Ника оборачивается. Высокая девочка лет пятнадцати, почти девушка. Она одета в высокие ботинки, черные штаны и кожанную куртку с серебряными рисунками. Ника сразу узнает ее: это же Аннабель, смертница, знаменитая девушка-боец. Когда-то Ника училась с ней в одной школе. Сейчас Аннабель смотрит с презрением на Гошу. – Приемчики показываешь, да? В уличной драке? Еще и дружков назвал полюбоваться! Или нет, не любоваться, а помочь – вдруг сам не справишься? Ника оглядывается – остальные пятнашки уже разбежались. В самом деле, всё выглядит так, словно толпа окружила беззащитного Вадика, а Гоша избивает его, чтобы повеселить друзей. – Лёля, – говорит Гоша, – я все объясняю! – Дружкам своим объясняй, – отвечает Аннабель и, развернувшись, уходит, а Ника чувствует, что опять не успевает, а надо бы нагнать девушку и рассказать, как все было на самом деле, объяснить, что Гоша сегодня спас ее, что он здесь – единственный достойный человек. 11 – Мы за тебя отомстили, Шурка, – говорит Лёва, – мы поймали их всех и избили. Самого главного Гоша вообще так отметелил – ты не представляешь! Я тебе говорил, что я с ним дрался? Нет? Ну, я хотел один на один, а они навалились всей кодлой, ну и конечно, справились. Я к Гоше тогда пошел, умыться там, привести себя в порядок. И мы поклялись, мы с Гошей и Марина, что отомстим пятнашкам – и за тебя, и за меня, и за других ребят. Да, другие ребята тоже были, не только из нашей школы, вообще – они же над всеми издеваются, эти пятнашки. У нас девочка в классе есть, Ника зовут, я тебе говорил, наверное. У нее еще рыбки дома в аквариуме. Так вот, она раньше в «пятнашке» училась, и тот же парень, с которым я дрался, издевался там над ней. Его Вадик зовут, тот самый, как ты и рассказывала. А у нас в классе есть девчонка, Оля Ступина, страшно противная, и она с этим Вадиком знакома, оказывается. У их родителей дачи рядом или что-то в этом роде. И все, что мы придумывали, чтобы пятнашек наказать, она ему передавала. Так Марина вот что сделала: она сказала Оле, что хочет разыграть Нику – отвести ее, ну, в одно место. Тебе не нужно знать какое, а то еще сама туда пойдешь, а мне от папы влетит. Короче, в одно место. Отвести туда Нику и там бросить. Типа вроде как шутка. А на самом деле Марина это придумала, чтобы Оля пятнашкам рассказала и они все туда прибежали. А мы там устроили засаду и вломили им! Мы их сначала обстреляли льдышками, а потом еще Гоша этому Вадику добавил. Короче, клево получилось! Марина здорово придумала. Тут только одно нехорошо вышло – с этой девочкой, Никой. Марина же ей не сказала, что собирается делать. Почему? Ну, может, боялась, что Ника не согласится. И когда Ника оказалась одна, в этом месте, она страшно испугалась. Даже заплакала, представляешь? И когда все уже кончилось, Гоша пришел к Марине и говорит: Марина, это неправильно, как ты поступила с Никой. Ты сказала, что это такой план: плохие люди могут сделать хорошую вещь (в смысле Оля сделала хорошую вещь, завлекла пятнашек в засаду). А получилось наоборот: хорошие люди могут сделать плохую вещь. Это Гоша Марине сказал, про хороших людей. В том смысле, что мы все, хорошие люди, сделали плохую вещь – бросили Нику одну, напуганную и беззащитную. И я считаю, сказал Гоша, ты должна перед Никой извиниться. Ты представляешь: Марина – и извиниться? Она ни перед кем не извиняется, ни перед учителями, ни перед родителями. Нет, я не говорю, что это правильно, я просто рассказываю. Марина ни перед кем не извиняется, а Гоша говорит: ты должна перед Никой извиниться. Ника у нас только с этого года учится, а Марину вся школа уважает – и тут ей извиняться, представляешь? Гоша – молодец, я считаю. Ну, я тоже чувствовал: что-то не так в этой истории, и Нику мне тоже было жалко, но мне так понравилось, как Марина все придумала, чтобы нам пятнашкам показать, что к чему, – короче, я и забыл про все. А Гоша – он не такой, он все-таки очень справедливый и очень смелый. Я думаю, это потому, что он сильный и спортом занимается. Тебе тоже надо в секцию какую-нибудь пойти, кстати. Ты скажи маме, куда ты хочешь, она тебя во Дворец Звездочек устроит. Там, говорят, клево, тебе понравится. Я как считаю? Я тоже считаю, Марина должна извиниться. И ты тоже так думаешь? Эх, Шурка, здорово все-таки, что нас у мамы с папой двое! Вот Марина, Гоша, Ника – у них ни братьев, ни сестер. У Гоши только этот, Илья, двоюродный брат, который в кино снимается. Он не здесь живет, я его и не видел ни разу. Короче, я думаю, им всем должно быть очень одиноко. Мы вот ложимся вечером спать – и можем всегда поговорить друг с другом. А им с кем говорить? Ну, Маринке разве что с кошкой, а рыбки Никины так даже и звука в ответ не издадут. Это как если бы я с Миной разговаривал. Она же ничего не понимает – ну и кошка с рыбками тоже. Даже родители не всегда понимают – это потому что они взрослые, да? Взрослые ведь многого не понимают. А ты вот меня понимаешь, я знаю. И я тебя понимаю, правда? – Правда, – говорит из своей кровати Шурка, – ты понимаешь. Но я одного боюсь: когда потом станешь взрослым – ты же перестанешь меня понимать? – Ну, – отвечает Лёва, чуть задумавшись, – ты же потом тоже станешь взрослой. И мы снова будем понимать друг друга. Не такая уж большая у нас разница в возрасте, перерыв совсем небольшой будет. Ника всегда считала: классный час – самый скучный урок. В лучшем случае расскажут про никому не нужные мероприятия типа похода на Белое море с географом-коротышкой, в худшем – будут пересказывать последние новости из газет или обсуждать, кто нарушал на этой неделе дисциплину и как он должен быть наказан. Ника грызет ногти на левой руке, безучастно глядя в пустоту. Ей кажется: сегодня весь класс ее избегает. Только Гоша сказал: привет! – и тут же отвернулся. Все остальные вообще мимо смотрят – даже Оля с подружками. Ну, насчет Оли можно, конечно, только порадоваться. Ника оборачивается к окну: сплошная белая пелена падающего снега. Краем глаза она видит Марину – и замечает, что сегодня соседка сидит в ее, Никиной, позе: руки скрещены, взгляд сосредоточен. Только Марина при этом еще и закусила прядку каштановых волос, а вот Ника до сих пор заплетает косички – даже если бы хотела, у нее бы так не получилось. Павел Васильевич спрашивает, есть ли у кого-нибудь вопросы. Марина поднимает руку. – У тебя вопрос, Марина? – спрашивает учитель. Павел Васильевич единственный из учителей не зовет Марину «Петрова»: как-то раз она сказала ему, что не любит свою фамилию, мол, слишком обычная – вот он и запомнил. – Нет, Павел Васильевич, – говорит Марина, – у меня, скорее, сообщение. Можно я выйду к доске? – Да, пожалуйста. Ника смотрит на Марину. Несмотря на вчерашнее предательство, Марина ей все-таки нравится. Наверное, Ника хочет быть на нее похожей. Сразу видно: Марина не из тех, кто не поспевает за собственной жизнью. – Ребята, – начинает Марина, и Ника слышит, как тихонько хихикнула Оля. Марина тоже слышит и повторяет еще раз с нажимом: – Ребята, мне кажется, последнее время у нас в классе происходит что-то нехорошее. В классе поднимается недоуменный гул. Даже те, кто до этого играли в «морской бой», отложив ручки, смотрят на Марину. – Я не буду говорить о других, – продолжает она, – я скажу о себе. Вчера я совершила поступок, за который мне стыдно. Я хотела наказать подлость – и мне это удалось, – но при этом я сама совершила подлость. Да, я предала человека, который мне доверился. Многие из вас знают, что? я имею в виду. Некоторые присутствовали при этом, другим, наверное, уже рассказали. Я завела нашу одноклассницу в неприятное, опасное место – и бросила там одну. Да, бросила ненадолго. Да, рядом были друзья. Но я даже не предупредила ее. Неважно, почему я поступила именно так, – я не хочу оправдываться. Сейчас, стоя перед всеми, кто знает об этой истории, стоя перед всем нашим классом, я хочу извиниться. Я хочу извиниться перед Вероникой Логиновой за то, что случилось вчера. Прости меня, пожалуйста, Вероника. Ника замирает. Ей кажется: у нее никто и никогда не просил прощения. Она просила – у мамы, у папы, у тети Светы, у учителей, даже у одноклассников, которые смеялись и издевались над ней, – да, она просила прощения, а у нее – никогда. Это также невероятно, как если бы Аннабель из ее старой школы сама заговорила с ней. Ника в недоумении: она не знает, что она должна делать. Весь класс смотрит на нее. Она поднимается, сама не зная, что собирается сказать. – Спасибо, Марина, что ты извинилась… – говорит наконец Ника. И, решившись, добавляет: – И спасибо Гоше, который меня вчера спас. Ника садится. С соседнего ряда доносится: а чего случилось-то? Павел Васильевич смотрит на класс – молча и очень внимательно. Марина по-прежнему стоит у доски. – И вот еще одно, – говорит она. – Я сказала вначале «ребята», и кое-кто рассмеялся. Я не знаю, как мне следует обращаться к вам всем. Я бы хотела сказать слово «друзья», но это было бы неправдой. Потому что здесь есть люди, которые не друзья мне и никогда ими не станут. Но я хочу сказать всем – и в первую очередь этим «недрузьям»: Вероника Логинова – мой друг. Кто обидит ее – обидит меня. Кто оскорбит ее – оскорбит меня. Кто будет смеятся над ней – тот станет моим врагом. А вы все знаете: я не прощаю своих врагов. Марина смотрит прямо в лицо Оле, та опускает взгляд. Марина возвращается на место, и Павел Васильевич медленно произносит: – Да, Марина, ты сегодня удивила и меня. Вы знаете, я многое повидал. Я воевал по эту и по ту сторону Границы. Я видел людей, совершавших подвиги, о которых они и подумать не могли накануне. Я видел героев, которые еще вчера были обычными людьми. Я видел смельчаков, которые недавно были трусами. И каждый раз это потрясало меня и заставляло гордиться тем, что я – человек, тем, что я – живой. И то, что я увидел сегодня, станет для меня в одном ряду с ратными подвигами моих товарищей. Я горд тем, что я сегодня с вами, здесь, в этом классе. Я горд за вас, ребята, горд за Марину Петрову, за Веронику Логинову, за их друзей, за их одноклассников, за всех, кто может многому научиться у этих девочек. Я имею в виду не только умение признавать свои ошибки, не только умение прощать, но прежде всего их искренность и смелость. – Выходит, мы с тобой здесь самые клевые? – шепотом говорит Марина, и Ника чуть слышно хихикает. В раздевалке Гоша подводит Лёву к Нике. – Послушай, Ника, – говорит он, – спасибо тебе, ну, за то, что ты про меня там сказала. Но я хочу тебе сказать, что ты вот думаешь, это Лёва не сдержал слово? Ну, короче, это неправда: это не Лёва разболтал про твоих родителей, это Вадик рассказал Оле – они же, оказывается, давно знакомы. На этом его, кстати, и поймали вчера. И Лёва с Никой пожимают друг другу руки, и вот уже они стоят на крыльце школы, все четверо. Снег шел весь день и к вечеру на школьном дворе лежит ровным белым покровом. Не осталось никаких следов – словно и не бегали весь день школьники, не приходили и не уходили учителя, не забирали первоклашек родители. Перед ними – чистое белое поле. И Ника чувствует себя так же – очищенной, свободной от всего, что случилось. Она стоит рядом с тремя своими одноклассниками, с тремя своими друзьями и чувствует: на этих людей она может положиться во всем. А снег все идет, все падает на школьный двор, падает на город – и только с главной башни страны сияет заключенная в круг серебряная звезда, сияет, словно бессонный маяк, указующий путь всем живым. 12 – Это ты первая сказала, что ДэДэ – шпион, – говорит Гоша. – Нет, это Лёва, – отвечает Ника, – я точно помню. Мы с ним были в зоомагазине, и он сказал, мол, ДэДэ шпион, потому что водит всех в какие-то странные походы. – Не говорил я этого, – оправдывается Лёва. – Ну, или я пошутил, а ты поверила. – Я – поверила? – возмущается Ника. – Это же Гоша его выслеживал, а не я! Я вообще об этом впервые слышу! – А что я? – говорит Гоша. – Мне Лёва сказал, что ты сказала, что ДэДэ – шпион. – Глупости все это, – не выдерживает Марина, – с чего вы взяли? Почему шпион? Просто – сволочь. Они сидят на полу в Марининой комнате. Гоша только что рассказал Нике, как он тогда выслеживал ДэДэ и выяснил, что с ним дружит Зиночка: не такой уж большой секрет, если честно. – Зато было интересно, – говорит Гоша. – Знаете, как трудно выслеживать человека? Особенно в метро! Садишься в соседний вагон и все время боишься, что он выйдет на остановке, а ты не заметишь. Ника смеется: – Но ведь ты его выследил в конце концов? – Ну да, – кивает Гоша, – выследил и даже наблюдательный пункт оборудовал. Там рядом заброшенный дом за забором – ну, я туда и пролез. – Старый дом? – спрашивает Ника. – Ну да, еще до Мая. Он заколоченный стоит, я внутрь не ходил.