– Очень хорошо. – Надеюсь, он не слишком надоел вам своими байками. Стоит ему погрузиться в прошлое, как его уже не остановить. Харрис вытер салфеткой перепачканные землей руки. – Заходите! Давайте войдем, в доме нам будет гораздо комфортнее. Входная дверь вела в вестибюль, стены которого в стиле старых английских замков были увешаны звериными головами, набитыми соломой. – Я бы охотно устроил вам прогулку по дому, но не думаю, что вы прибыли сюда ради этого. Я последовал за ним в огромную гостиную, в беспорядке заставленную вещами. В центре комнаты торжественно возвышался длинный дубовый стол, где расположили стойку с закусками, коих хватило бы на целый полк. У мраморного камина находился низкий квадратный стол, почти полностью заставленный аккуратными стопками книг и видеокассет, а вокруг были расположены диван, обитый потертым бархатом, и несколько разношерстых кресел. Интерьер был упрощенным и совсем не отличался изяществом. Харрис не предложил мне присесть. Я ждал, когда он займет место в одном из кресел, чтобы сделать то же самое. Услышав что-то вроде храпа, я заметил лабрадора, растянувшегося рядом с камином. Пес встал на лапы, а затем безо всякой враждебности подошел обнюхать меня. Он был старым и немного запаршивевшим. Левый глаз у него был совершенно непрозрачным. Чтобы показаться вежливым, я погладил его. В свою очередь он принялся пускать слюну мне в руки, издавая довольное ворчание. – Как его зовут? – У него нет имени. Это всего лишь собака. Я подумал, что Харрис шутит, но его лицо осталось невозмутимым. – Вы голодны? В животе у меня заурчало. Я не знал, от голода или от волнения. – Если вы составите мне компанию. – Сейчас приготовлю вам тарелку. С некоторым затруднением он поднялся. Как зачарованный, я смотрел на эту легендарную личность из мира кино; и этот человек, неловкий в своей рабочей одежде, суетится вокруг стола, наполняя тарелки всем, что попадается под руку. Если у него и есть тьма слуг, они, должно быть, умеют ничем не выдать своего присутствия, так как в этом огромном доме я ни с кем больше не столкнулся. Я пообещал себе принимать события как есть, но теперь чувствовал себя смешным, сидя в кресле со старым псом, буквально приклеившимся к моим ногам. – Я видел все ваши фильмы… за исключением первых короткометражных. Ничего умнее я не нашел, чтобы установить контакт. Харрис резко повернулся ко мне и состроил гримасу. – Их лучше вообще не смотреть! Подобно большинству режиссеров-перфекционистов, Уоллес Харрис очень критически относился к своим первым произведениям. Он даже попытался запретить выход на видеодисках своих короткометражек; я сердился на себя, что мог это забыть. Он вернулся с нашими тарелками и, снова усаживаясь, облегченно вздохнул. Свою он поставил на единственный оставшийся свободным участок низкого стола и не притронулся к ней. Ради приличия я поклевал немного еды кончиком вилки и ждал, чтобы он заговорил. – Дэвид, вы действительно очень хотите работать со мной? – Конечно, я же здесь… Он поправил свои толстые очки, которые имели обыкновение соскальзывать на кончик носа. – Очень хорошо. Проект, который я хочу вам предложить, я вынашиваю больше двадцати пяти лет. Наклонившись к столу, он взял с верха одной из стопок книгу карманного формата и неожиданно бросил ее мне. Чтобы схватить ее на лету, мне пришлось отодвинуть тарелку. Лабрадор, которого я толкнул ногой, издал жалобный звук. На обложке был изображен готический замок, тонущий в тумане. Натаниэль Готорн, «Дом о семи фронтонах». Из Готорна я читал только «Алую букву»; из книги, которую я сейчас держал в руках, мне было знакомо лишь несколько отрывков, которые не произвели на меня сильного впечатления. Честно говоря, мне было очень трудно втолковать себе ее интригу. – Вы хотите… экранизировать этот роман? Сомнение в моем голосе вызвало у него неудовольствие. – Вы знаете, что Готорн родился в Салеме и жил в Беркшире… Он написал этот роман в нескольких километрах отсюда, хоть всей душой ненавидел здешние зимы. Вы должны посетить его дом в Леноксе. Повисло неловкое молчание. За исключением «Путешествия в пустыню», которая хотя бы смутно напоминала вестерн, Харрис не снимал костюмных лент. Какого черта в своем возрасте он хочет броситься в такое рискованное предприятие? – Что вы думаете об этой книге? – спросил он, с раздражением постукивая пальцами по своему комбинезону. Он даже не допускал возможности, что я ее не читал. – Ну… это без сомнения великая классика. – Но…? – Но немного замшелая, разве нет? Я увидел, как его руки судорожно сжались, выражение лица стало напряженным. Он бросил на меня взгляд, полный абсолютного мрака, затем резко ударил рукой по низкому столу, обрушив две или три стопки книг и видеокассет. Только чудом его тарелка сохранила равновесие и не свалилась со стола. Я неподвижно застыл на месте, опустив глаза, не в силах понять, как посмел употребить такое непочтительное слово, как «замшелый». Будто понимая, что происходит, лабрадор поспешно отошел от дивана, чтобы отойти от меня и выпросить ласку у хозяина. Такое впечатление, что в этом доме я стал врагом номер один. Я опасался, что Харрис выкинет меня вон или примется с пылом и жаром перечислять все достоинства романа, но он почти сразу же успокоился. Его изменение в поведении было просто непостижимым. – «Дом о семи порталах» должен был стать моим третьим фильмом. Я уже начал писать сценарий, но ни один продюсер не захотел за него взяться. Надо сказать, что эта книга уже экранизировалась в 50-е…[23] кстати, очень плохой фильм, даже не вздумайте его смотреть. Последнее замечание меня успокоило: судя по всему, недавний промах не вывел меня из игры. – Этот сценарий у вас еще есть? – Он не хорош, совсем никуда не годится. Тогда у меня разум был затуманен целой кучей сумбурных теорий относительно искусства экранизации литературных произведений. Я полагал, что для того, чтобы поставить свой фильм, нужно как можно дальше отойти от исходного материала. Я ошибался. В книге все уже есть: я даже думаю, что мы смогли бы начать съемки без постановочного сценария. Все, что нам требуется, – это экземпляр романа с умно сделанными примечаниями. Если эта книга Готорна для него представляла собой полностью готовый сценарий, я спрашивал себя, что в таком случае я здесь делаю? – Я бы хотел, чтобы вы его перечитали, сделали пометки и чтобы мы могли как можно скорее снова увидеться. У вас есть где остановиться? Разумеется, я ничего себе не забронировал. Я думал побыть у Харриса всего день и тем же вечером вернуться в Нью-Йорк. Но я чувствовал, что этим вопросом он поймал меня в ловушку, не оставляющую никакой свободы для маневра. – Я зарезервировал себе комнату в Стокбридже. – Превосходно. Вы можете прочитать это до завтра? Постаравшись не обнаруживать ни удивления, ни беспокойства, я поспешно пролистал книгу. – До завтра, прекрасно. – И главное, не забывайте делать заметки! Не надейтесь на память, хорошие идеи имеют свойство быстро улетучиваться. Хотя мне не особенно понравился его менторский тон, я покорно согласился. – И последнее, это очень важно: мне бы хотелось, чтобы все, что касается нашего сотрудничества, вы хранили в строжайшем секрете. Не говорите об этом никому, даже своему агенту. Не беспокойтесь, я распоряжусь установить наилучший срок контракта в надлежащей форме, но в ожидании… По закону я был обязан сообщать Катберту обо всех предложениях, которые могли мне сделать. Сохранив в тайне встречи с Кроуфордом и Харрисом, я уже подложил ему свинью. До 70-х годов нередким явлением было, что сценаристы ишачили над проектом без контракта и оплаты; впрочем, эта наивность часто была источником больших разочарований, когда проект терпел неудачу. Теперь в Голливуде ни один серьезный сценарист не писал ни одной строчки, пока агент и адвокат не подготовят ему железобетонный контракт. Но главным мотивом моего присутствия у Харриса были не деньги. И, как большинство людей в своей профессии, я был бы готов бесплатно работать на него. – Мне неловко, что прерываю наш обмен мнениями, но сейчас я чувствую, что немного устал. Думаю, не стоило тратить силы на возню в саду. Пожалуйста, передайте мне книгу. Харрис схватил валяющуюся на столе потертую шариковую ручку и нацарапал на форзаце свой телефонный номер. – Позвоните мне сразу, как только закончите. Сколько бы времени ни было… Я сплю очень мало, и вы меня не потревожите. Я поднялся на ноги, чувствуя сильнейшее разочарование: проехать добрых два часа, а в результате наша встреча оказалась обставлена будто обыкновеннейшее посещение дантиста. Особенно если учесть, что во время всего разговора с Кроуфордом мы ни разу даже намеком не коснулись истории с моей матерью. Харрис даже не проводил меня до машины. Распрощавшись со мной на крыльце, он тут же исчез в недрах своего странного жилища. Когда я пересек границу владений, меня не покидало ощущение, что вся эта встреча в конечном итоге была лишь жалким маскарадом. 5 Отыскать гостиницу было вовсе не трудно. Едва выехав от Харриса, я буквально наткнулся на очаровательную маленькую гостиницу в колониальном стиле. Без сомнения, одна из бывших резиденций богачей из Нью-Йорка. Уверен, она бы очень понравилась Эбби. Моя комната с полосатыми обоями, камин, облицованный камнем, и ванна на ножках, казалось, сошли со страниц романа XIX века, – все это помогло мне погрузиться в атмосферу «Дома о семи порталах». Так как у меня не было никакого желания сидеть взаперти, я прогулялся по Стокбриджу – городку не особенно претенциозному, но с культурными традициями, где почти невозможно сделать шаг, чтобы тебе на глаза не попалась репродукция картины Нормана Роквэлла. На главной улице я выпил стаканчик, поглядывая на туристов, еще многочисленных сейчас, в конце августа, затем купил кое-что из туалетных принадлежностей, так как не мог и представить себе, что придется провести ночь в Беркшире. Вернувшись в гостиницу, я, не отрываясь, прочитал роман Готорна, проведя за этим занятием весь вечер и часть ночи, и должен сказать, что он мне понравился. Даже несмотря на то, что, будучи сценаристом, я счел, что в нем слишком много лирических отступлений, а развязка притянута за уши, было понятно, что? в этой истории могло привлечь внимание Харриса. Один из центральных персонажей, молодой фотограф, разоблачает обман, совершенный важным лицом. Интерес к книге порождало то, что фотография здесь трактовалась не только как индикатор правды, но и как источник иллюзий, вводящий персонажей книги в заблуждение относительно истинной природы изображенных на снимках. Не нужно быть провидцем, чтобы понять: образ дагерротипа занимал в романе то же место, что кино в жизни самого Харриса. Более того, в книге содержалась явная политическая подоплека. Я представлял себе, что наш прогрессивный фотограф должен быть в авангарде сражения против пуританства и правящих классов – идея, которая воплощается и во многих других фильмах. Я не мог не думать о «Покинутой» и о роли, которую должна была сыграть в нем моя мать: молодая женщина, которая задыхается в мире лжи, во власти мужа-лицемера, она решает восстать против условностей мира крупной буржуазии. Как и требовал режиссер, по ходу чтения я делал в тетради заметки. В завершение, удивляясь самому себе, я неразборчиво написал на странице: Что я здесь делаю? * * *