Когда бизнес моего мужа расцвел, он купил еще несколько машин, самолет и яхту. Все, чего ему хотелось, – это выглядеть богачом. В замужестве я постоянно слышала, какая я скучная, тупая и страшная. «Что ж, может, со мной и скучно. Но я точно не тупая, раз у меня есть степень бакалавра наук. И я точно не уродка, если выигрывала конкурсы красоты и работала моделью», – думала я. Но вслух об этом не говорила. Если бы я об этом заикнулась, то была бы избита. Хотя иногда он говорил: «Я знаю, о чем ты думаешь» – и бил меня и за это. В двадцать с чем-то лет я прочла книгу «Я – О’кей, ты – О’кей»[10]. Она вселила в меня стойкость и надежду. Муж решил отнять у меня эту книгу. Ему совсем не понравилось, что я такое читаю. Иногда к нам на ужин приходили гости. Все угощение мне полагалось готовить дома, даже хлеб – и тот надо было печь. Я не любительница готовить, но у меня были кулинарные книги. Я в точности следовала рецептам, и у меня выходили изумительные блюда. Он разговаривал со мной отвратительным тоном, оскорблял меня в присутствии гостей, и они больше к нам не возвращались. Когда наши приглашения отклоняли, он говорил: – Видишь, как паршиво ты готовишь. И ты зануда. Поэтому к нам больше и не приходят. После рождения детей я перестала работать моделью. Я думала, что больше не вернусь к этой работе. Даже если бы меня пригласили поработать, я бы не смогла – из-за синяков на теле. Однажды мы были на празднике Октоберфест вместе с еще тремя парами. Все пили пиво и веселились, и некоторые изрядно набрались. Все три дамы в нашей компании были восхитительно красивы. Я была чрезвычайно скромно одета, а они – при полном параде. Мы с дамами встали, чтобы выйти в уборную, и один из парней за соседним столиком присвистнул и сказал что-то вроде: «Эй, красотки, вы все такие сексуальные». Муж наорал на меня и обозвал шлюхой. На глазах у всех он ринулся, чтобы ударить меня. Он совсем потерял голову. С возрастом он становился все безумнее. Поначалу он бил меня только дома. Но дошло до того, что он перестал стесняться рукоприкладства и на публике. Мужья моих подруг оттащили его от меня, а дамы увели меня и отвезли домой к маме. Она опешила, когда в два часа ночи я объявилась у нее под окном, – мы не виделись два года… Следующим утром он заявился к ней домой. Он умолял маму отпустить меня обратно. Он рыдал и извинялся. – Не смей ее больше трогать, или она вернется сюда насовсем, – сказала мама. Она была в бешенстве, когда узнала, что он бил меня. А еще не могла понять, почему я не рассказала ей, как ужасно мне жилось в браке. Полагаю, мне было стыдно. И страшно, что он устроит неприятности моим родным. Что ж, он послушался маму и больше никогда меня не бил. Прежде он бил меня при детях. Помню, как Тоска и Кимбал, которым было два и четыре года соответственно, плакали в углу, а пятилетний Илон бил отца по коленям сзади, пытаясь его остановить. Меня грела мысль, что он прекратил побои, когда дети были еще достаточно малы и могли позабыть обо всем этом. Теперь мне приходилось сносить только словесные оскорбления. Когда рукоприкладство закончилось, моральное насилие усугубилось, однако я больше не страдала от боли и синяков. * * * Как-то раз позвонила Летти и спросила, могу ли я поработать моделью. Теперь, когда я избавилась от синяков, я наконец-то могла ответить согласием. Он дико разозлился. Он поехал за мной на дефиле и стоял за колонной, наблюдая, как я работаю. Он пришел за кулисы и увидел, как парикмахер колдует над моей прической. Он хотел избить того парня за то, что тот прикасался к моим волосам. Ему надо было контролировать все, что я делаю. Он сказал, что если я когда-нибудь с ним разведусь, то он изрежет мне лицо бритвой, а детям прострелит колени, чтобы мне пришлось воспитывать троих инвалидов и никогда больше не работать моделью. Это был кошмар. Я долго тянула с разводом, потому что была запугана. Я не знала, как найти выход. Мне не хватало аргументов. Законы ЮАР в то время действовали не в мою пользу, и легальных причин развестись у меня не было. Домашнее насилие не считалось весомой причиной для развода. Напротив, мужчины им занимались, потому что это было по-мужски – по крайней мере, меня в этом убеждали. В год, когда приняли закон о «безвозвратном распаде семьи», я решила: «Вот теперь я могу развестись». Внезапно мне выпал шанс выбраться из этого омута. Нужно было решить, куда переехать. Я могла бы пожить у мамы, но боялась подвергнуть ее опасности. Я не хотела, чтобы он ей мстил. К тому моменту наш дом по соседству с родительским уже был продан, но кроме того у нас был загородный дом в полной глуши где-то под Дурбаном. Туда мы с детьми и отправились. Мне повезло, что такой вариант вообще был. Юрист посоветовал мужу записать дом под Дурбаном на мое имя. – Нет, – сказал он юристу. – Ей ничего не положено. Юрист отметил, что на его имя были записаны дом, яхта, самолет и шесть машин. Все принадлежало ему. И он мог все потерять, если бы в случае неприятностей кто-то подал на него в суд. – Мне все равно, – сказала я. – Запишите на него. – Ты уверена, что хочешь, чтобы дом был моим? – спросил он. – Да, забирай себе, – сказала я. – Ладно, запишите на нее, – тогда ответил он. Как только на документах появилось мое имя, что-то внутри меня расслабилось. Мы сделали первоначальный взнос и оформили ипотеку с выплатами по триста долларов в месяц. Я жила в достатке. Когда законы сменились, мне было куда податься с детьми. Отчасти поэтому я смогла уйти от мужа. Я была уверена, что справлюсь с ипотекой, потому что у меня были некоторые сбережения. Когда мы поженились, у него не было ни гроша, но он оказался талантливым инженером и теперь был довольно богат. У него были солидные накопления, а у меня – весьма скромные. Но я считала, что моих денег хватит, чтобы прокормить детей и выплачивать кредит – хотя бы на первое время. Я боялась мужа в течение всех лет супружества. И продолжала бояться во время бракоразводного процесса. Как-то раз, когда я ждала решения о разводе, он заявился ко мне домой в Дурбан и с ножом выскочил за мной на улицу. Я вбежала к соседке, та была на кухне. – Беги в сад, там мои друзья, – сказала она. Он ворвался к ней в кухню с ножом и крикнул: – Где моя жена? – Хотите чашечку чая? – спросила она. Позже она призналась, что была в таком шоке, что не знала, как реагировать. Но ее идея сработала. Он бросился на пол и зарыдал, умоляя, чтобы я вернулась. Соседка была в ужасе. Я тоже. После этого я добилась судебного запрета ему ко мне приближаться. Конечно, я мечтала от него избавиться. Cреди моих пациентов было двое юристов. Один был матерым специалистом по бракоразводным процессам, а другой – адвокатом по недвижимости. Я выбрала второго. Мне не хотелось затяжного процесса. Хотелось со всем этим покончить. Я не хотела его денег. Только чтобы дети остались со мной. Для похода в суд я нарядилась в красную мини-юбку, белую блузку, красные туфли на шпильках и сделала роскошную укладку и макияж. Мама взглянула на меня и сказала: – Смой краску, собери волосы и надень что-нибудь из старых вещей сестры и обувь без каблуков. Я надела простое платье в цветочек, которое было мне велико, и пришла в суд в совершенно невзрачном виде. Судья улыбался и флиртовал со мной. – Неужели муж и правда хочет с вами развестись? – спросил он. – Он подписал бумаги, – ответила я. Я не могла солгать и сказать, что он хочет развода. Он не хотел. Но он и правда все подписал. Я просила только опеки над детьми, но судья решил, что муж должен будет отдавать мне пять процентов своего дохода и покрывать школьные, медицинские и стоматологические расходы на детей – чего он никогда не делал. Судья постановил, что он должен купить мне четырехдверный автомобиль, чтобы я могла возить детей. У него было пять машин элитных марок и мой пикап, но он купил самый дешевый автомобиль – «Тойоту Короллу» с ручными стеклоподъемниками и без кондиционера. А потом предложил мне пользоваться «Ягуаром» или «Мерседесом» – при условии, что он будет проверять состояние машины каждый месяц. Это был еще один способ сохранить надо мной власть, поэтому я выбрала «Тойоту». Это была вполне пригодная машина, способная довезти меня туда, куда надо, без его участия. Я была рада, что у меня появилась машина – моя собственная машина. Я сразу же возобновила консультации. В ЮАР диетологов ценили, и врачи в Дурбане с радостью отправляли ко мне пациентов. Модельные заказы тоже пошли. Мне все время не хватало денег – даже на оплату ипотеки. Дети ходили в школьной форме, которая была дешевле обычной одежды. Я не покупала себе дорогих вещей – вообще ничего нового, если уж на то пошло, – а если и покупала, то только в секонд-хендах. В первые годы дети раз в месяц ездили к отцу на выходные, и я собирала им с собой одежду. Он отправлял их обратно без вещей и рюкзаков, так что мне каждый раз приходилось покупать им новые одежки. Это очень бесило, потому что мой бюджет не был рассчитан на эти траты. Все это делалось намеренно. Он часто говорил, что я в конце концов вернусь к нему, потому что буду прозябать в нищете и не смогу обеспечивать детей. В течение следующих десяти лет он неоднократно пытался отсудить у меня опеку над детьми. Расходы на адвокатов пожирали все мои сбережения, но зато мне не нужно было терпеть его присутствие двадцать четыре часа в сутки. Даже тяжбы, хлопоты и боязнь проиграть суд об опеке меня не удручали – так все равно было лучше, чем жить в состоянии постоянного страха. Я к нему не вернулась. Как бы сложно ни было, стойте на своем. Выбирайтесь. Оно того стоит. Если вы живете с тем, кого боитесь или опасаетесь, придумайте план выхода из этой ситуации. Если вы чувствуете, что попали в нездоровые отношения, приложите все усилия, чтобы из них выбраться. Я тянула слишком долго, надеясь, что человек или сама ситуация изменятся. Но все было по-старому, пока я сама не решилась на перемены. Если вы выходите из отношений, то прежде, чем вы почувствуете облегчение, вам, возможно, будет трудно. Вас может настигнуть чувство ужасного одиночества, и это придется как-то пережить. Когда ощутите эту тоску, отправляйтесь к друзьям. Позвоните родным. Найдите другую работу. Сходите в кино. Смените город.