– Одно крыло показывает в сторону пешеходного моста в конце парка. Я сбегаю туда. Асад бросился к мосту, который вел в обычный жилой район. Под мостом, по шестиполосному шоссе, мчались многочисленные автомобили. – Здесь ничего нет, Вебер, – крикнул он и побежал обратно. Он еще раз посмотрел на скульптуру и другое крыло, которое показывало на девяносто градусов в обратную сторону, прямо в высотный дом. И в этот момент Асад услышал узнаваемую мелодию, характерную для Среднего Востока. Он поднял лицо к острым металлическим краям, где соединялись крылья. Мобильник, который лежал там, наверху, был невелик и старомоден, из тех, которые открываются-закрываются, как книжки. Если стоять на земле, его можно было не заметить. Асад ухватился за ногу птицы той рукой, в которой у него был собственный телефон, встал на бетонный постамент с надписью и дотянулся до мобильника. – Да, – сказал он, снова опустившись на траву и открыв телефон. – Заид аль-Асади, – произнес голос в мобильнике, и кровь Асада заледенела. – Да, – повторил он. – Час настал. Крыло покажет тебе нужное направление, будь там через пару минут. У тебя есть шанс увидеть весь спектакль. Связь прервалась. Руки Асада задрожали, он постарался прийти в себя. – Вы слышали? – сказал он в трубку. В телефоне раздался какой-то треск. – О боже! – закричал кто-то в трубке, другой ответил, что надо уходить немедленно. – Вы успеваете, Вебер? Что мне делать? – Крыло указывает на старую радиобашню, и там уже наши люди, но их не так много, – сказал наконец Вебер. – Это около выставочных залов. Там сейчас тысячи людей. Мы едем туда. Асад ахнул. Это была та самая башня, контуры которой он видел в тумане. И, насколько он мог судить, до нее было очень далеко. В этот раз он добежал до станции городской электрички за две минуты и пулей спустился по лестнице. Он увидел желто-красный поезд, подходивший к перрону, и вскочил в него, убедившись, что тот идет на север по кольцевой линии. – К выставочному центру? – крикнул он. Люди с испугом посмотрели на него и кивнули. – Где ближайший вход? Ехать прямо? – Пересадка через секунду на станции Весткройц, потом надо сесть в направлении Шпандау и выйти на следующей станции, которая называется Мессе-Зюд. До павильонов выставочного центра оттуда ближе всего. Он едва успел сказать спасибо, как поезд остановился, и Асад вышел. – Поезд на Шпандау?! – лихорадочно закричал он на перроне; несколько рук метнулось вверх и показало направление. Когда он вошел в вагон и набрал в грудь воздуха перед последней станцией, его спутники смотрели на него как на наркомана в момент ломки. Взмокший от пота, совершенно неспособный усидеть на одном месте. Причем сам он чувствовал себя именно так. Казалось, жизнь кончится через мгновение. Возможно, что так и будет. «Entrance Hall B, fast line»[56], – было написано на транспаранте по другую сторону улицы, когда он выбежал из станции у выставочного центра. И далеко за надписью в тумане виднелась металлическая конструкция. Было понятно, что если он не будет бежать как сумасшедший, то обязательно опоздает. И наверняка он вышел не на той станции, какая была нужна. Асад пронесся мимо зданий и оказался на парковке, где внушительных размеров охранник отказался пропустить его, чтобы сократить путь. Сказал, что сократить все равно не получится. Сердце почти выпрыгивало из груди. Асад бросил взгляд на карту местности, висевшую у входа на парковку, и понял, что ему предстоит пробежать мимо нескольких павильонов, прежде чем он попадет к восточному входу, расположенному рядом с башней. Уже издали он увидел вооруженных людей в боевом снаряжении, поднимавшихся по спиральной лестнице, которая внутри конструкции соединяла платформу радиобашни с ресторанами внизу и платформой поменьше на самом верху. Неужели Дитер Бауманн будет стрелять оттуда, а на открытой площади за павильонами Марва и Нелла будут ждать своей очереди? И все это лишь ради того, чтобы он, Асад, лично мог наблюдать, как их убьют? С улицы, проходящей вдоль павильонов выставочного центра, доносились звуки сирен. Выстрелов слышно не было, значит Галиб чего-то ждал. Вероятно, прихода Асада. Асад засомневался. Может быть, ему не надо туда входить? Может быть, вообще все не состоится, если он не придет? Из-за этих сомнений его глаза наполнились слезами, когда он пробегал последний отрезок пути. Дальше у входа в двенадцатый павильон он увидел несколько групп вооруженных людей, которые, толкаясь, проходили через главный вход, чтобы оказать помощь коллегам, пришедшим раньше. Он вынул пистолет и приготовился. Он только надеялся, что люди Вебера помогут ему пройти внутрь. Если они не помогут, то… – Асад! – крикнул кто-то, когда он проходил мимо голубого «фольксвагена». Он успел лишь подумать, что его все-таки ждали, и почувствовать облегчение, как вдруг ему нанесли удар. И уже как в тумане Асад увидел, как за ним по земле по направлению к автомобилю волочатся его обессилевшие ноги. 55 Хоан День первый В это утро Хоана не покормили и памперс тоже ему не сменили. Он получил свою дозу снотворного и был оставлен в таком жалком, беспомощном состоянии в своей коляске. Вокруг шли последние приготовления, раздавалось пугающее звяканье металлических предметов, и повсюду в квартире слышались командные окрики. Еще не было и десяти, но первая группа уже стояла в полном облачении в большой комнате, где Галиб давал последние инструкции, каждого обнимая. Хоан был в шоке от их внешнего вида, настолько достоверной казалась одежда Жасмин и трех мужчин. Она была с платком на голове, в шали и дорогом, но скромном платье, мужчины – в невысоких шляпах с локонами волос, спускающимися от ушей. Бороды разной длины, рыжеватые, очки в стальных оправах, белоснежные рубашки; черные костюмы и бронежилеты почти закрыты длинными темными пальто. Они должны были на автобусе доехать до станции городской электрички на аллее Ландсбергер, где их встретит гид Линда Шварц из «Шарлоттенбург Турс» перед экскурсией по городу. – А разве правильно, что Жасмин поедет в том же автобусе, что и мужчины? – спросил кто-то, и несколько человек сказали, что это ошибка. Но вмешалась Беена. Если она будет сидеть далеко сзади рядом с пассажирами-колясочниками, то даже самые ортодоксальные иудеи Берлина не обратят на это внимания. Когда первая группа отправилась в путь, атмосфера в квартире изменилась. Поскольку те, кто ушел, уже никогда не вернутся, оставшиеся стали думать о предстоящем событии, что сделало время ожидания долгим и напряженным. Галиб почти все время говорил по телефону и находился в стороне от других, и беспокойство стало нарастать. Лишь когда прибыл специальный автобус для транспортировки инвалидов и забрал их, люди успокоились. Это, пожалуй, и было самым пугающим. Хоан закрыл глаза и почувствовал себя гораздо более одиноким, чем когда-либо раньше в своей жизни. Даже когда он собирался броситься в воду, чтобы таким образом закончить свою жизнь, он был в большей гармонии с окружающим миром. Но теперь, когда ему предстояло стать дьявольским свидетелем предстоящего действа, он обратился к Господу впервые с тех пор, как был ребенком, и мысленно начертал крест. «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, – несколько раз мысленно произнес он и закончил троекратной молитвой: – Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь», – и еще несколько раз мысленно перекрестился. Через четверть часа Галиб сообщил, что они прибыли к Зоологическому саду и все должны быть наготове. Хоан устремил взгляд на туннель под железнодорожным путепроводом, который им предстояло проехать. На тротуаре вдоль стены рядами спали на грязных матрасах бездомные. Пластиковые пакеты и мусор окружали их, но Хоан им позавидовал. Он отдал бы правую руку, чтобы оказаться на их месте. Просто спать и бояться только ночного холода, думать только о том, где достать еды. Какая роскошь самому располагать своим временем. Какая роскошь жить. По другую сторону туннеля оказался вход в Зоологический сад с решеткой из кованого железа и гранитными львами. Хоан едва успел нарисовать в своем воображении жуткую расправу над радостными детьми и родителями, которую они собираются осуществить, как их автобус свернул за угол направо, проехал мимо автобусной остановки и замедлил ход у огромного остекленного здания, которое было, как он подумал, станцией электрички. Им теперь выходить? А иначе почему они здесь остановились? Женщины в колясках перед ним тяжело дышали. Если бы он мог сказать им что-то, успокоить, проявив понимание и сочувствие. В этот момент рядом с ними остановился старенький голубой микроавтобус «фольксваген», заднее боковое стекло которого было закрыто занавеской. Родители Хоана всегда мечтали о таком, они могли бы вместе с детьми ездить на нем за город, а когда-нибудь даже добраться до Франции. Но этому так и не суждено было осуществиться. На самом деле ничего из того, о чем они с сестрой в детстве мечтали, не осуществилось. Тут занавеска «фольксвагена» немного отодвинулась. Галиб, сидевший сразу за шофером, приник к окну. Из-за занавески появилось лицо араба с кудрявой шевелюрой и круглыми глазами. Он смотрел прямо на трех женщин в колясках. За доли секунды лицо его исказилось, и на нем отразилась такая мука, какой Хоан никогда в жизни не видел. И в ту же секунду старшая из женщин, та, что сидела у окна, казалось, перестала дышать. Блестящие глаза араба впились в нее, и женщина тонким голосом застонала, и, даже когда «фольксваген» отъехал, ее стоны не прекратились. Галиб весь дрожал, и, когда он обернулся к женщинам, на лице его застыла гримаса отвратительного блаженства, как при оргазме. Трое мужчин, сидевших в автобусе впереди, тоже обернулись, на лице у них была радость, словно их план идеально работал. Потом Фади кивнул Беене. Она закуталась в шаль, будто к чему-то приготовившись. Вопрос был только в том, к чему она приготовилась. Хоан тяжело дышал, так же как и три женщины впереди него. Через секунду они проехали мимо огромного «Макдоналдса», около которого стояла толпа людей, не размышляющих о горестях мира. «А мы-то вот, в этом автобусе, – мысленно кричал Хоан. – Ну помогите же нам!» Они остановились на большой площади, через сто метров после поворота налево. Хоан не знал, что собой представляет эта полуразрушенная высокая колокольня, которая царила в центре площади и вокруг которой благоговейно шествовали сотни людей. Значит, все будет происходить здесь. Первым из автобуса вышел Галиб, одетый как ортодоксальный иудей, и широкими шагами направился к дальней части площади. Потом вытащили коляски, после чего автобус, предназначенный для перевозки инвалидов, исчез. Он им больше не потребуется.