Наоми повернулась к Такеши, опустив прижатые к груди руки. Она уже успела смыть с лица толстый слой белой пудры и румян и черную, густую подводку с ресниц, но еще не разбирала сложную церемониальную прическу. Такеши хватило одного взгляда, чтобы понять все ее терзания. Мысли девчонки, как всегда, были написаны у нее на лбу. Он чувствовал ее волнение и страх, слышал сбившееся дыхание. Он не касался ее с той ночи в чайном домике, и сейчас она ждала, что он воспользуется своими правами. Потому и не стала ложиться без него, потому дожидалась, невидяще смотря в темноту за окном. Потому и дрожала сейчас, неловко пытаясь это скрыть. Она дергалась после каждого его шага и, когда Минамото остановился подле нее, уже едва могла подавить громкий, испуганный стук зубов. — Чего ты боишься? — спросил он, разглядывая ее лицо в свете луны. Вопрос ошеломил Наоми. Его она никак не ожидала услышать. — Неизвестности, — выдохнула она, с удивлением понимая, что была предельно честной. И удивилась еще сильнее, когда услышала его негромкий смех. — Можешь больше не бояться, — сказал Такеши и потянулся к завязкам ее кимоно. Неторопливо разматывая метры шелковой ткани, он размышлял. Девчонка по-прежнему оставалась высокой и угловатой, и тот бой, и отравление, и все ее глупые переживания не добавили ее телу округлости, не сгладили острые плечи и коленки. И он по-прежнему не хотел обладать ею, но… … но порой своей наивностью и неопытностью она напоминала ему молодого дикого жеребенка. Он приручал таких лаской и терпением до тех пор, пока животное не переставало показывать свой норов. И Такеши думал об этом, смотря на Наоми. Она была наивной и неопытной, и казалась ему схожей с чистым листом. Он мог бы написать на нем все, что угодно. Он мог бы сотворить из нее то, что хотел. Наоми не шевелилась, пока Такеши снимал с нее кимоно, уверенно и ловко. Несмотря на страх, она почувствовала невероятное облегчение, когда последний отрез шелка упал к ее ногам. Вес праздничной одежды наконец-то перестал придавливать ее к земле. Ладонь Такеши — горячая и тяжелая — накрыла поверх тонкого хададзюбана то место у нее на боку, где змеился тонкий шрам. Полученный от его руки. Наоми прерывисто вздохнула и дернулась, и ее реакция, похоже, позабавила Такеши. Он хмыкнул, скидывая с себя традиционную накидку, и, как всегда бережно, снял с пояса ножны. Отложив их в сторону, он принялся разбирать сложную прическу Наоми, вытаскивая бесчисленные заколки, шпильки, гребешки, пока длинные черные волосы не упали ей на плечи и спину. Наоми не отводила взгляда от его лица. Он снял короткую куртку, и вновь на его обнаженной груди первым, что она увидела, было старое уродливое клеймо. — Я хотел вырезать его, — вдруг сказал Такеши. — Но решил оставить. Чтобы никогда не забывать. Он взял ее за руку и увлек на футон, заставил лечь на спину, а сам навис сверху, придавив своим телом. Шершавой ладонью провел по бедру и выше, сбирая в кулак ткань тонкой рубашки, оголяя низ живота и грудь с затвердевшими от прохлады сосками. Он заставил Наоми изогнуться и теснее прижаться к себе, пока снимал ей через голову хададзюбан, и почувствовал, как откликается на близость женского тела его естество. Такеши вовлек ее в поцелуй, и она не сопротивлялась, но и почти не отвечала. Вместо ярости это вызвало у него усмешку. Он заглянул ей в глаза и, склонившись к уху, доверительно шепнул: — Знаешь… ты еще будешь умолять меня. Наоми дернулась, а Такеши грубо раздвинул ей ноги коленом и впился в шею. Он знал, как сделать женщину податливой и мягкой, словно воск. Он сжал ее грудь, пощипывая, теребя соски, пока не уловил изменения в ритме ее дыхания. Оно сбилось, стало прерывистым. Потом ладошки Наоми легли ему на плечи, слегка впиваясь в кожу ноготками, и она заерзала под ним, будоража кровь. Такеши поцеловал ее грудь, покатал меж зубов сосок, провел по нему языком, и Наоми попыталась свести бедра. Из ее горла вырвался стон, когда она почувствовала там его колено, и она едва не заплакала от разочарования. Ей нужно, нужно было свести бедра! Этого требовал появившийся внизу живота тяжелый узел. Такеши чувствовал ее смятение и продолжал ласкать грудь, доводя Наоми едва ли не до исступления. Она всхлипнула, не выдержав, и потерлась о его колено, пытаясь насадиться. Ей было так мучительно стыдно и так хорошо! Кровь прилила к щекам, и она зажмурилась, вскинула бедра, пошире разведя их, чтобы было удобнее тереться. Она чувствовала себя униженной, но это было так сладко, так приятно, что она тихонько застонала. А когда Минамото надавил коленом сильнее, благодарно всхлипнула и плотнее обхватила бедрами его ногу. У Такеши зашумело в ушах. Девочка оказалась такой податливой… такой отзывчивой. Он убрал колено и провел ладонью между ее ног, почувствовав влагу на пальцах. Наоми вскрикнула, протестуя, и он шлепнул ее по бедру. — Тихо. Она приподнялась на локтях, затуманенными глазами посмотрев на Минамото, и сказала низким, грудным голосом: — Я все еще не умоляю, — а после призывно качнула бедрами. — Вот как? — справившись с ошеломлением, прорычал Такеши и поцеловал ее лобковые косточки, сдавливая зубами нежную кожу. Он опустился ниже и языком коснулся ее внутри. По телу Наоми прошла дрожь, и она инстинктивно попыталась сжать ноги, когда грубая хватка Минамото ее остановила. Медленно, безумно медленно он провел языком по бугорку ее клитора, слегка сжал его губами, и погладил кожу внутренней стороны бедра, успокаивая. Такеши продолжил свою опьяняющую, неторопливую ласку, и вскоре Наоми заметалась на темных простынях, сбирая ладошками ткань. Она давила стоны, кусая себя за запястье, и выгибалась, вскидывала бедра, словно просила Минамото о большем. Но он знал, что делал. Он ввел один палец, и тугие мышцы плотно обхватили его, сокращаясь. «Такая горячая. Такая влажная». Наоми протяжно застонала, когда Такеши принялся им двигать, не прекращая языком ласкать ее клитор. Она уже едва владела собой. Наслаждение зарождалось рядом с тем местом, куда Минамото ее целовал, и растекалось горячими волнами по всему телу. Низ живота непрестанно пульсировал, и в некоторые моменты она думала, что больше не выдержит и распадется на тысячу частиц. И Такеши тогда отрывался от нее, делая крохотную паузу. И сладкая пытка возобновлялась. — П-пожалуйста, — выдохнула она, когда почувствовала внутри второй палец. Наоми подалась вперед, пытаясь насадиться, но Минамото играючи заставил ее замереть. И остановился сам. От этой несправедливости она захныкала, словно маленькая. — Пожалуйста… — Пожалуйста что? — спросил он и вновь поцеловал ее клитор, все сильнее и сильнее пульсировавший. — Пожалуйста… — она едва могла говорить, всем своим естеством сосредоточившись на движениях его пальцев и языка. — Позволь мне… Не останавливайся… — Что позволить тебе? — свободной рукой он с силой сдавил ее соски. — К-к-кончить… — выдохнула Наоми, пунцовея от стыда. — Хорошая девочка, — Минамото похлопал ее по бедру. — А теперь попроси меня по имени. — Такеши, пожалуйста, — она отчаянно извивалась, пытаясь насадиться на его пальцы. — Ах… — Такеши?.. Она чувствовала себя униженной, но то было сладкое чувство. Она распалялась все больше, пока Минамото заставлял ее умолять, и ей нравилось быть сейчас столь покорной. Нравилось просить, пока его пальцы и язык сводили ее с ума, лишая воли и рассудка. — Такеши-сама! — выкрикнула Наоми. — Позвольте, Такеши-сама… И он ей позволил. Наоми взорвалась и вновь стала единой. Ее клитор пульсировал, сокращаясь, и она задыхалась, не способная вместить в себя столько… не способная это выдержать. Она свела бедра, скрестив коленки, и натянулась, словно тетива тугого лука. Оргазм заполнил ее с головой, сильный и острый, болезненно приятный. Она потерялась в своих ощущениях, забыв, кто она и где. Затуманенными глазами Такеши смотрел на нее, бесстыдно распластанную на темных простынях, кусавшую алые губы, и слушал длинные полустоны-полувсхлипы. И он не выдержал. Едва спустив с бедер штаны, обхватил Наоми за талию и привлек к себе, широко развел ее ноги и вошел одним движением, полностью заполнив собой. Ее мышцы все еще пульсировали в оргазме и плотно обхватили его член, а внутри она была такой восхитительно узкой и влажной, что у него снесло голову. Такеши двигался быстро и резко, насаживая ее на свой член, толкаясь как можно дальше, и его наполненные семенем яички звонко шлепались о ее ягодицы. Он перевернул ее, поставив на колени, и взял сзади, крепко стиснув бедра, заставив прогнуться в спине и грудью коснуться футона. Наоми едва не падала, полностью растворившись в своем оргазме, и он практически держал ее на весу, ритмично вбиваясь. Он намотал на кулак ее длинные волосы, и она покорно выгнулась и бесстыдно вскинула выше ягодицы. Такеши излился в нее с хриплым стоном и рухнул поверх, не сумев удержаться на дрожащих руках. Почти тотчас он перекатился на спину и невидящими глазами уставился в потолок. Его грудь часто вздымалась в такт сбившемуся дыханию, а чресла все еще пульсировали. Спустя время — может, прошла минута, а может, целый час — Такеши почувствовал, как слева от него шевельнулась Наоми. Она осторожно повернулась к нему, приподнявшись на локте, и легла поближе. А после оставила легкий поцелуй у него на плече. Осмелев, она провела прохладными пальцами по его груди и животу, чувствуя ладошкой тугие мышцы. Такеши лениво покосился на нее и ничего не сказал. — Так… так бывает всегда? — шепотом спросила Наоми, не отрывая взгляда от его груди. Она была такой мягкой сейчас. Такой утомленной. Такой доверчивой. — Да, — просто ответил он.