И ей улыбнулась удача. То ли наемники все больше расслаблялись, приближались к границам земель Минамото, то ли она своим поведением усыпила их бдительность, но они не только оставили ее руки, связанными спереди, но и не засунули в рот кляп. В первые несколько минут Наоми отложила мысли о побеге и просто наслаждалась возможностью вдыхать полной грудью. Когда впереди показалась верхушка холма, она решилась: бежать нужно во время спуска. Другой возможности ей не представится. Пока они на равнине или в лесу, похитители ни за что не дадут ей скрыться. А вот на вершине можно броситься вниз, покатиться и, может быть, ей повезет еще раз. По крайней мере, она попробует. Сдаваться сразу Наоми была не намерена. Подъем дался ей тяжело. Каждый шаг отзывался болью, и ее ступни были изранены столь сильно, что она едва могла терпеть. В теле еще жила та отрава, и порою перед глазами все темнело, а ноги наливались непомерной тяжестью. Но когда они, наконец, достигли вершины холма и свернули круто влево, Наоми решилась. Она бросилась прочь без малейшего промедления: задумайся она хоть на секунду, то точно растеряла бы всю свою храбрость. Она резко повернулась вокруг своей оси, ударив идущего позади наемника в челюсть, и тотчас побежала вниз, не разбирая дороги. Кое-как сгруппировавшись со связанными руками, Наоми покатилась с холма. В ее ушах стучала кровь, голова кружилась от ударившего адреналина, и она ничего не слышала и не видела перед собой. Ветки хлестали ее по лицу, рвали одежду, мешали бежать и цеплялись за веревку — она едва ли понимала это. Перед глазами все слилось в одно большое коричнево-зеленое пятно, земля и небо поменялись местами, когда она упала, зацепившись ногой за корягу, и вновь покатилась вниз. Она падала и вновь поднималась, и мир кружился перед ее глазами, но Наоми не останавливалась. Она знала одно: ей нужно вниз, там у подножья холма раскинулась деревня. Там было ее спасение. Что-то огнем обожгло лодыжку, содрав кожу, — один из похитителей подсек ее кнутом, заставив упасть. Наоми протяжно и громко застонала, истратив на крик остатки дыхания. Кое-как перекатившись на спину, она увидела приближавшегося к ней наемника. Она вжалась лопатками в землю и мощным ударом ног отбросила его в сторону, а сама поползла прочь, будучи не в силах подняться. Колючая трава царапала ее руки и лицо, кимоно цеплялось за ветки и оставалось на них оторванными лохмотьями. — Дрянь, — похититель, настигнув ее, схватил за длинную косу и жестко дернул на себя. Наоми упала навзничь, и он поволок ее по земле, держа за волосы и вызывая злые слезы. Она принялась извиваться всем телом, пыталась тормозить пятками, но наемник волок и волок ее, мало внимания обращая на проклятья и ругань. В какой-то момент Наоми показалось, что ее голова просто оторвется — столь сильной была боль. Жгучий пот струился по ее лицу, заливая глаза. Она мотнула головой, пытаясь избавиться от соленых капель, и увидела, что в левой руке наемник держал нож. Застонав от боли, пронзившей, казалось, все тело, Наоми извернулась и укусила мужчину за руку. Он неосознанное дернул ее на себя, разжав пальцы, и она молнией метнулась к упавшему ножу, без раздумий смахнула половину косы с головы и рванула вперед. Ей вслед понеслись проклятья и угрозы, спустя мгновение она услышала тяжелое дыхание и громкий хруст веток — похититель был прямо за ней. Наоми побежала еще быстрее — по крайней мере — попыталась. Она была уже почти внизу холма, до деревни, где она будет спасена, оставалось совсем немного. Хриплое, учащенное дыхание разрывало ее легкие изнутри, рот и губы пересохли, по лицу струился смешанный с кровью пот. Растрепанные волосы цеплялись за ветки и тормозили ее, лезли в глаза. Место на ноге, где ударом кнута была содрана кожа, горело огнем. Упав ничком, она скатилась вниз, преодолев последние метры, и оказалась на рисовом, полузатопленном поле. Хлюпая по воде ногами, разбрызгивая ее и продираясь сквозь растения, она неслась вперед, размахивая руками и бешено, неистово крича, даже не понимая, что она произносит. Ее ноги подогнулись, когда Наоми увидела приближавшихся людей. Она со стоном упала лицом вниз, потеряв сознание. Глава 14. Вопросы без ответа Глубокой ночью Такеши ужинал в тишине и одиночестве. Утром пойдут третьи сутки, как похитили Наоми. Критичное время. Сейчас не было ни одной деревни, куда бы не отправились его люди, ни одной окраины его обширных земель. В поместье находилось так мало солдат, как не было еще никогда. — Такеши-сама, — в дверях комнаты показался Кацуо. Он поклонился и остался стоять на месте. Мало кто решался сегодня тревожить своего господина. Минамото кивнул ему, дозволив зайти. — Пришли вести с северных земель, — сказал Кацуо, присев на пятки около столика. — Наоми-сан там нет. — Надеюсь, они хорошо искали, — спокойно произнес Такеши, но было в его голосе нечто такое, что заставило Кацуо вздрогнуть. Едва ли среди людей Минамото в сложившейся ситуации найдется храбрец, решивший нарушить приказ своего господина и искать Наоми-сан без надлежащей тщательности. Никому не хотелось на собственной шкуре испытать ярость Такеши-самы. — Масахиро умер, господин. Минамото скривился. Он провел с предателем пару часов и так не услышал от него ни слова про похищение и место, в котором должна будет оказаться Наоми. И Такеши не мог не признать подобную стойкость. Масахиро оказался не тем мелочным человеком, которым представлялся многим в поместье. Он был преданным, просто преданность его предназначалась другим людям. — Хорошо. Как только вернутся солдаты, отправишь часть к границам Тайра. Пусть выкинут его тело на их землях. Такеши был больше, чем уверен, что за похищением его жены стояли Тайра. Никто в здравом уме не решился бы пойти против его клана в одиночку. Действовали либо с дозволения Тайра, либо напрямую от них. Задумавшись, он забыл о присутствии Кацуо и удивился, когда тот привлек его внимание негромким покашливанием. Выражение его лица совсем не понравилось Такеши. — Мы нигде не можем найти Яшамару-сана, господин. И в конюшне не досчитались двух лошадей. Звенящую тишину комнаты, повисшую после его слов, нарушил громкий хруст — Такеши сломал палочки, слишком сильно сжав кулак. — Кто второй? — Его сын. Мамору. — Как-то раз Наоми спросила меня, зачем наказывать провинившихся палками, ведь бывают случаи, когда достаточно простых слов. Очевидно, я стал слишком много разговаривать, если мои люди вытворяют такое, — с убийственным спокойствием сказал Такеши. — Я буду на тренировочной площадке. Возможно, идея упражняться с катаной глубокой ночью лишь при свете луны и факелов была не слишком удачной, но другого способа выплеснуть накопившееся Такеши не видел. Он был полон сейчас, как трясина после дождя, и лучше ему будет рубить мечом дерево, чем чьи-то головы. Он истязал себя, пока соленый пот не залил глаза, пока не онемели плечи и спина, пока стало невозможным контролировать сбившееся дыхание. К тому времени почти рассвело, и кромка неба вдалеке начала медленно розоветь. Такеши откинул в сторону тренировочный, затупленный меч и жадно припал к кувшину с прохладной водой. — Господин! Господин! — к нему отчаянно спешил какой-то мальчишка — чей-то сын. — Наоми-сан нашли! *** До деревни они добрались ко времени, когда солнце уже было в зените. Такеши спрыгнул с Молниеносного, бросив поводья одному из сопровождавших его солдат, и осмотрелся. Старейшина и крестьяне уже приветствовали его, опустившись на колени, но из всей толпы он выцепил взглядом склоненных Яшамару и Мамору. Пальцы привычно легли на гладкую рукоять катаны, но Такеши одернул себя. С их неподчинением он разберется позже. Сейчас — Наоми. — Где моя жена? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, и старейшина поднялся на ноги, вызвавшись его проводить. Деревушка оказалась бедной и маленькой, насчитывающей едва ли с два десятка минка, и Наоми находилась, очевидно, в лучшей из них — в доме старейшины и его семьи. Пригнув голову, чтобы не задеть низкого дверного косяка, Такеши вошел и почти сразу же увидел лежавшую на футоне Наоми. Ее губы и нос были разбиты, а щеки покрыты царапинами от стегавших ее веток. Она смотрела на Такеши широко распахнутыми глазами, словно не ожидала его здесь увидеть. Минамото опустился на футон рядом с ней, продолжив требовательным взглядом осматривать ее повязки и видимые ссадины. Особенно долго он смотрел на две вспухшие, багровые полосы на ее запястьях. Такеши молчал довольно долго, и Наоми не решалась заговорить первой, нарушить его сосредоточенную тишину. И она по-настоящему испугалась, когда встретилась с ним взглядом: он сулил смерть. — Здравствуй, Наоми, — сказал он наконец и потянулся откинуть простынь, в которую она была укутана. — Тебя осматривали? — Нет, — справившись с испуганным стуком зубов, она мотнула головой. — Только помогли смыть грязь и дали чистую одежду. Они не решились… ну, ты знаешь… трогать раны, которые под кимоно. Тем более там пустяки. Такеши ухмыльнулся. Если крестьяне к тому моменту уже знали, кого спасли, то посмели бы тронуть одежду своей госпожи, только если бы она истекала кровью и была на грани смерти. Он глубоко вздохнул, возвращая себе самоконтроль. Вид беспомощной, лежавшей на футоне Наоми пробудил в нем такую ярость, которой он и сам не ожидал. Кто-то посмел украсть его жену из его же поместья. Посмел причинить ей боль. Дурно с ней обращался, бил ее, связал. Оставил на ее теле и лицо уродливые отметины. Растрепал ее волосы, оттаскал за длинный хвост. Прикасался к ней своими грязными руками. К его жене. Он убивал и за меньшее. А теперь Наоми глядит на него забитым зверьком, хоть и отчаянно храбрится. Сдерживает слезы, кусает губы, чтобы не разреветься. Даже улыбнулась ему, когда увидела! Такеши протянул руку и осторожно погладил жену по щеке: по той, на которой было меньше всего царапин. Всхлипнув, Наоми прикрыла глаза. — Трав и бинтов! — крикнул Такеши через плечо в открытую дверь. Какая-то женщина принесла ему миску с горячей водой, чистую ткань для повязок и мази и поспешила выйти прочь. Приподнявшись на локтях, Наоми сняла рубашку из грубой ткани и опустилась обратно на футон, с трудом сдержав слезы.