— Давайте спросим большого парня, — сказал он. — Что скажешь, приятель? Хочешь увидеть настоящее веселье из моего жилища? Он указал на большой кирпичный дом на краю парка. Я проигнорировал его. — Мам, — сказал я, — я хочу есть. — Он еще не обедал, — сказала мать. — Обед, — среагировал мужчина, — нет проблем. Что ты любишь? Что ты обычно любишь есть на обед? Я посмотрел на мать. Она была в приподнятом настроении, и от этого я становился еще мрачнее, потому что знал, что ей хорошо не из-за меня. — Он любит гамбургеры, — сказала она мужчине. — Все будет, — сказал он. Он взял мою мать за локоть и повел через парк к дому. Меня оставили шагать сзади со вторым мужиком, который, казалось, проявлял ко мне интерес. Он хотел знать, как меня зовут, куда я хожу в школу, где живу, имя моей матери и все эти где-и-почему о моем отце. Я был молокососом для любого взрослого, который задавал мне вопросы. К тому времени как мы дошли до дома, я забыл, что я замкнутый, и рассказал ему о нас все. Дом был похож изнутри на пещеру, тихий и прохладный. Средники арочных окон украшали витражные медальоны. Тяжелые двери также имели форму арок. И потолок в гостиной, ребристый из-за перекладин, изгибался в дугу высоко над головой. Я присел на диванчик. Кофейный столик возле меня был завален пустыми пивными бутылками. Мать подошла к открытым окнам, выходящим на порт. Я посмотрел на мать. Она была в приподнятом настроении, и от этого я становился еще мрачнее, потому что знал, что ей хорошо не из-за меня. — Бог мой! — воскликнула она, — вот это вид! Загорелый мужчина сказал: — Позаботься о нашем друге. — Пойдем, приятель, — сказал тот, с кем я разговаривал по дороге. — Я раздобуду что-нибудь поесть. Я пошел за ним на кухню и сел за барную стойку, пока Джад вытаскивал что-то из холодильника. Он слепил сэндвич с колбасой и поставил передо мной. Казалось, он забыл про гамбургер. Я бы мог что-нибудь сказать, но отлично понимал, что, даже если сделаю это, никакого гамбургера здесь не появится. Когда мы вернулись в гостиную, мать смотрела из окна в бинокль. Загорелый мужчина стоял позади нее, его голова была наклонена близко к ее голове, одна рука покоилась на ее плече, в то время как он указывал пивной бутылкой на нечто интересное. Он повернулся, когда мы вошли, и усмехнулся нам. — А вот и наш паренек, — проговорил он. — Ну, как дела? Перекусил что-нибудь? Джад, ты раздобыл этому пареньку обед? — Да, сэр. — Отлично! То, что нужно! Садись, Розмари. Вон туда. Садись, Джек, вот это малый. Ты любишь арахис? Здорово! Джад, принеси ему арахиса. И ради бога унеси отсюда эти бутылки. Он сел рядом с матерью на диванчик и без конца улыбался мне, пока Джад засовывал пальцы в бутылки и, позвякивая, уносил их. Джад вернулся с блюдом арахиса и вышел с остатками бутылок. — Давай, Джек, налетай! Он наблюдал, как я съел несколько горстей, кивая сам себе, как будто я действовал в соответствии с каким-то предсказанием, которое он сделал. — Ты ведь спортсмен, — сказал он. — Это читается в тебе. Глаза, строение тела. Во что ты играешь, Джек, в какую игру? — В бейсбол, — ответил я. Это было близко к правде. Во Флориде я играл почти каждый день, и у меня неплохо получалось. Но с тех пор я играл совсем немного. Я не был спортсменом и вовсе не выглядел как один из них, но я был рад, что произвожу такое впечатление. — Бейсбол! — завопил он. — Джад, что я тебе говорил? Джад занял стул в другом конце комнаты, вдалеке от нас. Он поднял брови и потряс головой от такой проницательности друга. Моя мать засмеялась и сказала нечто дразнящее. Она звала этого загорелого Гил. — Минуточку! — сказал он. — Ты думаешь, я несу чушь? Джад, что я сказал о Джеке здесь? Во что он играет? Джад скрестил свои темные ноги. — В бейсбол, — сказал он. — Хорошо, — ответил Гил, — хорошо, я надеюсь это мы прояснили. Джек. Возвращаемся к тебе. Чем еще ты любишь заниматься? — Мне нравится кататься на велике, — сказал я, — но у меня нет ни одного. Я увидел, как хорошее настроение сходит с лица матери, как это обычно бывает, когда я говорю что-то не так. Она смотрела на меня холодно, а я, в свою очередь, смотрел холодно на нее. Велосипедный вопрос сделал нас врагами. Наша проблема была в том, что я хотел велик, а у нее не было достаточно денег, чтобы купить его мне. У нее совсем не было денег. Она объясняла мне это много раз. Я прекрасно все понимал, но тот факт, что у меня нет велика, казался слишком веской причиной, чтобы выносить это молча. Велосипедный вопрос сделал нас врагами. Наша проблема была в том, что я хотел велик, а у нее не было достаточно денег, чтобы купить его мне. Гил состроил гримасу недоверия. Он смотрел то на меня, то на мою мать, то опять на меня. — Нет велика? Пацан без велика? — Мы поговорим об этом позже, — сказала мне мать. — Я только сказал… — Я знаю, что ты сказал. Она нахмурилась и отвернулась от меня. — Подождите! — вступился Гил. — Да постойте же. Что это за история тут, мамочка? Ты всерьез хочешь сказать, что у этого пацана нет велосипеда? Мать ответила: — Он должен будет потерпеть еще немного, только и всего. — Мальчишки не могут ждать велика, Розмари. Мальчишкам нужен велик сейчас! Мать пожала плечами и натянуто улыбнулась, как она обычно это делала, когда попадала в неловкое положение. — У меня нет денег, — сказала она тихо. После слова деньги воцарилось тяжелое молчание. Затем Гил сказал: — Джад, сделаем еще один раунд. Глянь, не осталось ли там имбирного эля для нашего нападающего. Джад поднялся и покинул комнату. Гил сказал: — Какой велосипед ты бы хотел, Джек? — Думаю, «Швинн». — Правда? Ты бы предпочел иметь «Швинн», а не английский гоночный? — Он увидел, что я засомневался. — Или все-таки тебе бы хотелось английский гоночный? Я кивнул. — Ну, скажи же! Я не могу читать твои мысли. — Я бы предпочел английский гоночный. — Так-то лучше. Теперь уточним, о каком именно английском гоночном идет речь? Джад принес напиток. Мой был горький. Я узнал в нем коктейль «Коллинз». Мать наклонилась вперед и сказала: — Гил. Он поднял руку. — Так какой именно, Джек? — «Роли», — ответил я. Гил улыбнулся, и я улыбнулся в ответ.