— Звучит смешно, я знаю. Но… Когда я была маленькой, Кассий был… кем-то вроде друга для меня. Если я чувствовала себя несчастной, он помогал мне. И я всегда хотела в ответ сделать что-то и для него. Это прозвучало так, словно она хотела оказать дружескую услугу, а не выполнить последнее желание человека, умершего две тысячи лет назад. Патрик любил в ней эту черту — только она могла бесстрашно погружаться в прошлое, чтобы вынести на поверхность большие сверкающие пригоршни давно отшумевших времен. Это было прекрасно и вне всяких правил. Это было ненаучно. Но это была Антония. Патрик мысленно вернулся к тому времени, когда они нашли кантарос. Жаркая, душная ночь, полная лунного света, аромата дикого шалфея и древнего бормочущего голоса источника. Ночь вне времени. Он думал о том невероятном мгновении, когда он обнял ее, о своем изумлении и восторге, когда она ответила ему поцелуем. Мягкость ее губ, мятный запах ее волос. Невероятно нежная линия от плеча к шее. В темноте отработанной земли за деревьями двигалось что-то большое. — Посмотри, — сказала она, — это не Ипполит? Услышав свои слова как бы со стороны, она вздрогнула. «Посмотри, это не Ипполит?» — звучало подобно прозрачному намеку, чтобы удержать его здесь. А этого ей хотелось меньше всего. Пить вместе с ним было ужасной ошибкой. Она хотела, чтобы он ушел. Казалось, это так просто — навести мосты за дружеским бокалом вина. Но на деле ничего из этого не получилось. Словно она нечестно играла. Суть в том, что она не была другом Патрика, и никогда не смогла бы им стать. Он этого не понял. А может быть, никогда и не поймет. А теперь еще эта фраза. Чертов Ипполит! Гораздо ближе, чем когда-либо. Она чувствовала, как взмокли ее руки и сильнее застучало сердце, как бывало всегда, если рядом оказывалась лошадь. «Уходи, — обратилась она про себя к пони. — Дай мне выйти из этой ситуации с достоинством, по крайней мере. Разве недостаточно того, что я едва не кричу, когда он здесь? Ты хочешь, чтобы он считал меня еще и трусихой?» Она читала, что лошади понимают чувства людей. Может быть, Ипполит поймет ее и уйдет? К несчастью, если он и прочитал ее мысли, то решил проигнорировать их. Пока она вглядывалась в тень под деревьями, темная масса, отдаленно похожая на пони, превратилась в маленькое крепкое тело, и энергично проскакала мимо нее, ткнувшись Патрику под ребра. Пораженный Патрик захватил в пригоршню косматую гриву. — Спокойно, парень! Все еще держа пони, он пошарил свободной рукой в карманах, вынул маленькую шоколадку, развернул ее и скормил кусочек Ипполиту. Затем он отломил еще кусочек и вручил ей. — Не желаешь дать ему еще? Она покачала головой. Он гладил шею пони. У него были хорошие руки и, казалось, он знал, что делает. Очевидно, Ипполит тоже так думал, поскольку едва не таял от удовольствия. Своим здоровым глазом он укоризненно смотрел на нее: «Видишь? Вот как это делается!» — словно говорил он. «Уходи!» — попросила она молча. Но Ипполит лишь обнюхивал грудь Патрика в ожидании новой порции шоколада, оставляя слюну на его свитере. — Может, ты хочешь угостить его, Антония? — Нет, благодарю. Сегодня вечером я не чувствую призвания быть ветеринаром. — Мне показалось, что сейчас ты ближе к лошадям, чем когда была ребенком… — Он пожал плечами, оставляя ей право окончить фразу. Она облизала губы. Ипполит с надеждой смотрел на нее. Она сказала: — Они могут унюхать страх, да? Сейчас в любую минуту он может убежать? Патрик улыбнулся: — Единственное, что сейчас может унюхать Ипполит, это шоколад. Почему бы тебе не дать его? — А почему я должна давать? — Потому что, если ты это сделаешь, я уйду и оставлю тебя с миром. Это ее отрезвило. Она спрашивала себя, о чем он еще догадался. — Ах, ну в таком случае… — пробормотала она. Сжав челюсти, чтобы не стучали зубы, она сделала шаг вперед и взяла плитку из его рук. — Заходи с моей стороны, — тихо сказал Патрик. — Если он захочет убежать, то наткнется на меня, а не на тебя. Так, правильно. Теперь отломи кусочек. — Я бы и сама сообразила это сделать. — Извини. Ее зубы начали стучать. Как смешно! Быть напуганной пони! — Это не смешно, — произнес он тихо. — В этом вся ты. — Перестань быть таким разумным. — Положи шоколад на ладонь. Вот, правильно… Постарайся держать ладонь ровно. — Я стараюсь. — На самом деле ее так трясло, что проклятому шоколаду грозило падение на землю. Патрик мягко взял ее за запястье. — Так хорошо, — сказал он где-то рядом с ее головой. — Видишь? Получается. Он хочет познакомиться. Кровь шумела в ее ушах. Ипполит опустил голову, и ее рука исчезла в жесткой массе гривы. Она чувствовала жаркое дыхание на своей ладони, она вдыхала сладковатый мускусный запах лошади. Губы Ипполита, мягкие и нежные, как пыльный бархат, щекотали ее кожу. Потом шоколад исчез. Пони тряхнул своей некрасивой маленькой головой и отступил в кусты розмарина. Патрик отпустил ее кисть. Нелепо, но ей хотелось плакать. Рядом раздался голос Патрика: — Извини. Я подтолкнул тебя слишком грубо. — Ты не подталкивал меня, — пробормотала она. — Я сделала это, потому что сама хотела. Он не ответил. Ей хотелось, чтобы дрожь наконец прекратилась. — Это просто нервы. А я, действительно, в полном порядке. Он быстро коснулся ее руки. — Говоришь как истинная англичанка. Она не хотела, чтобы он прикасался к ней. Это рождало желание спрятать голову на его груди. — Антония? — позвал он спустя некоторое время. Она скрестила руки перед собой. — Да? — Прости меня. — За что? — За все… Она покачала толовой. — Теперь это не имеет значения. — Имеет. Я попадаю все время ниже линии. Она издала слабый вздох. — Как и я. Все время ниже линии. Они стояли молча, бок о бок. Он был так близко, что она ощущала его дыхание. — Как ты думаешь, — начал он, — как ты думаешь, может кто-нибудь вернуться назад?