— Я очень многому научился у вас, Дебра. И всегда буду за это благодарен. Но нам обоим известно: все, чего я достиг, я достиг сам. Она смотрела в свой бокал и хмурилась. — Не уходи, Патрик. Я не знаю, как буду продолжать без тебя. Личная просьба. Он должен был это предвидеть. Возможно, она даже искренне так думает. Он встал. — До свидания, Дебра, — сказал он. * * * Джулиан прошел мимо Патрика, поднимаясь по лестнице, и подумал, что он выглядит вымотанным, даже для окончания суда. — Джулиан, — позвал его Патрик снизу. Джулиан перегнулся через перила. Патрик посмотрел на него и попытался выдавить улыбку, но это у него не особенно получилось. — До свидания, Джулиан, — сказал он. — Увидимся. Что-то шевельнулось в груди Джулиана. — Патрик… Но он уже ушел. «О Господи! — подумал Джулиан. — О Господи, не дай этому случиться». Дебра была одна в комнате клерков. Она стояла у факса, листая новые поступления. — Так и думал, что найду тебя здесь, — сказал он. — Поздравления от Андерсона. — Он попытался поцеловать ее в щеку, но она отстранилась. — Я видел Патрика. Он выглядит ужасно. Она сложила факсы в стопку и коротко улыбнулась ему. — Он ушел. Снова это болезненное шевеление в груди. Чувствуя себя старым и уставшим, он опустился в кресло. — Что ты имеешь в виду — «ушел»? — А что, по-твоему, я могу иметь в виду? Отбыл. Оставил. Выбыл… Из нашей жизни. «Мой мальчик, — оцепенело подумал он. — Мой зять. Сын, которого у меня никогда не было». Клише были бесконечны. И все — с зубами. Наконец он тихо спросил: — А ты не ожидала, что он уйдет? — Я думала, что он более сосредоточен на деле. Очевидно, я ошибалась. Он провел ладонью по лицу. — Возможно, ты не оставила ему выбора. Она резко спросила, не хочет ли он выпить. Он покачал головой и молча наблюдал, как она принесла свой любимый уотерфордовский бокал из своего кабинета. — Я из больницы. — сказал он ей, когда она вернулась. — Моджи, кажется, лучше. Врачи говорят, что завтра она может вернуться домой. Она села за стол старшего клерка и сделала большой глоток. — Дебра, — осторожно сказал он, — Моджи не виновата. Она поставила свой бокал. — Она выбрала самое неподходящее время. За день до главного заседания, когда я… — Никто не сверяет свою жизнь с судебными расписаниями. Она сделала это, потому что не могла больше скрывать. Если кто-то и виноват в этом, то только мы. — Не понимаю, как ты пришел к такому заключению. Опустив глаза, он осознал, что сложил ладони вместе, как в мольбе. — Пожалуйста, не злись больше на нашу дочь, это нас разлучает. Пожалуйста, не вынуждай меня выбирать, как ты сделала с Патриком. Пожалуйста, не отвергай того, что я должен сказать. — Помолчав он спокойно произнес: — Нам нужно искать помощь для Моджи, профессиональную помощь. Она стала совершенно неподвижной. — Мы говорили об этом годы назад. — Нет, — терпеливо ответил он. — Я предлагал, а ты отвергала это. — Потому что это бессмысленно. — А я думаю, напротив. — Я не согласна. Он вздохнул. Она еще отпила из бокала. — Я не нуждаюсь в специалистах, говорящих мне, что я не умею обращаться с собственной дочерью. Говорящих мне, что это моя вина. Нет. Ни за что. Это не обсуждается. — Вопрос не в том, как с ней «обращаться». Вопрос в том, как помочь ей примириться с тем, что произошло с Майлзом. А смысл есть, Дебра, поскольку впервые за двенадцать лет она этого хочет. Она хочет, чтобы ей стало лучше. Но она нуждается в помощи. Она ничего не отвечала. Он смотрел на нее, сидящую за столом в пустом офисе, в окруженнии факсов, юридических отчетов и шатких стопок дел. Она была в полном одиночестве. Она отвергла Моджи. Она отослала Патрика. Если он сейчас отступится, то останется с ней в этой стерильной бумажной пустыне. В этой мертвой зоне, где ничто не выживает. — Я собираюсь искать помощь для Моджи, — сказал он снова. — Я тебе сказала… — И я тебе сказал. — Он замолчал. — Я не могу стоять и смотреть, как наша дочь идет по тому же пути, что и Майлз. Она сжала челюсти. — Ты утверждаешь, что это моя вина? — Конечно, нет. — Ты думаешь, это я виновата. Ты думаешь, и с Моджи тоже — моя вина. — Бога ради! — вскричал он. — Речь идет не о тебе, а о нашей дочери! Неужели ты не видишь? Она была поражена его вспышкой. Он был поражен не меньше. Он не мог вспомнить, когда повышал голос в последний раз — наверное, на футбольном матче в Оксфорде. — Джулиан, — сказала она наконец, — если ты это сделаешь, я тебе не прощу. Ты должен себе это ясно представлять. — Ничем не могу помочь, моя дорогая. Моджи нуждается во мне. — А я не нуждаюсь? Он вздохнул. — Она нуждается во мне больше.