— Позавтракай хорошенько, Сэнди. Пусть Пилар что-нибудь тебе приготовит. Он потер глаза: — Ладно. Я возьму кофе по пути. — Сэнди наклонился к ней с игривой улыбкой. — Оставлю тебя с твоим английским завтраком. Можешь съесть все кукурузные хлопья. Сэнди поцеловал ее — усы щекотнули верхнюю губу, — встал и открыл платяной шкаф рядом с постелью. Пока он стоял и выбирал одежду, Барбара наблюдала, как играют мышцы на его широкой груди и плоском рельефном животе. Сэнди не делал специальных упражнений и ел что придется. Как ему удавалось сохранять фигуру, оставалось загадкой. Заметив, что Барбара разглядывает его, Сэнди улыбнулся уголком рта, как Кларк Гейбл: — Мне вернуться в постель? — Тебе нужно идти. Что сегодня, Еврейский комитет? — Да. Прибыло пять новых семей. Без ничего. Из вещей только то, что им удалось унести с собой из Франции. — Будь осторожен, Сэнди. Не огорчай режим. — Франко не до антиеврейской пропаганды. Ему приходится поспевать за Гитлером. — Лучше бы ты разрешил мне помочь. У меня гораздо больше опыта в работе с беженцами. — Это занятие для дипломатов, а не для женщины. Ты знаешь, как относятся к этому испанцы. Барбара серьезно посмотрела на него: — Это хорошее дело, Сэнди. То, чем ты занимаешься. — Замаливаю грехи, — улыбнулся он. — Вернусь поздно, у меня встреча в горном министерстве на весь день. Сэнди отошел к туалетному столику. На таком расстоянии его лицо потеряло четкость линий: Барбара была без очков. Он повесил костюм на спинку стула и, мягко ступая, прошел в ванную. Барбара потянулась за сигаретой и курила лежа, пока он мылся. Сэнди вернулся к ней выбритый и одетый. Подошел к кровати и наклонился поцеловать ее, щеки у него теперь были гладкие. — Ну пока, — сказал он. — Это ты научил меня лениться, Сэнди, — печально улыбнулась Барбара. — Чем сегодня займешься? — Ничем особенным. Планировала попозже пойти в Прадо. Она подумала, не заметит ли Сэнди легкий трепет, проникший в ее голос с этой ложью, однако он только погладил ее по щеке и прошагал к двери; очертания его фигуры снова расплылись. Барбара познакомилась с Маркби на обеде, который они устроили три недели назад. Большинство гостей составляли правительственные чиновники и их жены. Когда женщины ушли из-за стола, мужчины завели разговор о делах, а потом, может быть, затянули бы какую-нибудь фалангистскую песню. Но среди них был один журналист, Терри Маркби, репортер «Дейли экспресс», с которым Сэнди познакомился в баре, куда часто захаживали фалангисты. Это был похожий на мышь мужчина средних лет, смокинг болтался на нем как на вешалке. Казалось, его все время тошнит, и Барбара, пожалев беднягу, спросила, над чем он сейчас работает. Журналист наклонился к ней. — Пытаюсь узнать о концлагерях для республиканских узников, — сказал он тихо с сильным бристольским акцентом. — Бивербрук[19] не принял бы такой материал во время Гражданской войны, но теперь ситуация изменилась. — Я кое-что слышала, — осторожно проговорила Барбара. — Но будь это правдой, уверена, Красный Крест что-нибудь разнюхал бы. Видите ли, раньше я там работала. Во время Гражданской войны. — Правда? — Маркби посмотрел на нее с удивлением. Барбара знала, что в тот вечер была еще более неловкой, чем обычно, слышала ошибки в своем испанском, а выходя из кухни, куда заглянула проверить, как дела у Пилар, машинально протерла о подол платья запотевшие очки, за что поймала на себе сердитый взгляд Сэнди. — Да, работала, — подтвердила она немного резко. — И если бы пропадало много людей, они бы знали. — На чьей вы были стороне? — На обеих, в разное время. — Кровавая история. — Что делать, Гражданская война. Испанцы против испанцев. Вам нужно это учитывать, если хотите понимать, что здесь происходит. Журналист говорил тихо. Сбоку от него Инес Вилар Гуэста возглавила громкий диспут дам о спросе на нейлоновые чулки. — После победы Франко начались массовые аресты, — сказал Маркби. — Родственники решили, что арестованных расстреляли, но многих отправили в лагеря. И немало людей попали в тюрьмы во время войны, их записали в число пропавших без вести и сочли убитыми. А Франко использует узников в качестве рабочей силы. Барбара нахмурилась. Она так долго убеждала себя, что, раз Франко победил, его нужно поддерживать, помогать ему перестраивать Испанию. Но ей становилось все труднее закрывать глаза на происходящее вокруг. Она понимала, что в словах Маркби есть доля правды. — У вас есть доказательства? — спросила Барбара. — Откуда у вас такие сведения? Маркби покачал головой: — Простите. Не могу вам сказать. Я не вправе раскрыть свои источники. — Он обвел усталым взглядом гостей. — Особенно здесь. Барбара замялась, потом понизила голос до шепота: — Я знала одного человека, которого объявили пропавшим без вести и сочли убитым. В тысяча девятьсот тридцать седьмом при Хараме. Воевал в Британском батальоне интербригад. — На стороне республиканцев? — Маркби вскинул белесые брови. — Я никогда не разделяла его политических взглядов. Политикой я не занимаюсь. Но он мертв, — бесстрастно добавила Барбара. — Просто его тело не нашли. Битва при Хараме была ужасной, тысячи погибших. Тысячи. Даже теперь, три года спустя, у нее появлялась тяжесть в груди при мысли об этом. Маркби задумчиво склонил голову набок: — Большинство пленных иностранцев отправили домой, но, я слышал, некоторых проскочили. Если назовете мне его имя и звание, я, вероятно, смогу что-нибудь узнать. Военнопленных содержат в отдельном лагере, рядом с Куэнкой. Барбара обвела взглядом гостей. Женщины окружили важного чиновника из Министерства снабжения и требовали, чтобы тот достал им нейлоновые чулки. Сегодня вечером она видела новую Испанию в ее худших проявлениях, жадную и коррумпированную. Сидевший во главе стола Сэнди улыбался всем присутствующим, снисходительно и саркастически. Такого рода уверенность в себе дает обучение в частной школе. Вдруг Барбару поразила мысль, что, хотя ему всего тридцать один, в рубашке с галстуком-бабочкой, с усами, с напомаженными и зачесанными назад волосами, Сэнди выглядит старше лет на десять. Все дело в том, как он себя подает. Она повернулась к Маркби и тяжело вздохнула: — В этом нет смысла. Берни погиб. — Да, если он был при Хараме, вероятность, что он выжил, крайне мала. И все же никогда не знаешь. Попытка не пытка. — Журналист улыбнулся ей. «Он прав, — подумала Барбара, — надо использовать даже малейший шанс». — Его звали Бернард Пайпер, — быстро проговорила она. — Он был рядовой. Только… — Что? — Не возбуждайте ложных надежд. Маркби посмотрел на нее пытливым журналистским взглядом: — Мне бы не хотелось делать этого, миссис Форсайт. Шансы крайне малы. Но стоит попробовать. Барбара кивнула. Маркби снова оглядел компанию — смокинги и изысканные платья вперемежку с военной формой, — потом обратил внимательный оценивающий взгляд на Барбару: — Вы теперь вращаетесь в иных кругах. — Меня отправили работать в зону, находившуюся под контролем националистов, после того как Берни… пропал. Там я познакомилась с Сэнди. Маркби кивнул на гостей: — Друзьям вашего мужа может не понравиться, что вы интересуетесь судьбой военнопленного. — Да, — поколебавшись, сказала Барбара. — Предоставьте это мне, — ободряюще улыбнулся ей журналист. — Посмотрим, смогу ли я что-нибудь узнать. Entre nous[20]. Она посмотрела ему в глаза: — Сомневаюсь, что из этого у вас получится материал. — Пользуюсь любой возможностью помочь собрату-англичанину, — пожал плечами Маркби. Он улыбнулся милой, до странности невинной улыбкой, хотя, конечно, вовсе не был невинен. «Если он найдет Берни и эта история всплывет, для меня здесь все закончится», — подумала Барбара. Она вдруг с изумлением поняла, что, если бы Берни оказался жив, остальное потеряло бы для нее всякое значение. Барбара встала с постели и надела шелковый халат, который Сэнди подарил ей на прошлое Рождество. Она открыла окно; день снова был жаркий, сад весь в ярких цветах. Странно было думать, что через шесть недель наступит зима с туманами и заморозками. Наткнувшись на стул, Барбара выругалась и достала из ящика туалетного столика очки. Посмотрелась в зеркало. Сэнди просил, чтобы она по возможности обходилась без них и запомнила, где что расположено в доме, чтобы не натыкаться на разные вещи.