– Позовите его! – Здравствуйте, товарищ Иванов! – Василий Иванович! Немедленно принимайте армию! Из Ставки постараемся утром приказ доставить. Ворошилов уже подписал. Менять кого-то будете? – Так точно, товарищ Иванов. – в трубке на несколько секунд возникла тишина. – Хорошо. Все изменения под вашу личную ответственность. На этом разговор и закончился. Чуйков уткнулся взглядом в ошарашенного Духанова. – За что, Василий Иванович, за что? – почти прошептал комкор. – Ты это, Михаил Павлович, пойди проспись, а, а то наговоришь чего… жалеть потом будешь. – А да, просто не пойму… точно… просплюсь ты тут принимай, ну ты в курсе. – Так точно, я в курсе. – и Чуйков отправился в штаб, принимать дела. Глава двадцать третья Ветер перемен Суомуссалми. 15 декабря 1939 года Это было банально, но это было. С утра пятнадцатого декабря началась метель, ветер выл, нанося громады снега, комбриг Зеленцов поприветствовал меня матами и обвинениями в том, что я срываю проведение операции. На что ему было замечено, что приказа о создании Особого корпуса нет, и что пока что мы в равном положении. Зеленцов взорвался, особенно от того, что я был абсолютно спокоен. Во мне за ночь выросла уверенность, что раздергивать дивизию – это неправильно. И я это сделать не позволю. Правда, росло понимание и того, что связка Зеленцов-Духанов меня переиграет, но… пример из еще не будущего меня вдохновлял. Я про эпизод с Рокоссовским, которого от расстрела спала бумажка с приказом Конева[61]. Да! Прикрывал себе задницу! Но это был бы крайний случай… самый крайний. Была у меня минута малодушия ночью. Была и не одна. Человек такое существо… говнивое существо, доложу я вам. И сквозь свое говно лезть наружу к нормальному человеческому началу дело неприятное и неблагодарное. Но надо… И вот это самое «надо» толкало меня на конфликт, который я бы хотел избежать. Лучше было получить приказ и выполнять его в меру своих возможностей. Когда ор Зеленцова затих, я поинтересовался: – Андрей Иванович, так приказ пришел или нет? – Нет – мрачно пробурчал тот… – Смотрите сами, как разыгралась метель. Нужно провести техобслуживание танков и броневиков. В обед, максимум, к вечеру, прибудут подкрепления из Важинары, оформим всё приказами, как положено ПО УСТАВУ (я выделил интонацией эти два слова) и будем действовать. Метель, она и финнам метель… – Хорошо, посмотрим. – это должно было содержать скрытую угрозу? Вот уж не знаю. – Товарищ комбриг, скажите, почему вы оставили финские пистолеты-пулеметы себе, не отдали трофейщикам? Что это за наезд? А… типа преклонение перед вражеским оружием? Ну-ну… – Я приказал это оружие передать саперно-штурмовым группам. Оно не самое лучшее, но весит меньше, чем ручной пулемет. А при штурме укреплений бой идет накоротке, им пистолет-пулемет будет как раз. Конечно, когда в части придут советские образцы – сразу же произведем перевооружение, а пока, на безрыбье и рак – рыба. Интересно, я нигде ничего не перегнул? Такое впечатление, что Зеленцов на меня зуб заимел за то, что я его деблокировал… вот уж не было печали. Тут меня вызвали на пункт связи. Вызывал штаб армии. Ну, сейчас получу свечку еще и от Духанова. С тяжелыми предчувствиями пошел к связистам. – На связи комкор Чуйков. Вступил в должность командующего 9-й армии. – вот это да! В ТОЙ истории это должно было случиться то ли двадцатого, то ли двадцать второго, а назначение Чуйкова однозначно было связано с тяжелым положением 163-ей и отвратительными действиями моей дивизии… Так! Слушаем дальше! – На связи командир 44-й стрелковой дивизии комбриг Виноградов. – Товарищ комбриг, доложите обстановку. – Первую задачу выполнил: 163-я полностью деблокирована, группа полковника Сииласвуо разбита, сам полковник ранен и взят в плен. По его поводу есть мысль. – Позже. – Слушаюсь! Сейчас накапливаем силы для удара на Оулу. – Как планируете наступать на Оулу? – Считаю неправильным наступление по двум направлениям. – Поясните. – Там нет таких сил, которые надо окружать, действия развиваются вдоль дорог, а на Оулу путь один через Хюрюнсалми. Но очень растянутая линия снабжения делает действия Особого корпуса особо уязвимыми. Получается, что необходимо создавать центр обороны в Хюрюнсалми и защищать линии снабжения. При наступлении одной дивизией может оказаться, что на острие наступления при штурме Оулу может остаться один батальон, а этого недостаточно. Уверен, финны будут держаться за Оулу зубами! Предлагаю, мою дивизию, как более подготовленную к штурмовым действиям, использовать на острие, максимально усилив танками и артиллерией, а 163-ю для охраны коммуникаций и создания оборонительного узла в Хюрюнсалми, эта дивизия хорошо показала себя в отражении атак финской пехоты. Усилить артиллерией и все будет хорошо. Главное, что после взятия Хюрюнсалми можно силами полка пехоты при поддержке танков и артиллерии ударить в тыл финским частям навстречу 54-й дивизии, которая остановилась у Куомы, а взятие совместными усилиями Нурмеса создаст предпосылки для активации действий частей 8-й армии и окружению группы Талвелы, но это уже не мой уровень принятия решений. Я уверен, что смогу выйти к Оулу, где сосредотачиваются остатки группы Сииласвуо и выбить финнам зубы, чтоб не цеплялись там, где не просят! – Понятно. Назначаю вас командиром 2-го Особого корпуса. Сегодня к вечеру подойдет танковый батальон и средства усиления. Что еще надо для быстрого продвижения вперед? – Хотел бы попросить переориентировать на нас хоть небольшую часть авиации. Главное – несколько самолетов для разведки. Другое как получится, а без воздушной разведки как без рук. – Думаю, этот вопрос решим, как и выделение отдельного отряда бомбардировщиков и истребителей. Будет Особому корпусу Особый авиаотряд. Когда начнете выдвижение? – Завтра утром. К этому времени сконцентрирую в кулак танковый батальон, посмотрю, кто и в каком состоянии подойдет, решим вопросы с этим усилением и буду выступать. Первым эшелоном – 44-я дивизия, вторым – части 163-ей. – Приказ о вашем назначении будет у вас к обеду, в крайнем случае, вечером. Действуйте. Да, а ведь сработала заготовочка, сработала! Несколько дней тому назад (интерлюдия) Москва. Кремль. Кабинет Сталина. 30 ноября 1939 года Этот кабинет в Кремле знают все. И по мягкому ворсу ковровой дорожки, и по столу с лампой под зеленым абажуром, и по бесшумной ходьбе Хозяина кабинета, сжимающего в руке неизменную трубку. Кроме Хозяина, в кабинете находился уже пожилой военный с отменной выправкой, выдавшей в нем старого служаку еще старых, царских времен. Это был начальник Генштаба Борис Михайлович Шапошников, на столе была расстелена подробная карта Финляндии, на которой отмечено положение войск на начало операции. – Таким образом, мы планируем закончить все действия по усмирению Финляндии еще до нового года. – Вас ничего не смущает в этих планах, товарищ Шапошников? – Конечно, командармы немного недооценивают возможности противника, но и переоценка противника тоже не есть хорошо. – А что вы скажете по планам конкретно 9-й армии? Шапошников был озадачен. Главный удар все-таки наносился на Выборг, направление действия 9-й армии важное, но не настолько… – У нас были замечания к этому плану, как я знаю, Духанов замечания обещал учесть. – А насколько ваши замечания отвечали вот этому документу? Перед глазами Шапошникова возникла злополучная записка майора Чернова. Шапошников пробежал записку взглядом, вздохнул: – Наши рекомендации во многом совпадали, товарищ Сталин. – Говорите, что комкор Духанов обещал замечания учесть? Хорошо. А назначьте к нему в качестве наблюдателя от Ставки комкора Чуйкова. Есть мнение, что товарищу Чуйкову полезно будет понаблюдать за событиями именно в 9-й армии. – Будет сделано, товарищ Сталин. Была у товарища Шапошникова такая черта: он никогда не возражал товарищу Сталину, даже если был уверен, что товарищ Сталин неправ. Сейчас начальник Генерального штаба Красной армии пребывал в некотором недоумении, он был знаком с замечаниями майора Чернова и считал их дельными, но комкор Духанов уверял его, что все учел, что у противника на его направлении достаточного количества войск для противодействия нет и события пойдут по типу польского похода, если где и постреляют, так немного и для острастки. И к чему тут Чуйков? Когда Шапошников покинул кабинет, Вождь и Учитель попросил принести чаю, воспользовавшись паузой на чай еще раз перечитал письмо, которое пришло недавно на его имя: «обращаюсь к Вам, как товарищ по партии, не только как к Верховному главнокомандующему, но и как к нашему партийному вождю»… лалала тополя, дальше… вот это самое главное: анализ обстановки, ссылка на замечания Чернова, объяснения, к чему может привести действие командного состава 9-й армии, психологические моменты, интересно, а вот… главное – характер войны, мотивация финской армии ошибочность выводов деятелей Коминтерна о быстрой революции в Финляндии, силы пролетарского интернационализма, которому противопоставили махровый буржуазный национализм. Вот это интересный тезис – национализм как идея, которую мировая буржуазия противопоставила идее пролетарского интернационализма… анализ действий, ошибок, главное, как он мог бы действовать в такой обстановке. Вождь поднял трубку телефона. – Лаврентий, как ты поживаешь? Хорошо поживаешь? Есть тебе маленькое поручение… присмотрись к такому комбригу Виноградову. Да, это командир 44-й стрелковой дивизии. Нет, Лаврентий, не взять и разобраться, а аккуратно так присмотреться. А вдруг окажется перспективный товарищ?