытаясь придать голосу беспристрастность. Но Неко хватило ума не жалеть хозяйку и не сочувствовать ей. — Бинты совершенно чисты, — просто сказала она. — Значит, все зажило… — шепнула Наоми и повела плечами: последнее наказание отца запомнится ей надолго. Неко помогла своей госпоже надеть кимоно и собрать длинные черные волосы в элегантный пучок. Когда служанка начала завязывать оби*, Наоми, почувствовав, что Неко прикрепляет ей специальную доску для пояса, протестующе мотнула головой. — Нет. Оставь. Никакого оби-ита*. Не хочу. — Хорошо, Наоми -сан. Но вам следует знать, что это был приказ вашей матушки… — Она не моя мать. Сколько раз я должна повторить, чтобы ты перестала ее так называть? — горько и тихо спросила она, не имея сил ни на раздражение, ни на громкий окрик. Так много всего навалилось в последнее время. Придирки мачехи стали как будто дотошнее, а наказания отца — больнее. Все повторялось раз за разом, неделя за неделей: Наоми не давала согласия на свадьбу, и он бил ее. Вновь не давала и вновь получала десяток ударов. Сколько уж было их, таких порок?.. Она устала, Ками-сама, как же она устала. — Простите, Наоми-сан, я, правда, больше не буду, — взволнованно произнесла Неко, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Ничего, — ломким голосом ответила та. — Ничего. Она поправила волосы, провела ладонями по талии и бедрам, разглаживая тонкий шелк, и направилась к дверям. Уже спускаясь по лестнице, она взглянула вверх. Свет играл тенью на контурах ее лица, подчеркивая высокие, острые скулы. Наоми выпрямила плечи и вздернула подбородок, не собираясь выдавать внутреннего напряжения и волнения, что бушевало в душе. Ее губы дрогнули в усмешке, когда она представила грядущий ужин. Ужин семьи, частью которой ее почти никто не считал. Старшая дочь, наследница великого клана… Ошибка отца в молодости, досадная помеха, кость в горле для многочисленной родни. Наоми прошла по длинному коридору и распахнула дверь, ведущую в комнату, где проходили трапеза. Мачеха уже ждала ее, сидя на подушках перед низким столиком. — Ты опоздала, девочка, — строго сказала она, смерив падчерицу пристальным взглядом. — Нет. Отец ведь еще не пришел. — Дерзишь? — женщина облизнула губы. — Спина уже успела зажить? — мачеха усмехнулась и провела ладонью по волосам, собранным в высокую традиционную прическу. — В любом случае, он — мужчина и имеет право задерживаться, а ты должна всегда приходить раньше своего господина. «Ну, конечно-конечно, змеюка. Ты так действительно думаешь», — фыркнула Наоми и села напротив. Но вслух она сказала совсем другое: — У меня нет господина, и никогда не будет. — Не смеши меня, девочка, — мерзко улыбаясь, произнесла мачеха. — Отец — твой господин сейчас, а муж будет им после свадьбы. Наоми промолчала, крепко прикусив язык. Сил спорить с мачехой у нее не было, да и не хотелось тешить ее самолюбие. Поэтому она лишь склонила на бок голову и нацепила на губы привычную милую улыбочку, выручавшую ее на каждом семейном сборище. Однако ее глаза по-прежнему смотрели жестко и прямо, с едва уловимым насмешливым прищуром. — И вскоре тебе представится возможность проверить мои слова на практике, — многообещающе пообещала мачеха и замолчала. «Что она имеет в виду? Какая возможность? Что они задумали с отцом?» — лихорадочно соображала Наоми, пытаясь сохранить на лице невозмутимое и беспристрастное выражение. Она покосилась на мачеху: та смотрела перед собой отсутствующим взглядом, и многочисленные заколки в ее прическе блестели под светом множества масляных ламп, которые слуги зажгли для ужина. «Что, девчонка, навела я тебя на мысль? — про себя глумилась над падчерицей Хеби*, разглядывая ничего не выражающим взглядом поверхность стола. — Слава Богам, недолго тебя нам терпеть осталось. Скоро уйдешь, наконец, из семьи, и тогда можно будет задуматься о судьбе моей Ханами», — она улыбнулась, подумав о дочери. Открылись раздвижные двери-седзи, и в комнату для трапезы вошел глава семейства и клана – господин Токугава, высокий, но уже обрюзгший мужчина средних лет. Он был одет в простое, но вместе с тем безумно дорогое кимоно из черного шелка. По его подолу стелился набивной узор золотой нитью: листва переплеталась с тонкими ветками. Незатейливо завязанный оби темно-синего цвета подчеркивал некоторую сутулость осанку мужчины и вываливающийся живот. — Добрый вечер, отец, — первой поприветствовала его дочь, с удовольствием читая на лице мачехи легкую неприязнь. — Добрый вечер, аната*, — произнесла Хеби, склонившись. Коротко кивнув в ответ, Такао Токугава опустился перед столом на колени. Повинуясь хлопку хозяйки, слуги принялись разносить многочисленные маленькие тарелочки с яствами. Наоми уныло смотрела на них, раздумывая над словами мачехи, не сулившими ей ничего хорошего. Глубокий голос отца прервал ее метания. — Наоми, мне надоело терпеть твою непокорность и нежелание вести себя, как подобает послушной дочери. Это недостойно, и твои отказы уважаемым женихам позорят наш клан. Я решил положить этому конец. Я нашел тебе мужа, и твое мнение здесь уже ничего не значит, — жестко говорил Такао, испепеляя дочь взглядом. Его тон заставил Наоми мгновенно поверить: отец не шутит и не угрожает, не пытается ее обмануть. Его слова — это та правда, с которой ей придется смириться. Казалось, ее огрели по голове чем-то тяжелым: такой в ней стоял звон. Наоми часто заморгала, пытаясь прийти в себя, и стиснула под низким столиком кулаки. Ей пришлось сцепить зубы, чтобы не начать спорить, чтобы не огрызнуться. Ей нужно все хорошенько обдумать, а если отец накажет ее за дерзость, то думать она сможет лишь об истерзанной спине. «Ками*-сама, кого нашел мне отец? Что же за человек мой будущий муж, раз плюет на Богов и клятвы, раз готов без их одобрения взять себе жену, нарушив тем самым обычаи, что священнее всего?» — ею овладел страх: настоящий, липкий, опутывающий страх. Такого она не чувствовала еще никогда, даже под палкой отца. — Наоми, ты меня слышишь? — было видно, что Такао уже не в первый раз зовет ее. — Просто девочка пока не может прийти в себя от счастья, — елейным голосом произнесла Хеби, и в ее глазах сверкнуло торжество. Женщина знала, с кем договорился о браке муж, и думала, что впору делать ставки, как долго падчерица продержится в той семье: неделю или чуть больше? — Да, отец, я тебя слышу, — возвращение к реальности было болезненным, но необходимым. Сейчас Наоми должна собраться и взять себя в руки. Поплакать и покричать она сможет потом. Не за этим столом, где ее отчаяние не тронуло бы никого, лишь развеселило бы да доставило удовольствие. — Ты не заставишь меня выйти замуж, — тихо, но твердо сказала Наоми. — Я, кажется, ослышался. Повтори, что ты сейчас сказала, — приказал господин Токугава, медленно поднимаясь с подушки и нависая над дочерью. — Я не выйду замуж, —повторила Наоми, вставая навстречу отцу. В ее глазах решимость плескалась со страхом, и Такао, как никто, знал этот страх. — Да? Ты, правда, так думаешь? — он усмехнулся, нехорошо прищурившись. Щеки Наоми заалели, и в глазах мерзко защипало. Она сжала опущенные вдоль тела руки в кулаки и вздернула подбородок, борясь с унижением. — Правда, — на выдохе ответила она. Глаза Такао недобро сверкнули, и Хеби, было засмеявшаяся, замолчала, словно почуяв недоброе. — Ты едва ли понимаешь, что сейчас говоришь, — отец медленно приблизился к Наоми, и его голос понизился до угрожающего шепота. — Очень даже понимаю, — так же тихо ответила она, смотря на него с нарастающим испугом. — Ты не смеешь противиться. Я разговариваю с тобой не как отец, но глава клана. — Разумеется, Такао-сама! — ядовито огрызнулась Наоми. — Довольно, — Токугава вскинул руку. — Довольно с меня твоей строптивости. Ты выходишь замуж. Согласие клана получено. А твое — уже ничего не значит. — Когда-то меня учили другому, — вполголоса произнесла она. — Глупые же у тебя были учителя, — заметила Хеби, хмыкнув. Она знала, что первых наставников ее падчерице выбирала родная мать. — Не смейте так говорить, — гневно начала Наоми, но хлесткая пощечина обожгла щеку, заставив замолчать. — Не смей дерзить матери, — ровным голосом велел ей Такао, поджав губы. — Она мне не мать! — воскликнула Наоми, забывшись на мгновение. — Замолчи, девчонка! — отец ударил ее второй раз, окончательно потеряв терпение. Он стиснул ее плечи и сказал, глядя прямо в глаза. — Ты выйдешь за Такеши Минамото через месяц, и это не обсуждается.