— Соглашусь с вами. — Капитан Хиллгарт, кажется, бесстрашный человек, — заметил Гарри. — Да. По-моему, он наслаждается опасностью. Вас наверняка восхитила его отвага. — Я совсем немного разволновался в сравнении с тем, как отреагировал бы пару месяцев назад. — Хорошо. Это хорошо, — кивнул Толхерст и повернулся обратно к окну. — Вы только взгляните. У них нет хлеба, но они бросаются мукой. Могу поспорить, ее взяли со складов «Социальной помощи». Фаланга отвечает за снабжение продуктами бедняков. Гарри подошел к Толхерсту, глядевшему на волнующееся море синих рубашек. — Хорошо еще у них нет картошки, — заметил он. — Вы знаете, мы отправили на анализ в Лондон хлеб, который здесь выдают по карточкам. Специалисты сказали, что он не годится для питания людей. К муке подмешаны опилки. И тем не менее они осыпают нас отличной белой мукой. — Тем, кто верховодит в Фаланге, не приходится есть опилки. — Это вы верно подметили, — кивнул Толхерст. — Они кричали что-то против евреев. Не думал, что Фаланга в этом замешана. — Теперь замешана. Как и Муссолини, на радость нацистам. — Ублюдки! — с неожиданной горячностью выпалил Гарри. — После Дюнкерка я иногда задавался вопросом: какой во всем этом смысл? Зачем бороться? Но когда видишь такое… Фашизм. Как растят головорезов из подростков и натравливают на невинных людей, как бомбят мирных жителей, расстреливают из пулеметов уходящих с поля боя солдат… Боже, я их ненавижу! — Да. Но здесь нам приходится с ними общаться. К несчастью. — Толхерст указал пальцем в окно. — Посмотрите на этого идиота. Парень, кричавший на английском, схватил плакат «Gibraltar español» и с важным видом вышагивал с ним вдоль здания посольства; толпа его подбадривала. Гарри удивлялся, откуда юнец знает английский. Парень был высок, хорошо сложен, вероятно, из семьи среднего класса. Вдруг открылась дверь, и в комнату влетел взмыленный посол. Он был разъярен: — Вы в порядке, Бретт? — Да, сэр, благодарю вас. Всего лишь мука. — Я не допущу, чтобы на моих сотрудников нападали! — Высокий голос Хора дрожал от гнева. — Со мной все в порядке, сэр, честное слово. — Да, да, да, но это дело принципа! — Посол сделал глубокий вдох. — Кажется, вас искал Стокс, Толхерст. — Он кивнул на дверь. — Да, сэр. Толхерст испарился. Посол глянул в окно, фыркнул и повернулся к Гарри. Его блеклые глаза смотрели оценивающе. — Хиллгарт доложил мне о вашей утренней встрече. Маэстре — трепло. Он упомянул Хуана Марча и рыцарей Святого Георгия… Вы ни с кем не должны это обсуждать. Наша деятельность здесь весьма многообразна. Вам нужно ознакомиться с основами, понимаете? — Да, сэр. Я сказал капитану, что буду молчать. — Молодец. Рад, что вы не пострадали. Хор хлопнул Гарри по плечу и, с отвращением посмотрев на испачкавшуюся в муке руку, повернулся к двери. — Скажите Толхерсту, пусть почистит вашу одежду, — бросил он. Оставшись в одиночестве, Гарри опустился на стул. Он чувствовал себя ужасно усталым, в ушах шумело, давило, как в Дюнкерке, когда рядом упала бомба. Тогда он, пошатываясь, опустился на землю, его присыпало песком, теплым и влажным. Голова плохо соображала, мысли разбегались. Потом кто-то коснулся его плеча, и он открыл глаза. Над ним нависал низенький курчавый сержант: — Вы в порядке, сэр? Гарри едва слышал его, что-то не то было с ушами. Он сел прямо. Форму покрывал кровавый песок, вокруг все усеивали какие-то красные комья. «Томлинсон», — сообразил он. Сержант потащил его вниз, на пляж, в море. Вода была холодная, и Гарри задрожал всем телом, он не мог двигаться. — Томлинсон, — произнес он, почти не слыша своего голоса, — такие маленькие обрывки. Сержант схватил его за плечи, повернул к себе, заглянул ему в глаза: — Пойдемте, сэр, нужно идти в лодку, — и повел глубже в воду. Вокруг плескались мужчины в хаки. Гарри посмотрел вверх, на коричневый деревянный корпус лодки. Казалось, борт невероятно высокий. Двое мужчин нагнулись и взяли его за руки. Он почувствовал, как его снова подняло в воздух, и отключился. Снаружи все еще слышались голоса. Гарри встал и подошел к окну. Юнец с плакатом теперь стоял навытяжку, держа древко у ноги, и кричал на здание посольства: — Смерть врагам Испании! Смерть англичанам! Смерть евреям! Вдруг парнишка умолк на полуслове. Челюсть у него отвалилась, лицо покраснело, а на ширинке серых шорт появился небольшой черный кружок. Он становился больше и больше, потом по ноге крикуна потекла блестящая струйка. Юнец так распалил себя, что обмочился, и теперь стоял окаменев; на его лице застыл чистый ужас. Кто-то крикнул: – ¡Lucas! ¡Lucas, continua![26] Но тот не смел шевельнуться. Теперь уже он сам оказался во власти толпы. — Поделом тебе, маленький ублюдок, — вслух произнес Гарри. Глава 7 Вскоре после этого фалангисты убрались. Обмочившемуся пареньку пришлось-таки развернуться и по-тихому ретироваться к своим приятелям. Они сперва вытаращились на его мокрые шорты, но быстро отвели глаза. Огонь и без того уже стал угасать, они выдохлись; засунув под мышки барабаны и флаги, молодчики строем ушли. Гарри отвернулся и покачал головой, потом сел за стол Толхерста, радуясь наступившей тишине. Толхерст проявил себя достойно — с такой силой схватил его и втащил в дом, что оставалось только удивляться: оказывается, под жиром у него еще сохранились мышцы. Гарри обвел взглядом кабинет: обшарпанный стол, древний стеллаж для бумаг и платяной шкаф. Пыль в углах. На стене портрет короля, но никаких личных фотографий. Он вспомнил снимок своих родителей, теперь стоявший у него в квартире, и подумал: «Интересно, живы родители Толхерста или их тоже скосила Первая мировая?» Он закрыл глаза, на мгновение снова увидел пляж и волевым усилием вытеснил картинку из головы. Сегодня он справился, а еще не так давно в подобной ситуации он бы в страхе забился под стол, будто ему зеленый черт померещился. Вспомнился дуврский госпиталь, разочарование и отчаяние. Гарри был наполовину глух, медсестрам приходилось кричать, чтобы он их услышал. Осмотреть его пришел врач и как будто остался доволен — наклонился над койкой и сказал: — Слух вернется, барабанные перепонки целы. Вам нужно отдохнуть, понимаете? Лежите и набирайтесь сил. — У меня нет выбора! — крикнул Гарри, а потом сообразил, что глухой-то он, а не доктор, и понизил голос. — Если я встаю с постели, меня начинает трясти. — Это шок. Он тоже пройдет. Так и случилось. Сначала Гарри стал подниматься с постели, потом выходить из палаты, потом гулять по двору. Однако ни выздоровление, ни победа воздушных сил в Битве за Британию не смогли излечить его от злости и стыда, возникавших всякий раз при воспоминании о бегстве из Франции. Впервые в жизни Гарри ловил себя на мысли, что ставит под вопрос то, чему его учили в Руквуде: Англия — страна, которой суждено править миром, а заведенные у них порядки безупречны и правильны. Сейчас повсеместно побеждали фашисты. Гарри всегда их ненавидел, как в школе терпеть не мог лжецов и задир. Это давало ему моральную опору. В случае вторжения он будет сражаться по мере сил даже за эту сломленную, развалившуюся Англию. Именно поэтому он согласился на нежданный призыв поехать сюда, в Испанию. Вдруг распахнулась дверь, и появился Толхерст со стопкой бумаг под мышкой. От неожиданности Гарри подскочил. — Вы еще здесь, Бретт? — Да. Наблюдал за феерией. Один из них обмочился. — Маленький ублюдок получил по заслугам. Вы теперь в порядке? — Да, все хорошо. Просто присел на минутку, чтобы собраться. — Гарри встал и посмотрел на свой костюм, с которого посыпалась на пол мука. — Мне нужно переодеться. Толхерст открыл платяной шкаф и достал мятый темный костюм и фетровую шляпу. Гарри надел их. Костюм был мешковатый, с запахом пота. — Я собирался отнести его домой и погладить прессом, — извиняющимся тоном сказал Толхерст. — Ничего. Спасибо. Я думаю пойти домой, если во мне нет надобности. Я вроде бы все на сегодня сделал. — Хорошо, — кивнул Толхерст. — Кстати, на следующей неделе будет вечеринка для младших сотрудников посольства. В «Рице». Теперь это притон нацистов. Мы собираемся застолбить там территорию. Вы придете? — Спасибо, с удовольствием. Спасибо, Толхерст. — О, зовите меня Толли. Как все.