– Он все еще тут, – Дарин бросает короткий взгляд через плечо. – Тащится за нами тайно, как проклятый рэйф. Темные круги под глазами моего брата делают его взгляд почти черным. Лицо исхудало, скулы выпирают наружу, почти как в тот день, когда я вытащила его из Кауфа. С тех пор, как появилась наша тень, Дарин почти не спит. Его и до того преследовали кошмары – снился Кауф, его ужасный надзиратель… Иногда я жалею, что надзиратель уже мертв – я бы с удовольствием убила его сама. К сожалению, иногда монстры преследуют нас и после своей смерти, оставаясь такими же могущественными, какими они были при жизни. – Мы обязательно оторвемся от него, когда дойдем до городских ворот, – я стараюсь, чтобы мой голос звучал убедительно. – Затаимся и пропустим его вперед. Потом найдем себе самую дешевую гостиницу, клоповник, в котором никто нас не будет искать, и займемся поисками Пчеловода. Притворяясь, что мне просто нужно поправить капюшон, я быстро оглядываюсь, бросая взгляд на нашу «тень». Он сейчас совсем близко, лицо скрыто шарфом, видны только красные толстые губы, изогнутые в улыбке. В его руке блестит оружие. Я снова разворачиваюсь к брату. Мы спускаемся по склонам холмов, и вскоре перед нами встает, сверкая золотом, стена Адисы – беломраморное чудо, которое кажется оранжевым в свете заходящего солнца. Вдоль восточной стены на протяжении мили тянется ряд серых палаток – лагерь беженцев-книжников. На севере блестит ледяное море, его соленый запах перебивает вонь лагеря и разбитой дороги. С юга дует сильный ветер, разрывая в клочья висящие над горизонтом облака. Толпа беженцев изумленно выдыхает, увидев в центре Адисы шпиль из стекла и камня. Он устремляется вверх, будто вонзаясь в небеса. Шпиль имеет форму спирали, словно рог сказочного животного, и сверкает белизной. Совершенно непонятно, как он, такой высокий, держится на месте. Я слышала об этом здании, читала описания – но ничто не сравнится с возможностью увидеть его воочию. Великая Адисская Библиотека… Незваное и нежеланное воспоминание тревожит меня. Рыжие волосы, карие глаза, губы, которые лгали мне… Кинан – Князь Тьмы – говорил мне, что тоже мечтал увидеть Великую Библиотеку. «Она сладкая на вкус, мой мальчик. Похожа на ясный рассвет и чистую росу». У меня по коже бегут мурашки при воспоминании о том, как он поливал меня грязью в Землях Ожидания. – Смотри, – я киваю брату на толпу у городских ворот. – Все стремятся попасть внутрь до наступления темноты. Здесь мы можем от него оторваться. Тем более если я исчезну. Когда мы приближаемся к городу, я резко сажусь на корточки у ног Дарина, как будто у меня развязался шнурок и я хочу его завязать. И тут же становлюсь невидимой. – Я прямо около тебя, – шепчу я брату, поднимаясь. Дарин кивает и начинает как можно скорее выбираться из толпы, расталкивая людей острыми локтями. Чем ближе мы к воротам, тем медленнее движется людской поток. И наконец, когда солнце клонится к западу и опускается за горизонт, мы оказываемся перед самым входом. Массивные деревянные врата покрыты резьбой, изображающей разных морских тварей: китов, угрей, осьминогов, русалок… От ворот в город ведет мощеная улица, исчезающая в лабиринте ярко окрашенных домов. В окнах мигают фонарики. Я невольно думаю о своей матери, которая попала в Адису, будучи всего на несколько лет старше меня. Выглядел ли город таким же, как сейчас? Чувствовала ли она восторг, который сейчас чувствую я? – Кто ваш поручитель, сударь? Один из дюжины стражников-мореходов занялся Дарином и, несмотря на то, что беженцев целые толпы, умудряется держаться в рамках вежливости. Дарин непонимающе качает головой. – Мой поручитель? – Я имею в виду, у кого вы собираетесь остановиться в городе? У какого семейства или гильдии? – Мы собирались остановиться в гостинице, – отвечает Дарин. – У нас есть деньги, мы заплатим… – Золото всегда может быть краденым. Мне нужно не золото, а имена. Название гостиницы, где собираетесь остановиться, и имя того, кто готов поручиться за вас. Мы должны быть уверены в вашей добропорядочности. Назовите имя поручителя – и переходите в зону ожидания. Там вы пробудете, пока наши люди не подтвердят эту информацию. После чего можете войти в Адису. Дарин в замешательстве. Мы не знаем в Адисе ни души. Расставшись с Элиасом, мы предприняли несколько попыток связаться с Араджем, вождем скиритов, который вместе с нами сбежал из Кауфа. Но не получили ответа. Дарин кивает стражнику, как будто знает, что нам теперь делать. – А если поручителя нет? – Тогда отправляйтесь в лагерь беженцев-книжников. Он у восточной стены, – стражник, до того занятый рассматриванием толпы, напирающей сзади, наконец смотрит в лицо Дарину. Глаза его сужаются. – Скажите… – Пошли отсюда, – шепчу я в ухо брату, и он успевает промычать какое-то невнятное извинение стражнику прежде, чем раствориться в толпе. – Он не может знать меня в лицо, – говорит Дарин. – Я никогда не встречал его до сегодняшнего дня. – Может, он тебя с кем-то путает, для него все книжники на одно лицо, – предполагаю я. Однако мы оглядываемся, чтобы узнать, не идет ли тот стражник за нами. Я замедляю шаг только тогда, когда замечаю его у самых ворот. Он говорит с большой группой книжников. Наша «тень», похоже, тоже нас потеряла, и мы спешим на восток, к длинным очередям, тянущимся в лагерь беженцев. Бабушка рассказывала мне о том, чем занималась мама, будучи вождем Сопротивления здесь, на севере, в Адисе. Это было двадцать пять лет назад. Король мореходов Ирманд поддерживал с ней связь, чтобы защитить книжников. Давал им работу, дома, интегрировал их в общество по городам мореходов. С тех пор многое изменилось… Даже издалека лагерь беженцев выглядит мрачно и уныло. Среди серых палаток ходят оборванные дети, даже малыши бродят без присмотра. Тощие собаки лакают воду из сточных канав. Почему бедствия постоянно валятся на книжников? Все эти люди, в том числе дети, постоянно терпят лишения. За ними охотятся, их мучают, убивают. Семьи разбиваются, ломаются жизни… Они прошли долгий путь только для того, чтобы снова быть отверженными, выброшенными за стены города. Их даже не пускают на порог. Они спят в жалких матерчатых палатках, спорят за кусок хлеба, голодают, мерзнут – и в итоге страдают еще сильнее. Все считают, что мы должны быть благодарны. Счастливы. И многие действительно счастливы – просто потому, что остались в живых, наконец достигли безопасных земель. Но для меня этого недостаточно, чтобы быть счастливой. По мере нашего приближения я могу лучше рассмотреть лагерь. На полотняных стенах белеют листки пергамента. Я приглядываюсь – но ничего не вижу, пока мы не подходим вплотную к одной из палаток. И тогда я наконец понимаю, что изображено на этих листках. Мое лицо. И лицо Дарина. А под ними – угрожающие надписи: Личным указом Ирманда, короля Маринна Объявлены в розыск Лайя и Дарин из Серры Опасные преступники, подозреваемые в подстрекательстве к бунту, агитации и заговоре против короны Награда за поимку: 10 000 марок Эти листовки выглядят так же, как постеры в кабинете Коменданта в Блэклифе. Как листовки из Нура, где Кровавый Сорокопут устраивала охоту на Элиаса и меня, объявив за наши головы награду. – О небеса, – выдыхаю я. – Чем же мы умудрились оскорбить короля Ирманда? Может, за этим стоят меченосцы? – Да откуда им знать, что мы здесь? – У них есть шпионы, как и у всех остальных, – горько говорю я. – Оглянись и помаши рукой, как будто заметил знакомого и хочешь к нему подойти. А потом иди… В конце очереди происходит некоторое замешательство – в сторону лагеря из ворот Адисы марширует отряд воинов-мореходов. Дарин горбится и еще ниже опускает капюшон на лицо. Впереди слышатся крики, ярко вспыхивает свет, вслед за ним поднимается струя черного дыма. Пожар. Крики быстро превращаются в вопли о помощи. Я в смятении. Перед глазами встает Серра, та ночь, когда солдаты забрали Дарина. Стук в дверь, серебряное лицо Маски. Кровь бабушки и дедушки на полу, крик Дарина: «Лайя! Беги!» Крики ужаса вокруг меня становятся все громче. Книжники бегут, спасаясь из горящего лагеря. Дети сбиваются в стайки, надеясь, что их никто не заметит и не обидит. Одетые в синее с золотом, солдаты мореходов мелькают тут и там между палатками, разрезая полотняные стены мечами, словно что-то ищут. Нет, не что-то. Кого-то. Книжники разбегаются в стороны, ими владеет ужас, который проникает и в нас. «Почему всегда мы?!» Наше достоинство растоптано, наши семьи уничтожены, дети оторваны от родителей. Кровь наша мешается с грязью. Какой великий грех совершили книжники, что столько поколений вынуждены расплачиваться за него своими жизнями? Дарин, всего секунду назад совершенно спокойный, застывает рядом со мной в ужасе. Я тоже чувствую страх и хватаю брата за руку. Я больше не готова расставаться с ним – не сейчас, когда он так нуждается в моей поддержке. – Бежим отсюда, – говорю я и стараюсь вывести его из толпы, но нашу очередь окружают солдаты. Между палатками мелькает знакомое смуглое лицо. – Скорее, Дарин… За нашими спинами слышится крик: – Их здесь нет! – Женщина-книжница, худая как скелет, пытается отбиться от солдата. – Я же говорила, их здесь нет! – Мы знаем, что ты их прячешь, – говорит женщина-солдат, на голову выше ее. Широкие плечи облечены серебряным доспехом. Ее скуластое темное лицо не такое жестокое, как у Маски, но в целом она выглядит угрожающе. Она срывает со стены ближайшей палатки постер с нашими лицами. – Просто выдай нам Лайю и Дарина из Серры, и мы тебя отпустим! Иначе мы разнесем лагерь в клочья и вышвырнем всех беженцев на мороз. Да, мы благородны по отношению к вашему народу. Но это не значит, что мы глупцы. За спиной солдата другие воины сгоняют детей-книжников в подобие загона. Еще одна палатка взрывается снопом искр у нас за спиной, тут и там костры поднимаются к небу. Я содрогаюсь при виде пламени, плач моего народа разрывает сердце. – Это пророчество, – шепчет Дарин. – Помнишь? «Птицы утонут – никто не узнает». Книжники и есть птицы, Лайя. Мореходов всегда называли морским народом, народом вод. Они и есть потоп, который погубит птиц. – Мы не можем этого допустить, – с трудом выдавливаю я. – Наш народ страдает из-за нас. Другого дома у них сейчас нет. А из-за нас они его лишатся. Дарин сразу понимает, что я собралась сделать. Он качает головой, отступая на шаг, его движения выдают панику. – Нет, Лайя, – говорит он. – Нет, мы не можем так поступить! Как мы найдем Пчеловода, если угодим в тюрьму? Или погибнем? Как мы сумеем… – Голос его прерывается, он может только снова и снова мотать головой. – Я знаю, что они бросят нас в тюрьму, – я трясу брата за плечи. Мне нужно, чтобы он справился со своим страхом. Чтобы он мне поверил. – Но клянусь небесами, я смогу вытащить нас оттуда. Мы не можем позволить им сжечь лагерь, Дарин. Это неправильно. Мореходам нужны только мы – пусть они нас получат. У нас за спиной кто-то отчаянно кричит. Стражница вырывает из рук книжника ребенка, отец из последних сил пытается с ней бороться. – Пожалуйста, не трогайте мою дочь, – умоляет он. – Прошу вас… умоляю… только не ее… Дарин с содроганием смотрит на эту сцену. – Да, ты… ты права. Эти слова даются ему с трудом, и я гордо смотрю на него. Но сама мысль о том, что моего брата снова отправят в тюрьму, ужасает меня.