Это был тот самый участок, который ее отец выбрал для своих злополучных раскопок. Он принес ему горькую истину, что вожделенная римская вилла погребена под этой самой террасой. Спустя двенадцать лет природа взяла свое: карликовые дубы, розмарин и можжевельник душили его ароматическим обилием. Она вспомнила стихотворение Кассия, о котором много лет не вспоминала: Приют мой, посреди холмов затерянный, Ни роскошью, ни пышностью не хвастает. Зато оттуда вид прекрасный на реку Всю в золоте ракитника цветущего, И по весне там розмарином дышится… Она задала себе праздный вопрос: а может, она стоит как раз на этом месте? Она вернулась в дом и, перед тем как начать работать, прошла в кабинет Патрика, якобы за точилкой для карандашей. Кабинет был весь в книжных полках и пугающе упорядочен. Книги большей частью по юриспруденции, хотя, к ее удивлению, на единственной полке с беллетристикой стоял и том «Стихотворений» Кассия. На огромном столе полированного бука стоял компьютер с плоским монитором и лазерный принтер, кстати, очень маленький. Алюминиевый ячеистый поднос, автоответчик. Шариковая ручка. Нигде нет портрета Нериссы. Есть ли смысл делать из этого выводы? У клавиатуры лежала серебряная монета, которую она однажды уже видела. Конечно, монета когда-то принадлежала Майлзу. Она взяла ее и повертела в пальцах. Да, это та самая. Подарок матери, которым он втайне гордился. Она прочла надпись по краю: «Fel.Temp.Reparatio». Она бы перевела это так: «Ты можешь снова вернуться домой». Она спросила себя: верил ли в это Патрик? Она спросила себя: верит ли она сама? Через спинку стула был перекинут свитер: шерсть цвета морской волны, в янтарных пятнах. Она вспомнила, что Патрик был в нем на той вечеринке у Джулиана. Она взяла свитер, пробуя на ощупь. Шерсть была грубой и теплой, и имела памятный ей чистый сухой запах. Зазвонил телефон. Она похолодела, все еще держа свитер в руках. Щелкнул автоответчик, и голос Патрика попросил оставить сообщение. — Это я, — сказала Нерисса. — Ты где? Антония вздрогнула. — Твой клерк плел что-то о неполадках с факсом, но этого не может быть — ведь у тебя он новый. Ладно, я просто хотела напомнить, что в воскресенье нам надо быть на ланче у Сьюки Хемингуэй. И не говори мне, что тебе надо работать, потому что она не примет отказа. Там будут люди, с которыми тебе надо встретиться. Перезвони мне. — Нерисса повесила трубку. Антония перевела дыхание. Внезапно ей стало стыдно. Голос Нериссы был таким знакомым. Они с Патриком собирались пожениться. А она, одинокая старая дева, жалко вынюхивает его вещи. Она вернула свитер на стул, схватила пальто и поспешила на мельницу проверить почту. Спустя десять минут, задыхаясь и дрожа, она вскрывала конверт из Британской библиотеки. «Kriegführung der Romer» оказался пухлым томом 1928 года, посвященным тактике осады времен поздней Республики. Но его авторы изучили римские бумаги и военные донесения более дотошно, чем кто-либо, а знание немецкого, подкрепленное словарем, найденным на мельнице, позволило ей моментально отыскать то, что она искала: раздел о Перузинской войне. Из ряда военных донесений и личных писем участников авторы сделали вывод, что весной 40 года до P. X. кто-то вывел из осажденного города четырех чиновников с женами и детьми. Ее сердце дрогнуло. Едва прочитав это, она уже знала, что этот «кто-то» был Кассий. Но какое это имело отношение к Ликарис? К загадке? Задумавшись, она двинулась по дороге к дому Патрика. Она села на террасе. Потом все фрагменты встали на место. Ликарис, кем бы она ни была, оказалась в городе, и Кассий пошел на предательство, чтобы спасти ее. Во избежание суда, а может, чтобы защитить ее, позже он совершил самоубийство. Все это имело смысл. Значит, вопрос стоял так: что за женщины были в числе спасенных и кто из них — Ликарис? В тексте указывались имена чиновников, так что, возможно, удастся проследить историю их семей, особенно если они были патрициями. Но для этого придется съездить в Тулузу на пару дней. Она сможет остановиться у профессора Мерио, старого друга своего отца. Неприятная мысль кольнула ее. Даже если все пройдет хорошо, как она сможет узнать, кто из женщин — Ликарис? Она опустилась на стул. Было бы ужасно подойти так близко и потерпеть неудачу у последнего препятствия. Что-то промелькнуло в ее памяти. Что-то, что могло бы помочь. Она закрыла глаза, пытаясь вернуть воспоминание, но оно уже ускользнуло. Встревоженная, она открыла глаза и увидела маленькую зеленую ящерицу, рассматривающую ее от дренажных труб в дальнем углу террасы. Ящерица только что покончила с ланчем, и крылышки насекомого лежали вокруг, делая ее похожей на маленького дракона. Снова что-то мелькнуло в ее памяти. И снова ускользнуло от нее. Зазвонил телефон. Она ожидала услышать на автоответчике голос Нериссы. Но это была не Нерисса. Это был Патрик. — Антония, это я, возьми трубку. Она схватила ее. — Привет. — Привет. — Пауза. — Как дела? — Прекрасно. В самом деле, очень хорошо. — Твой голос звучит возбужденно. — Я на подходах к чему-то. Кажется, в самом деле… — Это замечательно! — Ей слышалась улыбка в его голосе. — Ох, пока не забыла, — начала она, боясь все испортить. — Звонила Нерисса. Я не брала трубку. Она оставила сообщение… — Я его получил, она звонила сюда некоторое время назад. Наступило неловкое молчание. Антония гадала, зачем он позвонил. — Антония, — начал он. — Да? — Я… послушай. Сегодня вечером я встречаюсь с Панабьером в «Бар-Табак». Каждую пятницу он навещает жену на кладбище. Понятное дело — старик грустит, так что, когда я бываю поблизости, мы выпиваем. Я подумал: не захочешь ли ты присоединиться? — Я? — глупо спросила она. — Да. — Ох… А он захочет, чтобы я там была? — Конечно, почему нет? — Не думаю, что я нравлюсь ему. — Ну, перестань… Хотя… я имею в виду… может, это не очень удачная идея?.. — Нет-нет. Отчего же! — Хорошо. Я приеду около семи и захвачу тебя. Кажется, я забыл показать тебе, как отключать отопление. Он не забыл, но она не чувствовала необходимости обращать на это внимание. * * * — …Я забыл показать тебе, как отключать отопление, — сказал Патрик, стоя в кабинете спиной к Моджи. Днем раньше, когда сломался его факс, он освободил место для своего лэп-топа на столе ее матери. Сейчас она понимала, что факс не был сломан. Он сказал так только потому, что знал: она расстроится, если он упомянет Антонию. Она стояла в дверях, наблюдая за ним. Он склонился к окну, глядя на беспорядок крыш Ля Бастид внизу. — Конечно, — сказал он в свой мобильник. — Встретимся около семи.