«Я так в дурку уеду, – думал иногда Руслан, проснувшись среди ночи. – Ну ничего… только бы решить, как поступить сейчас, набраться сил и сделать то, что должен, защитить этого недоноска – просто чтобы действительно потом не свихнуться от обвинений, которые выдвинула бы мать, поступи я иначе… И – все. Я уеду отсюда, затеряюсь, спрячусь…» Мысль об отъезде из страны прочно засела в голове, и Руслан даже не понимал, откуда вообще она взялась. Он никогда и никуда не собирался, у него и здесь было все, чего он хотел, но Руслан понимал: как только он преступит закон и спасет брата – а сделать это законным путем нельзя, не получится, – он автоматически станет преступником, а это значит, что нужно будет убираться отсюда подальше. И готовиться к этому надо уже сейчас, заранее – чем бы ни закончилось дело об убитых девушках. Оставаться здесь они оба уже не смогут, но это снова означало, что придется тащить с собой этот опостылевший груз в виде никчемного братца. Но – выхода не было. Когда на стол Руслану легли данные на Леонида Витальевича Вознесенского, студента шестого курса медицинского института, а также более четкие фотографии, сделанные сотрудниками «наружки» по его просьбе, Руслану стало не по себе. С фотографии прямо на него смотрел брат. Да, в лице Леонида были нюансы, которые отличали его от Ростика, но при первом взгляде вообще невозможно было отличить. Руслан узнал этот взгляд, этот нос, даже губы… Вознесенский. Виталий Вознесенский, родной отец Ростика, сбежавший, едва семимесячный Ростик появился на свет. В Руслане вдруг всколыхнулась горячая волна ненависти к этому человеку. Это по его вине ему, Руслану, пришлось стать в семье старшим, главным. По его вине он вскакивал по ночам к плачущему брату, чтобы уставшая за день мама могла хоть немного отдохнуть. По его вине Ростик вырос таким – слабым, безвольным, избалованным. В то время как другой его сын вырос, судя по всему, в любви, заботе и под крепким отцовским крылом. «Мразь, – проскрипел Руслан, глядя на снимок. – Ненавижу вас всех». И вот теперь Ханович понял, как будет действовать. Этот парень был моложе Ростика, но очень на него похож, это удивляло Руслана: ну как природа могла так пошутить, что создала настолько похожих людей? Но ему это было только на руку. Дело было за малым – узнать распорядок всех Вознесенских, выбрать время и подбросить улики в комнату этого парня. А потом… ну, дело техники. Материалы наружного наблюдения теперь можно будет легализовать, сославшись на фоторобот, и никому в голову не придет, зачем Ханович запрашивал «ноги» за неизвестным студентом. Был неизвестным – станет знаменитым, хоть он, конечно, к этому наверняка не стремился. Уж точно не таким образом… Оставалось только решить, как выкрутиться на опознаниях. На Александровскую, как он понял, легко надавить: совершенно сломленная произошедшим с ней, и последствиями ранения, и процедурами опроса, и осмотра на установление факта изнасилования, Ева уже была на грани. Так что ее нужно просто подтолкнуть в нужном направлении – и все. Этот Вознесенский очень похож на Ростика, а если натянуть на него при опознании капюшон, о котором говорила Александровская, то вполне может сложиться. С владельцем собаки, конечно, могут возникнуть сложности, но и тут Руслану повезло: парень не видел лица, он успел заметить только убегающую фигуру среди кустарника, а он в парке довольно густой и в тот день стоял довольно густой туман, так что и тут тоже все прошло почти гладко. А признания… ну, во-первых, кто из насильников сразу добровольно признавался в содеянном? Во-вторых, есть ведь еще такое понятие, как «добровольно-принудительные помощники», а таковых в следственном изоляторе у Руслана имелось в достаточном количестве. Ну и общественный резонанс тоже пойдет на пользу, можно даже попытаться подтянуть прессу, чтоб наверняка. Люди настолько запуганы этими происшествиями, что новость о поимке преступника станет новостью номер один на долгое время. И все это нужно использовать в свою пользу. Приняв решение, Руслан начал думать о том, как устроить побег из страны. Нужны другие документы, и не только ему, но и недоноску Ростику – не может же он оставить его здесь после всего. Нужна возможность выехать куда-то за границу, а сделать это проще всего через Беларусь. Руслан подумал о Германии – попытаться использовать немецкие корни матери, к счастью, она в свое время собирала подтверждающие документы и все это сохранилось в сейфе. Да, точно… из Беларуси – в Берлин, а там уж как получится… С этого момента у него вообще не осталось ни единой свободной минуты. После недельной слежки за квартирой Вознесенских Руслан смог поймать тот момент, когда дома не было никого, и проник туда при помощи элементарной отмычки. В комнате, принадлежавшей Леониду, Руслан сразу облюбовал старый диван с выдвижной лакированной спинкой – идеальное место для тайника. Внутри оказалась пара бутылок портвейна, Руслан постарался не сдвинуть их с места, но тогда не входила обувная коробка, и пришлось просто высыпать заклеенные пакетики в дальний угол – там их не обнаружил бы раньше времени хозяин дивана, если бы вдруг решил достать припрятанный алкоголь. Убравшись из квартиры, Руслан сжег пустую коробку на ближайшей помойке и почувствовал некое облегчение: ну всё, можно идти к начальству за ордером на обыск и на арест Вознесенского. Большая игра, затеянная Русланом так вынужденно, начиналась… Следствие шло трудно для всех его участников, а для Руслана – вдвойне. Он внутренне все время испытывал чувство вины перед этим парнем, которого хоть и не специально, но сделал козлом отпущения. Еще омерзительнее была необходимость подменить его биоматериал на биоматериал Ростика – чтобы не возникло осечек с определением ДНК. Но он пошел и на это, чтобы быть уверенным в результате. У Ростика и Леонида, правда, оказалась разная группа крови у одного первая, у другого вторая, что уже немного облегчало задачу. Просто аккуратно подставить палочку в римской цифре – только и всего. Психологическую обработку Вознесенского Ханович начал почти сразу, буквально на второй день, и когда парня привели на допрос с сильно разбитым лицом, Руслан поинтересовался: – Проблемы в камере? – Н-нет, – чуть заикаясь, протянул Вознесенский. – А синяки откуда? – Ночью с нар упал. «А ты крепкий, – с удивлением отметил Руслан, – просек, что жалобами на сокамерников себе не поможешь. Ладно…» Разумеется, любому терпению приходит конец, как и любой выдержке. Примерно через месяц Леонид Вознесенский начал давать показания – те, которые были нужны Руслану, а он за это позволял ему иногда выспаться и разрешал прогулку в крытом дворе изолятора – тоже в полном одиночестве. Дело сдвинулось с мертвой точки, но тут возник этот московский журналист, Колесников, и Руслан понял, что в его плане есть существенный изъян: он не хотел фигурировать в прессе, и особенно на телевидении. Но и тут ему удалось вывернуться, сославшись на занятость, и подставить для бесед и съемок второго следователя – симпатичную брюнетку Анечку, ничего не имевшую против выпавшего шанса засветиться. Он давал ей ровно ту порцию информации, которую можно было выдать журналисту без огласки лишних подробностей, и Анечка, очаровательно улыбаясь, пересказывала историю молодому москвичу. Ростик все это время жил тихо, как мышь, совершая лишь вылазки в супермаркет. Иногда Руслан в редкий выходной вывозил его в лес, подальше от чужих глаз, и они подолгу бродили там, почти ни о чем не разговаривая. Во взгляде Ростика поселился страх, он боялся всего, а особенно – старшего брата, которого теперь считал едва ли не всесильным. Поняв, какая на самом деле опасность грозила ему в случае разоблачения, Ростик пообещал себе ничем не выводить Руслана из равновесия, чтобы, не дай бог, брат не передумал и все-таки не отвез его в тюрьму, как пообещал однажды, явившись с работы сильно пьяным. – Так и запомни, недоносок, – сжав в кулаке вилку, тихо и зло говорил Руслан, прожигая Ростика взглядом до костей. – Если только хоть раз ты облажаешься, тут же окажешься там, где и должен. Я из-за тебя поставил на кон все: карьеру, репутацию, даже голову, понимаешь ты это? Меня не просто лишат всех званий – меня посадят. И в твоих интересах, чтобы этого не случилось. Когда все закончится, мы с тобой исчезнем. И потом живи как захочешь, но на меня больше не рассчитывай. Ростик боялся дышать, настолько страшными казались ему слова старшего брата. Он понимал, что Руслан прав, а ему, Ростику, совершенно не на кого рассчитывать, кроме него. В который раз Руслан помогал ему, и сейчас его помощь была равноценна подаренной новой жизни. В каком-то смысле это так и было: Руслан заказал им новые документы у надежного человека, но за это пришлось отдать практически все деньги, что он успел скопить, и даже продать машину. Он отдавал себе отчет, что жить им будет особенно не на что, нужно попробовать продать оставшиеся драгоценности матери, но их было смехотворно мало и особенной ценности они не представляли. Продать квартиру он не мог – хотел обставить все так, словно они с братом просто исчезли, даже нашел хакера, в чей карман и перекочевали материнские украшения, в обмен на приведение всех возможных на тот момент компьютерных баз в соответствие плану Руслана. К моменту, когда дело Леонида Вознесенского, с легкой руки журналиста Колесникова превратившегося в «Бегущего со смертью», было передано в суд, ни Руслан Ханович, ни его брат Ростислав уже как бы не существовали. Единственным местом, где все-таки осталась фамилия Руслана, было уголовное дело Вознесенского, но тут уж ничего поделать было невозможно. Дожидаться суда Руслан не стал. Они с Ростиком выехали в Беларусь, а там подали документы на выезд в Германию, где и оказались через год, но уже, конечно, с другой фамилией. Руслан, как ему казалось, предусмотрел все. Они спокойно жили в Германии около четырех лет, когда однажды в поездке вдруг столкнулись с семейной парой – Германом и Валентиной Вайс. Они оказались за одним столом в отеле, где остановились Руслан и Ростик, которых теперь звали Антон и Виктор, и супруги Вайс, приехавшие на какую-то конференцию. Руслан, едва подняв глаза на женщину, мгновенно узнал ее – это была мать одной из убитых девушек. Чувствуя, как внутри все холодеет, он принялся лихорадочно изобретать повод встать из-за стола, пока женщина тоже его не узнала. Не найдя ничего лучше, он притворился, что ему вдруг стало плохо, захрипел и жестами показал брату, что им срочно нужно выйти. Ростик подхватил его под руку и буквально поволок на улицу. Там, зайдя за угол, Руслан распрямился и, схватив ничего не понимающего Ростика за лацканы пиджака, тихо рявкнул: – Ну, что, идиот, доигрался? Ты хотя бы узнал тетку? – Ка-какую тетку? – заикаясь, спросил Ростик. – Ту, что за стол к нам подсела! Ну, напряги оставшиеся чуть изогнутые извилины! Это же мать одной из девушек, которую ты… Ростик мгновенно обмяк и стал похож на человека, который вот-вот потеряет сознание. Руслан, оглянувшись по сторонам, врезал ему крепкую пощечину: – Ну-ка, соберись, тряпка! Надо дождаться, когда они уйдут, и быстро сваливать из этого отеля. Не хватало только скандала… – Но они же не знают, что это я… – Ты идиот?! Будь уверен: тот фоторобот врезался им в память намертво! А обо мне ходили слухи, что я пропал, – как прикажешь объяснить мое чудесное возникновение здесь? Что, если они захотят поговорить? Назовут по имени – а у нас в паспортах, если помнишь, кое-что другое написано! Нет, братец, надо валить, и быстро.8b73b9 И им бы почти удалось задуманное, если бы не досадная случайность. Уже выходя из отеля, они лицом к лицу столкнулись с Германом Вайсом, и тот, конечно, узнал Руслана. – Надо же, какая встреча… Руслан Васильевич? А вы тут какими судьбами? – протягивая руку для приветствия, спросил Вайс, и Руслану ничего не оставалось, как остановиться и ответить на рукопожатие. – Простите… Герман… не помню отчества… – Иосифович, – подсказал Вайс. – Что вас привело в Германию? Ходили слухи, что вы загадочным образом исчезли… – Никуда я не исчезал, – буркнул Руслан. – А вы какими судьбами тут? – А мы с женой воспользовались моей родословной и переехали в Дрезден. Не смогли больше находиться ни в Вольске, ни вообще в России, – вздохнул он. – Потерять единственную дочь, да еще таким ужасным образом… и прожить остаток жизни с осознанием того, что мерзавец, ее убивший, жив, хоть и не на свободе… Краем глаза Руслан увидел, как снова бледнеет Ростик, прислоняется к стене, опустив спортивную сумку с вещами на землю. «Вот недоносок… Даже сейчас не может в руках себя держать – как вообще убил-то всех этих девчонок с такими-то нервами?» – раздраженно подумал он. К несчастью, Вайс тоже вдруг перевел взгляд на Ростика и начал пристально вглядываться в его лицо. В глазах его что-то промелькнуло, как будто он пытался вспомнить, где видел этого человека раньше, но никак не мог, и Руслан, сделав шаг в сторону, перекрыл Вайсу обзор: – Вы извините. Герман Иосифович, нам пора. Мой… приятель нездоров, мы приезжали на консультацию. Рад, что вы смогли уехать и начать новую жизнь. Позвольте на этом попрощаться. – Он быстро протянул руку, потом подхватил свою сумку и сумку Ростика, а его самого чуть встряхнул, крепко взяв за локоть: – Идем, Витя, нам еще долго добираться. – Всего доброго, Руслан Васильевич, – донеслось в спину, но Руслан не обернулся. Запихнув совершенно деморализованного брата в припаркованную у отеля машину, Руслан сел за руль и негромко сказал: – А вот теперь нам придется подумать, как скрыться и затеряться. Он тебя узнал, в этом нет сомнений, и теперь будет думать, как такое возможно. И самое первое, что он может сделать, – это обратиться в полицию и сказать, что видел сбежавшего из тюрьмы серийного убийцу. Если это произойдет достаточно быстро, мы даже не сможем пересечь границу. С заднего сиденья раздался звук, похожий на стон, и Руслан, бросив взгляд в зеркало заднего вида, понял, что Ростик плачет, свернувшись в клубок и закрыв руками лицо. – Как ты мне надоел, – вздохнул он, выруливая на шоссе. – Я потратил всю жизнь на тебя, а зачем? Ведь я могу запросто выкинуть тебя из машины – и живи как хочешь, выкарабкивайся сам, в конце концов, тебе уже до фига лет! Но я нянчу тебя исключительно потому, что мать внушила мне эту дурацкую мысль о братском долге. Только вот знаешь, что меня иногда интересует? А почему это работает только в одну сторону? Почему я тебе должен, а ты мне – нет? Почему я с первого дня твоего появления на свет все время что-то для тебя делаю, что-то решаю, как-то помогаю, тяну, тащу, спасаю… а вот ты? Что ты сделал для меня? А я скажу: ты отнял у меня все, даже мою жизнь. И меня это достало, Ростик. Дос-та-ло! Во! – Он чиркнул ребром ладони по горлу. – В общем, так. Я еду в Беларусь – прямо сейчас. А ты можешь остаться здесь. – А… поехать с тобой… я могу? – проскулил Ростик, размазывая слезы, и Руслан тяжело вздохнул: – Зачем? Ты считаешь, что недостаточно испортил мне жизнь? Я, юрист, бывший старший следователь, работал почти пять лет автослесарем – ты считаешь, этого недостаточно? А что делал ты? Правильно, ты у нас домохозяйка. Ну так я устал, хочу уж если и домохозяйку, так женского пола, чтоб хоть в старости пожить, как люди. – Руслан! Руслан, не бросай меня! – взмолился Ростик, высовывая голову между сидений. – Я тебя прошу… я… я буду жить отдельно от тебя… пойду работать… – Куда? Куда ты пойдешь, что ты умеешь? Руслан говорил это, отлично понимая, что никуда не денется, из машины Ростика не выкинет, возьмет с собой и так и продолжит возиться с ним до конца дней. «Спасибо тебе, мама…»