— Ключи были у кого угодно. Кажется, в деревне не осталось ни одного человека, у кого не было бы ключей. А один комплект Оливье держал под вазой при входе, — сказала Лакост. Морен кивнул, его это ничуть не удивило. Так жили в деревнях. По крайней мере, в небольших. — Он определенно основной подозреваемый, — заметила Лакост. — Но зачем ему убивать кого-то в собственном бистро? — Может, это случилось неожиданно. Может, в бистро проник бродяга, Оливье подрался с ним и убил, — сказал Морен. Лакост молча ждала, куда заведут Морена его рассуждения. Он поставил локти на стол и, опершись подбородком на руки, уставился в пространство: — Но это случилось посреди ночи. Если он увидел кого-то в бистро, то разве не должен был вызвать полицию? Или хотя бы разбудить своего партнера? Оливье Брюле не кажется мне человеком, который берет бейсбольную биту и в одиночестве бежит выяснять, что случилось. Лакост посмотрела на агента Морена. При этом освещении, выхватывавшем из мглы лицо молодого человека, он был похож на идиота. Но таковым отнюдь не был. — Я знаю Оливье, — заговорила Лакост, — и могу поклясться: он был поражен увиденным. Он был в шоке. Это трудно имитировать, и я совершенно уверена, что никакой имитации тут не было. Нет. Когда Оливье Брюле проснулся вчера утром, он никак не ожидал увидеть труп в своем бистро. Но это не значит, что он каким-то образом не вовлечен в это дело. Пусть даже против собственного желания. Шеф хочет, чтобы мы разузнали побольше про Оливье. Где он родился, где его семья, где он учился, чем занимался до приезда сюда. Нет ли у кого зуба на Оливье. Не рассердил ли он кого. — Ну, тут больше чем рассердил. — С чего вы решили? — спросила Лакост. — Знаете, если я сержусь, то я никого не убиваю. — Вы не убиваете. Но я предполагаю, что вы человек сдержанный. Если не считать происшествия с дыней. — Она улыбнулась, и Морен покраснел. — Слушайте, судить о других по себе — большая ошибка. Реакция других людей не похожа на нашу — вот один из первых уроков, которые преподает вам старший инспектор Гамаш, когда вы начинаете у него работать. А реакция убийцы тем более не похожа на реакцию обычного человека. Эта история началась не с удара по голове. Она началась много лет назад и с совсем другого удара. Что-то случилось с нашим убийцей. Что-то такое, что с нашей точки зрения может показаться незначительным, даже тривиальным, но для него этот удар был сокрушительным. Какое-то событие, резкое замечание, ссора, на которые большинство других людей даже не обратили бы внимания. Но убийцы смотрят на мир иначе. Они погружаются в свои мысли, они копят и хранят ненависть. И ненависть растет. Убийство — всегда дело эмоциональное. Запомните это. И никогда не думайте, что вам понятны мысли другого человека. Я уже не говорю о чувствах. Таким был первый урок, преподанный ей старшим инспектором Гамашем, и первый, который она преподала своему собственному протеже. Да, для того чтобы найти убийцу, ты исследуешь улики. Но ты исследуешь и эмоции. Даже те, что вызывают отвращение, грязные и мерзкие. Ты погружаешься в эту муть. И тогда ты находишь свою добычу. Были и другие уроки. Множество уроков. И она преподаст их ему. Вот об этом-то она и думала на мосту. Думала и беспокоилась. Надеялась, что сможет передать этому пареньку достаточно мудрости, достаточно инструментов, чтобы схватить убийцу. — Натаниэль, — сказал Морен, вставая и направляясь к своему компьютеру. — Имя вашего мужа или сына? — Мужа, — ответила Лакост, немного растерянная. Значит, он видел, как она вводила пароль. Зазвонил телефон. Это была коронер. Она срочно хотела поговорить со старшим инспектором. Глава десятая По просьбе старшего инспектора Марк и Доминик Жильбер устроили ему экскурсию по дому, и теперь все они стояли перед комнатой, хорошо знакомой Гамашу. Это была хозяйская спальня старого дома Хадли, комната Тиммера Хадли. Здесь произошли два убийства. Он смотрел на закрытую дверь, сверкающую свежей белой краской, и спрашивал себя, что увидит за ней. Доминик распахнула дверь, и из комнаты хлынул солнечный свет. Гамаш не сумел скрыть удивления. — Перемены разительные, — сказал Марк Жильбер, явно довольный реакцией Гамаша. Если говорить попросту, то комната ошеломляла. Отсюда удалили все украшения, добавленные за несколько поколений: лепнину на потолке, темную каминную доску, тяжелые бархатные занавеси, которые не пускали сюда свет, накапливали в себе пыль, страх и викторианские нравы. Все это исчезло. Тяжелая, устрашающая кровать с балдахином тоже исчезла. Комнате вернули ее изначальный вид, выявили линии, демонстрирующие ее великолепные пропорции. Новые занавеси в широкую полоску сиреневого и серого цвета свободно пропускали свет. По верху каждого из больших окон проходила вставка витражного стекла. Оригинального. Изготовленного больше столетия назад. Сквозь него в комнату проникали веселые цветные лучики. Заново окрашенные полы сверкали. Громадная кровать с обтянутым тканью изголовьем была застлана простым белым постельным бельем. В камине потрескивал огонь, готовый к приему гостей. — Давайте я вам покажу ванную. Она была высокая и стройная. Лет сорока пяти. В джинсах и простой белой рубашке. Светлые волосы распущены. Вид уверенный и процветающий. На ее руках с коротко подстриженными ногтями Гамаш заметил белые пятнышки краски. Рядом с ней стоял улыбающийся Марк Жильбер, довольный возможностью продемонстрировать свое творение. А Гамаш, как никто другой, знал, что воскрешение старого дома Хадли было настоящим актом творения. Марк тоже был высок — больше шести футов. Чуть выше Гамаша и фунтов на двадцать легче. Он носил коротко подстриженные, почти под корень, волосы, и создавалось впечатление, что если он их отрастит, то его залысины станут заметнее. Его жизнерадостные голубые глаза смотрели проницательно, а манера общения была приветливая и энергичная. Но если его жена чувствовала себя спокойно, то в манерах Марка Жильбера было что-то дерганое. Не столько нервного характера, сколько эмоционального. «Он ждет моего одобрения, — подумал Гамаш. — Не так уж необычно для человека, показывающего столь важное для него детище». Доминик продемонстрировала особенности ванной с ее голубоватой плиткой, джакузи и отдельной душевой кабиной. Она гордилась проделанной работой, но ей восторги Гамаша, похоже, не требовались. В отличие от Марка. Дать Марку то, что он хотел, было не трудно. На Гамаша увиденное и в самом деле произвело впечатление. — А эту дверь мы сделали только на прошлой неделе, — сказал Марк. Открыв дверь ванной, они шагнули на балкон. Он располагался в задней части дома и выходил в сад, за которым простирались поля. У стола стояли четыре стула. — Я подумала, что можно поговорить здесь, — раздался голос сзади. Марк поспешил взять из рук матери поднос, на котором стояли стаканы чая со льдом и вазочка с булочками. — Присядем? — Доминик показала на стол, и Гамаш отодвинул стул для Кароль. — Merci. — Пожилая женщина села. — Ну, за второй шанс, — сказал старший инспектор. Он поднял свой стакан в шутливом тосте, одновременно разглядывая хозяев. Трех людей, которые волею судеб оказались в этом печальном, разрушенном, заброшенном доме. Трех людей, которые дали дому новую жизнь. А дом отвечал на это теплом. — Тут еще есть что сделать, — сказал Марк, — но руки пока не дошли. — Надеемся ко Дню благодарения принять первых гостей, — сообщила Доминик. — Если Кароль оторвется от стула и поможет. Но пока она отказывается вкапывать столбики для ограды или заливать бетон. — Ну разве что сегодня днем, — со смехом произнесла Кароль Жильбер. — Я обратил внимание, тут есть кое-какие старые вещи. Вы привезли их из дома? — спросил Гамаш. Кароль кивнула: — Мы соединили наши пожитки в одну кучу. Но еще много чего придется докупить. — У Оливье? — Кое-что. — Это был самый короткий ответ, услышанный здесь Гамашем до этой минуты. Он ждал еще чего-нибудь. — Мы купили у него чудесный коврик, — сказала Доминик. — Тот, что в холле при входе, кажется. — Нет, он в подвале, — отрезал Марк. Он попытался смягчить неловкость улыбкой, но получилось плоховато. — И еще, кажется, несколько стульев, — тут же добавила Кароль. Это составляло около одной сотой всей мебели в громадном доме. Гамаш отхлебнул чай, поглядывая на хозяев. — Остальное мы купили в Монреале, — сказал Марк. — На рю Нотр-Дам. Знаете? Гамаш кивнул, и Марк начал рассказывать, как они ходили туда-сюда по знаменитой улице, на которой есть множество антикварных магазинов. Некоторые торгуют просто рухлядью, но кое-где можно найти настоящие шедевры, бесценные произведения старины. — Старик Мюнден ремонтирует кое-какие вещички, что мы купили на гаражных распродажах. Только не говорите гостям, — сказала Доминик со смехом. — Я слышал, вы приглашали к себе на работу ребят из бистро Оливье? — закинул удочку Гамаш. Марк покраснел. — Кто это вам сказал? Оливье? — недовольным голосом спросил он. — Это верно? — Ну а если и верно? Он платит им практически рабское жалованье. — И кто-то из них согласился? Марк помедлил, потом ответил, что нет.