Часть 3 из 9 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Теперь они в цивилизованном мире. Джоан бросает взгляд на неподвижную молчаливую карусель. Разрисованные жирафы, зебры, медведи, гориллы и страусы застыли. Линкольну нравилась карусель, хотя он ездил только на зебре. Теперь над карусельными зверями парят резиновые летучие мыши и крошечные привидения, свисающие с деревянной рамы. Джоан с Линкольном подходит совсем близко к яркому белому шатру карусели.
– Мамочка, возьми меня на руки, – просит Линкольн.
– Когда дойдем до пугал, – произносит она, не обращая внимания на протянутые к ней руки. – Еще чуть-чуть.
На этот раз сын не протестует. Они спешат мимо карусели в сторону ресторанного дворика и детского водного парка с невысокими фонтанчиками, продолжающими низвергаться на голубые плитки.
– Здесь побывала Медуза, – объявляет Линкольн, глядя сквозь водяные брызги на затененный уголок с каменными фигурками черепахи, лягушки и ящерицы.
Каждый раз, увидев эти каменные изваяния, он говорит, что это знак того, что здесь была Медуза. А увидев паутину, он говорит: «Здесь побывал Человек-Паук».
– Ах, бедняги, – произносит она, поскольку говорит это всякий раз, когда они проходят мимо жертв Медузы.
– Им надо было закрыть глаза, – как обычно, замечает он.
Она бросает взгляд на темные стекла кафе «Коала» с его полками, на которых лежат завернутые в полиэтилен сэндвичи, пакетики с желе и вареные яйца, но внутри нет никакого движения. Пластиковые стулья поставлены вверх ножками на прямоугольные столы. Персонал обычно закрывает кафе и запирает помещение за пятнадцать минут до закрытия зоопарка, так что Джоан не удивляется.
Справа от них игровая площадка со скалами и подвесным мостиком. В свое время Линкольн увлекался Антарктикой, и скалы были для него айсбергами. Прошлой весной он играл в рыцарей и замки на подвесном мосту, громко приказывая невидимым королям выкатить пушки и зарядить катапульты камнями. Теперь тот же мостик для него – радуга, по которой Тор спускается на землю. Через год он перейдет в старшую группу детского сада, и увлечение супергероями померкнет, появится что-то, о чем она даже не догадывается. А потом в какой-то момент зоопарк будет вытеснен чем-то другим, жизнь будет продолжаться, и этот мальчик, который сейчас держит ее за руку, превратится совсем в другого человека.
Они быстро проходят мимо магазина сувениров и деревянной фигуры с отверстием, куда ребенок может просунуть голову и вообразить себя гориллой. Потом притормаживают около забитых водорослями аквариумов на краю детской зоны. Линкольн, не в силах удержаться, высматривает гигантскую черепаху. В нескольких метрах впереди вдоль изогнутой стены аквариума, чуть пошатываясь, идет пожилая женщина. В руке она держит детскую сандалию.
– Скалы закончились, Тара, – произносит она с характерным бодрым отчаянием в голосе, выдающим в ней бабушку. – Пойдемте.
Показываются две светловолосые девочки, явно сестры, и бабушка наклоняется, протягивая сандалию младшей девочке. У нее косички, и на вид она немного моложе Линкольна.
– Нам пора идти. – Бабушка надевает резиновую сандалию на маленькую ногу и выпрямляется.
Малышка что-то тихонечко говорит бабушке, но Джоан, хотя они совсем рядом, слов разобрать не может. В стекло аквариума бьются мухи.
– Я сниму их, когда мы сядем в машину, – запыхавшись, говорит бабушка.
Взяв девочек за руки, она делает нетвердый шаг. Девочки глазеют на Линкольна, но женщина подталкивает их вперед.
– Это бабушка, – чересчур громко произносит Линкольн, резко остановившись и дергая Джоан за руку.
– Да, пожалуй, – шепчет она.
Джоан смотрит вслед пожилой женщине, ощущая в воздухе цветочный химический запах. Этот запах напоминает ей о миссис Мэннинг, которая в последний день занятий в шестом классе подарила ей, и никому больше, «Остров голубых дельфинов». Но женщина и ее внучки уже уходят, огибая стену последнего аквариума.
– Если бы у меня была бабушка, она бы вот так выглядела? – спрашивает Линкольн.
В последнее время он зациклился на теме бабушек и дедушек. Джоан надеется, это пройдет так же быстро, как и его другие периоды.
– У тебя же есть бабушка. – Джоан подталкивает сына вперед. – Бабуля. Папина мама. Она приезжала к нам на Рождество, помнишь? Просто она далеко живет. Нам пора идти, милый.
– У некоторых людей полно бабушек и дедушек. А у меня только одна.
– Нет, у тебя их трое. Помнишь? А теперь нам надо идти, иначе у нас будут неприятности.
Волшебные слова. С серьезным и решительным выражением лица Линкольн кивает и прибавляет шаг.
Опять хлопки, громче и ближе прежнего, может быть, с десяток резких хлопков в воздухе. Джоан думает: возможно, это какая-то гидравлика.
Они подходят к берегу пруда – самого большого в зоопарке, почти озера, – и она краем глаза видит лебедей, рассекающих водную гладь. Здесь тропа разветвляется. Правая тропинка идет вдоль дальнего берега пруда, мимо вольеров с африканскими животными, а по левой за несколько секунд можно дойти до выхода. Она видит в отдалении красно-зеленые пятна попугаев, на удивление тихих. Ей нравится этот маленький островок посреди бетона – выложенный кирпичом пруд с насыпным холмом, на котором высажены деревья. Это всегда их первая и последняя остановка, завершающий ритуал каждого посещения.
– Давай попробуй поговорить как попугай, – предлагает она.
– Не хочу. Я просто хочу увидеть пугал.
– Мы увидим их по пути.
Вдоль забора, окаймляющего пруд, выставлен длинный ряд пугал. У многих вместо голов – тыквы, и Линкольн в восторге от этого. Ему нравится Супермен и астронавт с тыквами, разрисованными как белые космические шлемы, и особенно Кот в шляпе.
– Хорошо, милый, – говорит она.
Он протягивает к ней руки.
Джоан бросает взгляд на забор, на ярко-голубую голову-тыкву Кота Пита и замечает, что некоторые пугала упали. Свалило ветром, думает она, но нет, сильного ветра не было. И все же примерно с полдюжины пугал валяются вдоль тропинки, идущей в сторону вольера с попугаями.
Нет, не пугала. Не пугала.
Джоан видит движение чьей-то руки. Видит тело, чересчур маленькое для пугала. Юбка неприлично задрана над бледным бедром, ноги согнуты.
Она медленно поднимает взгляд и смотрит вдаль, мимо фигур на земле, мимо попугаев, в сторону длинного невысокого здания с общими душевыми, на дверях которых написано: «Только для служебного пользования». Около здания рядом с фонтаном неподвижно стоит мужчина. Одет в джинсы и темную рубашку. У него каштановые или черные волосы, черты лица неразличимы, но она четко видит, как в следующий момент он толкает ногой дверь душевой, держа на изготовку длинную черную винтовку, дуло которой выглядывает из-за его головы наподобие антенны. И он исчезает в женской душевой с бледно-зелеными стенами.
Ей кажется, у клетки с попугаями происходит какое-то движение, кто-то еще на ногах, но она отворачивается и больше ничего не видит.
Схватив Линкольна, она поднимает его и сажает себе на бедро, сцепив под его попкой свои руки. Его ноги тяжело повисают.
Она пускается бегом.
17:32
Она устремляется вперед, не к телам, разумеется, а вокруг пруда, в сторону африканских животных. Пока она бежит, ей приходит в голову, что можно было бы вернуться в лес и спрятаться в тени песчаной ямы или под высокими деревьями, но ей не хочется поворачивать назад, поскольку она не знает, видел ли их тот мужчина – мужчины? И если он последует за ними, то не станет торопиться, потому что у него есть оружие. К тому же какая-то часть ее противится тому, чтобы идти назад, вперед все-таки лучше. Безопасней.
Скорей! Скорей! Скорей! В голове у нее звучит это слово. Подошвы в такт ему стучат по бетону.
Она представляет себе, что стрелок наблюдает за ними, потом огибает озеро и направляется к ним, расплываясь в улыбке. Она представляет, что он прибавляет шаг.
Это невыносимо. Она бросает взгляд через плечо – никого, однако и рассмотреть толком не может, потому что не хочет сбавлять темп.
Во время бега вязаная юбка путается в ногах. Джоан хочется подтянуть ее, но руки заняты. «Может быть, она разорвется», – с надеждой думает Джоан. Она слышит, как под подошвами скрипят мелкие камешки. Сжимая ремешок сандалий между двумя пальцами, она слышит шлепанье подошв. Еще одна проблема: вдруг сандалия слетит.
Вдоль тропинки на проволоке над их головами подвешены фонари из тыкв, и каждый ее шаг освещается ярким белым светом, как это бывает, когда Линкольн нечаянно направит ей в глаза свет от карманного фонарика.
Небо постепенно темнеет.
– Почему мы бежим? – спрашивает Линкольн.
Все сорок фунтов его веса бьют ее по бедру, и она удивляется, почему он до сих пор был так спокоен. Может быть, он только сейчас заметил, что они направляются не к парковке.
Она с трудом переводит дух, чтобы ответить ему:
– Скажу тебе. Через минутку.
Он крепче обнимает ее за шею. Рядом с ними, за яркими огнями, проходит колея детской железной дороги. Как ей хочется, чтобы их увез маленький черно-красный поезд! Но похоже, она может бежать быстрее этого поезда. И все же поезд не помешал бы. У нее уже болят руки, и она вспоминает, как на прошлой неделе они гуляли в парке. У уток есть зубы? Они точно меня не укусят? У уток есть ноги? Почему я не ходил, когда был совсем маленьким? У меня были ступни? У меня были ноги? В тот день она и в самом деле дошла до такого состояния, что на обратном пути не смогла нести его на руках и, не обращая внимания на рев, опустила на траву.
Сейчас она не опустит его на землю.
– Мамочка! – обиженно говорит он, прикоснувшись ладонью к ее лицу. – Минутка уже прошла.
– Там плохой дядя, – объясняет Джоан.
Она никогда не сказала бы этого, если бы не была так напугана.
– Где? – спрашивает Линкольн.
Она теряет нить разговора.
– Что-что?
– Где плохой дядя?
В два шага Джоан перепрыгивает через железную дорогу. Опять же, если бы прошел поезд, это означало бы, что им кто-то управляет, а ей очень хочется увидеть человеческое существо. Вот уже озеро у них за спиной, и тела, и тот человек остались на другом его берегу, и это хорошо. Петляющая, идущая вверх дорожка к африканским животным обсажена деревьями – широколиственными растениями влажных тропических лесов, – укрывающими от посторонних глаз. Их сейчас действительно трудно увидеть, если кто-то и смотрит.
– Он был там, – едва не споткнувшись, говорит она.
Она слышит вой сирен. Трудно сказать, насколько близко, но это означает, что сейчас приедет полиция и во всем разберется, но пока ей от этого не легче.
– Я не видел плохого дядю. Откуда ты знаешь, что он плохой?
Линкольн стукается подбородком о ее плечо.
Когда она не отвечает на его вопросы, он огорчается и может расплакаться. А ей сейчас вовсе не нужен шум, к тому же он начнет ерзать или, хуже того, обмякнет у нее в руках. Тогда он станет вдвое тяжелей.