— Знаю-знаю, завтра утром он получит шестьдесят ударов плетью. Но он действительно не может вспомнить, кроме того, что это срочно и что Патрик просил тебя перезвонить как можно быстрее. — Когда? Когда он звонил? Шепот на другом конце линии. — Примерно во время ланча. Фил помнит, потому что ел сандвич. — Ланч… Это было часа два назад. — Откуда он звонил? Опять бормотание. — Прости. Он не может сказать. Антония прикрыла глаза. Кейт вздохнула. — Антония, милая, так продолжаться не может. Почему ты не скажешь ему о своих чувствах? Она перевела дыхание: — Потому что я не могу его найти! Знаю, что это звучит нелепо, но я все облазила и нигде его не нашла! Он здесь, я уверена, потому что машина, взятая напрокат, стоит у его дома. Но входная дверь открыта, и дверь холодильника тоже… Кейт, а я не могу избавиться от ужасного чувства, будто что-то случилось. Вновь наступило молчание. Затем Кейт сказала в своей чрезвычайно прагматичной и деловой манере: — Я не буду просить тебя, чтобы ты не беспокоилась, — вряд ли это поможет. Но когда я разговаривала с твоим парнем по телефону на прошлой неделе, мне он показался довольно разумным. Господи, Антония, он же юрист! Он сам о себе позаботится. И он не мог уйти далеко без машины! — Верно, — с надеждой произнесла Антония. Кейт выдержала паузу. — Короче, если он не объявится до полуночи, звони в полицию. Когда Антония повесила трубку, мельница показалась ей очень темной и тихой. Она стояла у холодильника, гадая, что делать. Время приближалось к одиннадцати, а она поверхностно прочесала подвал, который, чего она и опасалась, оказался полосой препятствий из пустых бутылок и других непонятных вещей, о назначении которых она даже не догадывалась. Это место должно было быть раем для Майлза, он мог спрятать кантарос где угодно. А у нее было чуть больше часа, чтобы его найти. Или, рассматривая другую возможность, у нее было чуть больше часа, чтобы карабкаться в надвигающейся темноте по замерзшему склону горы, в то время как мужчина, которого она пытается найти, возможно, благополучно ужинает с невестой в Сент Эвлали, в ресторане, отмеченном тремя звездочками в Мишлене. Она устало села у стола и встретилась глазами с задумчивым взглядом Кассия с открытки. — Но ведь дело не в этом, — мысленно обратилась она к нему. — Дело в том, Кассий, что я должна найти Патрика. И если это означает, что я упускаю последний шанс тебе помочь, то я его уже упустила. Она вытерла глаза грязными костяшками пальцев. — Извини, Кассий, — сказала она вслух. — Мы были почти у цели. Мы были близко… так близко. — Она перевела дыхание. — Но я должна это сделать. Ты ведь понимаешь? Из всех людей ты один понимаешь. Я должна убедиться, что с ним все в порядке. * * * Патрик блуждал в небе, где-то в районе Бетельгейзе, и было ужасно трудно избежать столкновения с Луной. Она менялась, резко поднимаясь перед ним: огромный изменчивый серебряный диск, слепящая яркость которого безжалостно сверлила его больную голову. Потом кто-то тряс его за плечи, и Луна превратилась в газовую лампу. Внезапно он осознал, что рядом с ним на коленях стоит Антония и зовет его по имени. — Антония, — пробормотал он, пытаясь сесть, что вызвало разряд молнии в черепе. — Какого черта ты здесь делаешь?! — кричала она, схватив его обеими руками за плечи. — Я был… — Посмотри на себя! Ты весь в крови! Лицо как бумага! Почему ты, никому не сказал, куда идешь? Даже записки не оставил! Она нашарила в кармане носовой платок и бросилась в пещеру, к источнику. Потом вернулась обратно и начала грубо стирать кровь с его лица. Ее руки так тряслись, что большая часть воды попала ему на шею. Он попытался отобрать у нее носовой платок, но она шлепнула его по руке. — Что же с тобой произошло? — спросила она. — Голова не моя, — пробормотал он, — и в колене стреляет. Господи, как хорошо увидеть тебя, я… — Твое колено?! — воскликнула она. — Боже правый, не могу поверить! Насколько я помню, у тебя и двенадцать лет назад были проблемы с мениском. Неужели нельзя было обратиться к врачу?! Он засмеялся. — Ты же не собираешься сейчас распекать меня за это? — Идиот! Это не смешно. Я думала, ты умер! Я думала, ты упал с утеса! Какого хрена тебя сюда понесло? Она ругалась, как сапожник, больно сжимая плечи Патрика обеими руками. В серебристом свете луны ее лицо было бледным, глаза блестели от слез, а губы — белые, как мрамор. Она выглядела изумительно. Он ей так и сказал. Она засопела и вытерла нос тыльной стороной ладони. Он коснулся ее щеки. — Не плачь. — Он попытался сесть, игнорируя железные обручи, сжимающие череп. — Антония… — Не двигайся, — сказала она, толкая его вниз. — Я иду за помощью. Лежи здесь. Я быстро. Он схватил ее за запястье. — Постой, сперва я должен тебе сказать кое-что. Это важно. — Что? Он подыскивал слова. Черт, его снова начинало уносить. Он знал, что должен сказать ей что-то, он знал, что это «что-то» невероятно важно, но не мог вспомнить, что именно. Вместо этого он спросил, получила ли она его сообщения. — То, что на холодильнике? — Нет-нет, другое. По телефону. Она озадаченно посмотрела на него. — Ты оставлял сообщения? — О Боже, ты их не получила… Именно поэтому я и пришел сюда. Снова она выглядела озадаченной, и он вспомнил, что надо говорить. — Я ждал тебя, — произнес он. — Ты не ответила на мои сообщения, но я знал, что ты придешь сюда, чтобы попрощаться. Я имею в виду, не со мной, а… — Он глубоко вздохнул и начал снова. — Антония, я все бросил на полпути. Нельзя оставлять все на полпути… Он с недовольством осознавал, что есть гораздо более простой способ все это выразить, но его мозг отказывался подсказать ему какой. Потом он почувствовал, как Антония обнимает его за плечи и кладет его голову себе на грудь, как теплой рукой она убирает его волосы со лба и как ее дыхание согревает его щеку. Она нагнулась к нему, и он уловил мятный запах от ее волос. — Патрик, — мягко сказала она, — теперь все в порядке. Я поняла. Он почувствовал себя очень усталым. — Мы пустили все на самотек. — пробормотал он. — Теперь с этим покончено, Антония. — Я знаю, — шепнула она, и он ощутил прикосновение ее губ к своим, и соленый привкус ее слез. — Теперь это кончилось. У нас все будет хорошо. У нас обоих все будет хорошо. Он открыл глаза, и их глаза встретились. Впервые за двенадцать лет он знал, что это правда. Глава 34 Окрестности Тразименского озера, Умбрия, 1 марта 40 г. до Рожества Христова