Я ухмыляюсь и подхожу к ней, выдвигая стул прежде чем она успевает меня заметить. Когда сажусь, ее глаза расширяются, а спина становится прямой, как гребаный стержень. — Что ты здесь делаешь? Я наклоняю голову. — Это школьная библиотека. Я могу быть здесь, когда захочу. - Медленно провожу кончиком языка по нижней губе. — У меня остались очень теплые воспоминания о тебе на антресолях в этой библиотеке. Ее глаза сужаются. — Ну, для меня это не самые приятные воспоминания. — Нет? Если я правильно помню, тебе было слишком приятно. - Я наклоняюсь к ней ближе и понижаю голос. — Твоя девственная киска была такой чертовски мокрой. Она поджимает губы, и я замечаю желание в ее глазах. — Прекрати нести чушь. Чего ты хочешь? Я качаю головой. — Не так разговаривают с мужчиной, который владеет тобой, не так ли? Её горло перехватывает, когда она тяжело сглатывает. — Чего Вы хотите, сэр? - спрашивает она с ноткой сарказма в голосе, но я пропускаю это мимо ушей. — Вот так-то лучше. - Я придвигаю свой стул ближе к ней, из-за чего она напрягается еще больше. — Ты и твои маленькие подружки прогуляетесь со мной и моими друзьями сегодня вечером. Она хмурит брови. — Что? — Ты меня слышала. Я хочу, чтобы ты была там, и это не подлежит обсуждению. — Как я должна объяснить это девочкам? Я наклоняю голову. — Это не моя вина, что ты лжешь им всем. Если бы вы были такими хорошими друзьями, ты бы сказала им правду. Ее ноздри раздуваются, а щеки становятся темно-красными. — Ты знаешь, я не могу этого сделать, независимо от того, насколько доверяю своим подругам. - Она качает головой. — Информация, которой ты располагаешь, слишком опасна. Я барабаню пальцами по столу перед нами. — Правда? Что ж, тебе придется убедить их прийти. - Я пожимаю плечами. — Это твоя проблема, а не моя. Меня до сих пор возбуждает то, что я обладаю такой властью над ней. Кажется, я не могу контролировать это, и осознание того, что у нее нет другого выбора, кроме как соглашаться со мной, только делает чувство намного более пьянящим. — Прекрасно, - говорит она. Я ожидал, что она окажет чуть большее сопротивление. — Если ты не возражаешь, мне нужно позаниматься. - Она указывает на книгу, лежащую перед ней, - какой-то учебник по праву. Я усмехаюсь и придвигаю свой стул так близко, что наши сиденья соприкасаются. — Мне тоже, - говорю я, кладу руку на ее обнаженное бедро и сжимаю. — Я собираюсь заняться изучением анатомии. Ее щеки краснеют еще сильнее, когда она пытается отодвинуться от меня. — Элиас, - шипит она, метая глазами из стороны в сторону. — Ты не можешь быть серьезным. — Я смертельно серьезен, bonita. Она мотает головой. — Люди заметят. Моя ухмылка становится шире. — Если ты беспокоишься об этом, то лучше помолчи. - Я сдвигаю ее трусики в сторону, а затем скольжу пальцами внутрь и стону, когда чувствую, какая она влажная. — Уже мокрая и готовая для меня, Гурин. Любой бы подумал, что ты просто сидишь и фантазируешь о том, как я трахал твое горло в этой библиотеке две недели назад. — Ты такая свинья. Я поднимаю бровь. — Так не разговаривают с твоим хозяином, не так ли? Она впивается зубами в нижнюю губу, и мой член твердеет у меня в штанах, пока я увеличиваю темп проникновения пальцев в ее киску. — Правильно, держи свой прелестный ротик на замке и бери то, что я тебе даю, - бормочу, издавая стон, когда чувствую, как дрожат ее бедра. — Я так сильно на тебя влияю, Наталья? Я не часто называю ее по имени, и в тот момент, когда делаю это, у меня внутри все сжимается. Это - девушка, которую я ненавижу с детства, потому что ее семья оторвала меня от всего, что я знал, и от единственного человека, которого я когда-либо любил. И все же я хочу ее так, как никогда никого не хотел. Я говорю себе, что это потому, что хочу уничтожить ее, погубить всеми возможными способами. Но не могу отрицать желание, которое охватывает меня, когда она вот так находится в моей власти. Ее глаза расширяются, а я продолжаю входить и выходить из нее пальцами, заставляя ее дрожать рядом со мной. — Думаешь, люди смотрят на нас и понимают, что я делаю с тобой? - Спрашиваю, прижимаясь губами к мочке ее уха. — Думаешь, они знают, какая ты грязная маленькая шлюшка? Ее дыхание становится тяжелее и быстрее, когда я приближаю ее к кульминации, читая ее тело, как гребаную книгу. Я останавливаюсь и вытаскиваю пальцы только для того, чтобы потереть клитор. Она тихо всхлипывает, глаза закатываются. — Вот так, bonita, позволь мне сделать тебе приятно, - бормочу я, захваченный моментом. Ее стоны такие чертовски сладкие. Я сильнее тру клитор, а затем снова ввожу пальцы в насквозь мокрую киску, и стону, чувствуя, как ее стенки цепляются за мои пальцы. Член пульсирует, упираясь в штаны. Мысль о том, чтобы оказаться внутри нее, сводит меня с ума. — Бьюсь об заклад, тебе хотелось бы, чтобы мой член был глубоко в этой киске, и трахал тебя жестко и грубо, пока ты стонала бы, как грязная девчонка, какой ты и являешься. Я вылизываю дорожку сбоку от шеи, а затем кусаю мочку уха, заставляя ее прикрыть рот рукой, чтобы заглушить хныканье. — Потому что глубоко внутри, под всей этой бравадой, ты хочешь меня и хотела в течение гребаных лет. Она ничего не отрицает, наклоняясь ко мне, как будто хочет, чтобы я исправил это и трахнул ее прямо здесь, за столом в библиотеке. Наталья полностью отдалась своему желанию, и, похоже, забыла, где она находится и с кем. Темная часть меня хочет снова подвести ее к краю, а потом оставить там, но есть и другая часть, которая хочет увидеть как она разлетается на куски. Часть меня, которая хочет узнать, как Наталья кончает, чтобы представлять потом, как она делает это на моем члене, разбиваясь для меня. Последнее побеждает, и я увеличиваю темп, лаская ее сильнее и быстрее. Ее стоны мягкие и тихие, но я их слышу. И мне чертовски нравится слышать то, что я делаю с ней. С девушкой, которую мучил годами, а теперь она словно пластилин в моих руках. — Элиас, - выдыхает она. Пальцы в киске замирают, и я наклоняюсь к ее уху. — Не то слово, зверушка. Ее горло подрагивает, когда она сглатывает и смотрит на меня, ее большие карие глаза полны желания и потребности. — Хозяин, - она тихо стонет. — Блядь, - бормочу себе под нос, когда предсемя просачивается на ткань брюк, и я продолжаю подводить ее к краю. У меня вошло в привычку не надевать трусы на случай, если снова представится возможность с Натальей. Не говоря уже о том, что в последнее время я чертовски возбужден. Это помогает, когда мне нужно вытащить член в ванной и самому разобраться с проблемой. Наталья не прерывает зрительный контакт, и я тоже. Я не могу отвести от нее гребаного взгляда и поражен ее красотой. У меня перехватывает дыхание, когда я подталкиваю ее к краю обрыва, зная, что как только заставлю ее кончить, это может все изменить, и все же не могу остановиться. — Хозяин, - дышит она, хватаясь за край стола. — О, черт, - бормочет чуть громче. — Вот и все, - шепчу я ей на ухо. — Заставь эту прелестную киску кончить для меня. Я хочу почувствовать, как ты обхватываешь мои пальцы, когда будешь распадаться на части. — Черт, - повторяет она, ее ногти впиваются в дерево с такой силой, что оставляют отметины. Я наслаждаюсь мыслью о том, что её первый оргазм, вызванный мной, оставит неизгладимые следы на этом столе. И затем поток жидкости заливает мою руку, когда Наталья кончает, ее стоны становятся такими громкими, что мне приходится закрывать ей рот рукой, чтобы заглушить их. — Хорошая девочка, ты кончаешь так чертовски красиво, - бормочу, мой член такой твердый, что кажется, я могу взорваться в штанах в любой момент. Я вытаскиваю из нее пальцы, пока Наталья пытается прийти в себя, ее красные щечки так очаровательны, когда она разглаживает юбку. Она прочищает горло и притворяется, что читает, не в силах окинуть взглядом комнату, чтобы проверить, заметил ли кто-нибудь.