— Допустим, вы нашли бы этого человека, сеньора Форсайт. Ваши действия? — Я бы добилась его отправки на родину. Если он попал в плен, его должны вернуть домой. Это условия Женевской конвенции. — Генералиссимус смотрит на эти вещи иначе, — пожал плечами Луис. — Ему не нравится мысль, что человека, который приехал в нашу страну воевать с испанцами, нужно просто отправить домой. И если кто-то публично выскажет предположение, что в Испании до сих пор находятся пленные иностранцы, он может просто исчезнуть. Вы понимаете? Барбара посмотрела на Луиса, заглянула ему в глаза, глубоко посаженные, непроницаемые, и спросила: — Что вам известно? Луис подался вперед. Изо рта у него сильно пахло мясом. Барбара скрепилась и не позволила себе отшатнуться. — Моя семья из Севильи, — сказал Луис. — Когда боевики Франко заняли город, нас с братом мобилизовали, и мы три года воевали с красными. После победы часть армии распустили, но некоторым пришлось остаться, и нас с Августином направили охранять лагерь рядом с Куэнкой. Вы знаете, где это? — Маркби упоминал о нем. Где-то в Арагоне? — Верно, — кивнул Луис. — Там находятся знаменитые висячие дома. — Что? — Старые дома построены прямо на краю утеса, который идет рядом с городом, и кажется, будто они нависают над пропастью. Некоторые считают, что это красиво. — Он вздохнул. — Куэнка находится высоко на Месете — там жаришься летом и мерзнешь зимой. Осень — единственное сносное время года в тех краях, но скоро наступят морозы и выпадет снег. Я провел там две зимы, и, поверьте, мне этого хватило. — Какой он, лагерь? Луис снова неловко заерзал и понизил голос до шепота: — Трудовой лагерь. Один из тех, которых официально не существует. Этот был для пленных республиканцев. Километрах в восьми от Куэнки, высоко на Тьерра-Муэрта — мертвой земле. — Что? — Местность, где одни голые холмы под горами Вальдемека. Так ее называют. — Сколько там узников? — Около пятисот, — пожал плечами Луис. — Иностранцев? — Этих немного. Поляки, немцы, люди, которых не хотят принимать на родине. Барбара твердо взглянула ему в глаза: — Как вас нашел сеньор Маркби? Когда вы рассказали ему об этом? Луис замялся, почесал щетинистую щеку: — Простите, сеньора, этого я вам сказать не могу. У нас, безработных отставников, есть свои места встреч, и у некоторых имеются связи, которые не понравились бы людям из правительства. — С иностранными журналистами? Которые зарабатывают на горячих историях? — Ничего больше не могу вам сказать. Он, казалось, искренне огорчился и как будто помолодел. Барбара кивнула и почувствовала, что у нее перехватило горло. — Какие условия в лагере? — спросила она. — Не особенно хорошие, — покачал головой Луис. — Деревянные бараки, окруженные колючей проволокой. Вы должны понять: этих людей не собираются выпускать на волю. Они работают в каменоломнях и ремонтируют дороги. Питание очень скудное. Многие умирают. Этого правительство и хочет. Барбара старалась сохранять спокойствие. Убеждала себя относиться ко всему так, будто Луис — иностранный чиновник, у которого есть нужная ей информация о лагере беженцев. Она вынула пачку сигарет и предложила собеседнику. — Английские сигареты? Он прикурил и с удовольствием затянулся, прикрыв глаза, а когда снова взглянул на Барбару, выражение его лица было суровое, серьезное. — Ваш brigadista[23] был сильный человек, сеньора Форсайт? — Да. Он сильный мужчина. — Выживают только сильные. Барбара сморгнула навернувшиеся слезы. Луис мог это сказать, если обманывал ее, чтобы надавить на эмоции. И все же в его словах, казалось, звучал отголосок правды. Порывшись в сумочке, Барбара протянула ему через стол фотографию Берни. Луис взглянул на нее и покачал головой: — Я не помню этого лица, но теперь он и выглядит иначе. Нам не позволяли говорить с заключенными, только отдавать распоряжения. Считалось, что они могут заразить нас своими идеями. — Он посмотрел на нее долгим взглядом. — Но иногда мы восхищались ими. Мы, солдаты, восхищались тем, как они держались. Возникла пауза. Дым от сигарет струился вверх и завивался венком вокруг древнего вентилятора, висевшего на потолке, сломанного и неподвижного. — Вы не помните имя Берни Пайпер? Луис покачал головой и снова взглянул на фотографию: — Я помню одного светловолосого иностранца, из коммунистов. Большинство пленных англичан вернули на родину, ваше правительство старалось этого добиться. Но некоторые из тех, кого занесли в списки пропавших без вести, оказались в Куэнке. — Он метнул снимок через стол обратно к Барбаре. — Этой весной меня уволили, но мой брат еще служит. — Луис многозначительно посмотрел на Барбару. — Если я попрошу, он сможет добыть информацию. Мне нужно будет встретиться с ним, письма вскрывают. — Он замолчал. — Сколько это будет стоить? — спросила Барбара без обиняков. — Вы прямолинейны, сеньора, — горько усмехнулся Луис. — Думаю, за три сотни песет Августин мог бы сказать, находится ли этот человек в лагере. Три сотни! Барбара сглотнула, но не позволила эмоциям отразиться на лице. — Сколько времени это займет? Мне нужно узнать быстро. Если Испания вступит в войну, я буду вынуждена уехать. — Дайте мне неделю, — кивнул Луис, вдруг приняв деловой вид. — Я поеду к Августину в следующие выходные. Но часть денег мне понадобится сейчас в качестве аванса. Барбара приподняла брови, и Луис вдруг покраснел, явно устыдившись: — Мне не на что ехать. — О, я понимаю. — Мне нужно пятьдесят песет. Нет, не доставайте здесь кошелек, дадите их мне на улице. Барбара покосилась в сторону бара: калека и его приятель увлеченно беседовали, хозяйка обслуживала нового посетителя, однако чувствовалось, что все они не упускают из виду присутствие незнакомки. Набрав в грудь воздуха, Барбара сказала: — Если Берни там, что тогда? Вы сможете его вытащить? Луис пожал плечами: — Вероятно, это удастся устроить. Но будет очень трудно. — Он помолчал. — Очень дорого. Так вот в чем дело! Барбара уставилась на своего собеседника. Скорее всего, он ничего не знает и лишь сказал Маркби то, что тот хотел услышать, а теперь то же самое повторяет богатой англичанке. — Сколько? — спросила она. — Будем двигаться шаг за шагом, сеньора, — покачал головой Луис. — Давайте сначала убедимся, что это он. Барбара кивнула: — Для вас ведь дело в деньгах? Нам нужно понимать, в каких мы отношениях. — Вы не бедствуете, — заметил Луис, слегка нахмурившись. — Я могу достать какую-то сумму. Немного. — А я беден. Как и все сейчас в Испании. Знаете, сколько лет мне было, когда меня забрали в армию? Восемнадцать. Я потерял свои лучшие годы, — горько сказал Луис, потом со вздохом опустил взгляд на стол, прежде чем снова встретиться глазами с Барбарой. — После увольнения из армии, с весны, у меня нет работы, я немного потрудился на строительстве дорог, но там платят гроши. Моя мать в Севилье больна, и я ничем не могу ей помочь. Если сумею что-то разузнать для вас, сеньора, а это очень опасно, тогда… Он сжал губы и с вызовом посмотрел на Барбару. — Хорошо, — примирительным тоном поспешно проговорила она. — Если выясните, что известно Августину, я дам, сколько просите. Где-нибудь достану. Найти три сотни ей, вероятно, не составит труда, но не нужно, чтобы он об этом знал. Луис кивнул, обвел внимательным взглядом бар, потом перевел его за окно на сумеречную улицу и снова повернулся к Барбаре: — Я съезжу в Куэнку в эти выходные. Встретимся здесь же через неделю в пять. Он встал и слегка поклонился ей. Барбара заметила, что его пиджак сильно порван на локте. Когда они вышли из бара, Луис пожал ей руку, и она передала ему пятьдесят песет. На этом они расстались. Барбара провела пальцами по фотографии Берни, размышляя о том, что не стоит надеяться на многое и нужно быть осторожнее. В голове крутились одни и те же мысли: мог ли Берни выжить, когда тысячи людей погибли, и не слишком ли большое это совпадение, что Маркби нашел к нему подступ? Тем не менее если журналист как-то разнюхал, что всех иностранцев отправляют в Куэнку, а потом отыскал бывшего охранника… Для этого нужны только деньги и знакомства среди тысяч уволенных со службы солдат, оказавшихся в Мадриде. Надо снова связаться с Маркби, спросить его. И если Берни действительно жив, она может пойти в посольство и поднять скандал. Да может ли? Говорят, дипломаты изо всех сил стараются удержать Франко от вступления в войну. Она вспомнила слова Луиса: узники просто исчезнут, если начнутся лишние расспросы. Барбара пересекла Пласа-Майор, торопясь добраться в Сентро до темноты. И вдруг остановилась как вкопанная. Гражданская война завершилась в апреле 1939-го. Если Луиса демобилизовали этой весной, в 1940-м, он не мог служить в лагере две зимы.