– Теперь вы двое. Положили, что несете, осторожно на пол и сами мордами вниз. Кто хоть пальцем лишний раз шевельнет, башку разнесу, – еще громче зарычал Елисей, сам едва не оглохнув от выстрела. В комнатах послышались голоса, а по лестнице застучали шаги. Стены коридора осветились дрожащими сполохами свечных фонарей. В коридор выбежали казаки с оружием в руках. Рассмотрев стоящего над тремя мужиками парня, они удивленно переглянулись и, быстро упаковав всех лежащих, вздернули их на ноги. Елисей, убирая револьверы за пояс, огляделся и, кивнув на дверь, сообщил: – Они из этой комнаты вышли. Гляньте, что там. Кивнув, десятник жестом отправил двух подчиненных в комнату. Казаки, быстро проскользнув в помещение, спустя минуту вернулись обратно и, смущенно усмехаясь, доложили: – Барышня там была. Исподнее разложено. – Как так была? – удивился десятник. – Похоже, это она, – сообразил Елисей, жестом указывая на тюк. – Ох ты ж, господи. Никак людоловы попались, – ахнул десятник и, выхватив кинжал, одним ловким движением вспорол одеяло. Догадка парня оказалась верна. В упаковке действительно лежала Елена Ивановна, как ее представил господин Кокорин. Десятник быстро приложил пальцы к шее девушки и, облегченно улыбнувшись, проворчал: – Слава те, господи, жива. – Чем усыпили? – повернулся Елисей к схваченным мужикам. Те в ответ только угрюмо отмалчивались. – Обыщите их. Все, что в карманах найдете, вот сюда, на свет, – скомандовал Елисей, и казаки, получив подтверждающий кивок от десятника, принялись потрошить пленников. Ножи, кистень, пара кастетов и пара жилетных пистолетов легли отдельной кучкой. Рядом казаки выложили все найденные деньги, документы и бумаги. – Что здесь происходит? – послышался вопрос, и в круг света вступил полковник Тимофеев. Полностью одетый и застегнутый на все пуговицы. – Людоловов схватили, ваше высокоблагородие, – коротко доложил десятник. – Елисей, опять твои шуточки? – поинтересовался полковник, настороженно глядя на парня. – Да уж какие тут шутки, Александр Савич, – фыркнул парень. – Проснулся от того, что под дверью шепчется кто-то. Оделся, в коридор вышел, а дверь напротив приоткрыта. Вот и пришлось порядок наводить, – развел он руками. – Леночка! Что с ней! – послышался вскрик, и к спящей девушке, протолкавшись сквозь казаков, бросился господин Кокорин. – Господи! Да что же это такое! Что с ней, господа?! – вопрошал неутешный дядюшка, теребя спящую красавицу. – Усыпили чем-то, потому и не отзывается, – коротко поведал Елисей, принимаясь перезаряжать револьвер. – Усыпили? Чем? – вскинулся мужчина. – Сейчас узнаем, – мрачно пообещал парень, покосившись на главаря банды. В ответ тот только презрительно скривился. – А привяжите-ка мне этих людоловов к коновязи, казаки, – попросил Елисей, зловеще усмехнувшись. – И нагайки приготовьте. Пусть господа людоловы попробуют казацкого угощения. Десятник вопросительно покосился на полковника, но тот, моментально уловив, что Елисей затеял какую-то игру, решительно заявил: – Выполняйте, десятник. И вообще, до моего особого распоряжения его приказы исполнять как мои собственные. Сам разберешься? – повернулся он к парню. – Не извольте беспокоиться, Александр Савич. Все расскажут, или я из их шкур нам с вами перчаток нашью, – усмехнулся Елисей так, что вздрогнули даже казаки. – Эфиром усыпили, – хрипло ответил главарь. – Пузырек я в комнате оставил. И тряпицу тоже. Не нужны более. – Точно чистый эфир, или добавили чего? – на всякий случай уточнил Елисей. – Точно. Нам бы только до околицы ее донести было. А там ищи ветра в поле, – бледно усмехнулся главарь. – И зачем она вам? – тут же спросил Елисей, словно случайно наводя ствол револьвера на низ живота пленника. – Заплатили нам. Сказали, белобрысая девка нужна, не тронутая, из благородных. Мы потому сюда и приехали. На тракте такую найти всегда легче, чем по селам да городам искать. – И давно этим промышляете? – помолчав, мрачно спросил Елисей. – Не считал. Деньги платят, и ладно, – фыркнул главарь, явно собрав в кучу все остатки собственной наглости. – Придется их в полицию сдавать, – негромко проворчал полковник. – Не все так просто, Александр Савич, – ответил Елисей, заметив мелькнувший в глазах главаря огонек торжества. – Сдается мне, эти господа больше по вашему ведомству проходят. – ?.. – В глазах полковника стоял один большой вопрос. – А кому они тех девок передают? Не думаю, что кто-то решится из краденых девушек себе гарем завести на территории империи, – прозрачно намекнул парень. – Связать, и под замок. Глаз не спускать, – жестко приказал полковник, повернувшись к десятнику. – И перенесите, наконец, девицу обратно в комнату, что она у вас на полу лежит. Модест Петрович, сходите к хозяину, пусть пришлет служанку поумнее, прибрать племянницу вашу. – Конечно, конечно, – засуетился Кокорин и, тяжело поднявшись на ноги, поспешил к лестнице. Казаки осторожно перенесли девицу обратно в комнату и уволокли арестованных. В коридоре остался только десятник и пара казаков постарше. Полковник, тяжело вздохнув, расстегнул две верхние пуговицы мундира и, покрутив головой, проворчал: – Опять не высплюсь. И так с делами голова дурная, а тут ты еще забот на пустом месте добавил. – Так что же мне, стоять и смотреть, как девчонку крадут? – удивленно фыркнул парень. – Да я не о том, – отмахнулся контрразведчик. – Все ты правильно сделал. Это я так, от усталости ворчу. – Так ложитесь отдыхать, – пожал Елисей плечами. – Утром вас будить не станем. Отоспитесь, там и поедем. Пара часов нам погоды не сделают, а свежая голова в деле всегда полезнее. – Тоже верно, – снова вздохнул полковник. – А сам чем займешься? – Теперь и не знаю, – смутился Елисей, сообразив, что сна нет ни в одном глазу. – Людоловов этих сейчас допрашивать бесполезно. А дел других и нет. – Так, может, к нам, чаю попьем да погуторим? – осторожно предложил десятник. – Все одно весь сон сломали, сволочи. – Тоже верно, – подумав, кивнул Елисей. – Спущусь. Полковник с подозрением оглядел казаков, парня и, не найдя в их словах ничего предосудительного, махнул рукой, после чего, развернувшись, не спеша отправился в свою комнату. Пройдя к себе, Елисей быстро надел черкеску, подпоясался, накинул перевязь с ножами и, закрыв за собой дверь, отправился в дом для прислуги, специально выстроенный хозяином постоялого двора. Комнаты он сдавал только чистой публике. Для слуг им был предусмотрен отдельный домик, что-то вроде казармы, разделенной на отдельные кубрики. Такого Елисей нигде не встречал, но судя по всему, и комнаты и казарма не пустовали. Пока он собирался, казаки уже успели отжать у хозяина самовар и раскочегарить его. Сонная подавальщица таскала с кухни все необходимое для чаепития. На столе уже стояли колотый сахар, какое-то варенье и пироги, явно с ягодой. Оглядев это изобилие, Елисей одобрительно кивнул и, сняв папаху, степенно перекрестился. Казаки дружно повторили его жест и, рассевшись, принялись с интересом рассматривать его. Понимая, что позвали его сюда не просто так, Елисей чуть улыбнулся и, повернувшись к десятнику, спросил: – Как величать тебя, казак? – Савелием крестили. Так и зови, – чуть усмехнулся десятник. – Елисей Кречет, – склонил голову парень. – Последний в роду, из станицы Пригорской. – Погоди, так это же у вас там мор был! – вскинулся десятник. – Вот потому последним и остался, – грустно кивнул Елисей. – Кречет, говоришь, – задумчиво повторил десятник. – А Руслан Кречет тебе кем будет? – Дедом. – От значит как, – удивленно протянул десятник. – Выходит, не сгинул род. – Даст бог, подниму, – решительно кивнул Елисей. – А с полковником ты каким боком? – Так я у пластунов в крепости поучиться успел, вот он теперь меня с собой и таскает, когда дело особо пакостное намечается. Довелось мне случаем ему пособить крепко, вот он и решил, что я ему удачу приношу, – добавил шутки парень. – Зря смеешься. Удача, она девка вертлявая, к кому ни попадя не ластится, – не принял шутки десятник. – А у тебя с ней, похоже, и вправду любовь. Вон как ловко один троих положил. – Удача – не девка. Ее свыше подают, – ответил Елисей, касаясь пальцем груди, где висела громовая стрела. Увидев этот жест, десятник удивленно распахнул глаза и, обрадованно улыбнувшись, точно так же коснулся пальцем собственной груди. * * *