Часть 32 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
26
В конце октября наступили холода. Ночью температура опускалась ниже нуля, лужи покрывались льдом, земля промерзала. Днем изредка пробивающееся сквозь тучи солнце слегка отогревало землю, но уже к вечеру она вновь схватывалась ледяной коркой и становилась твердой, как камень. Все ждали снега: природа – чтобы уйти в зимнюю спячку, люди – чтобы переодеться в зимнюю одежду. Как бы ни было на улице холодно, в Сибири до первого снега теплые пальто и меховые шапки никто не надевает. Заезжие гости из теплых краев, наоборот, с первым похолоданием нахлобучили высокие ондатровые шапки и стали приметны на улицах, как грибы мухоморы в опустевшем осеннем лесу.
Жизнь в городе шла своим чередом. Усилиями милиции табачные погромы больше не повторялись, зато развелось спекулянтов, продававших сигареты по заоблачным ценам. В любом ресторане или кооперативном кафе в углу гардеробной стойки лежали пустые пачки из-под сигарет и папирос. Чтобы купить курево, надо было показать на нужную пачку и спросить у гардеробщицы: «Сколько?» Она называла цену, получала деньги, а сигареты выдавал швейцар. Формально никто из них не занимался перепродажей: гардеробщица получала деньги неизвестно за что, а швейцар одаривал посетителя ресторана «собственными» сигаретами. Разоблачить такие группы спекулянтов ничего не стоило, но в горсовете негласно запретили вмешиваться в эту подпольную торговлю. Хоть немного, но спекулянты насыщали рынок табачными изделиями и снижали уровень недовольства.
Со своей стороны власти сделали все, чтобы разрешить табачный кризис в кратчайшие сроки. В типографии газеты «Советская Сибирь» были отпечатаны талоны, в ЖКО на них проставили печати и стали готовить списки на получение табачной продукции. Постановлением горисполкома талоны решили выдавать по количеству жильцов в квартире. Мне с Лизой полагалось два комплекта талонов, некурящей Наталье с четырехлетней дочерью Ариной – тоже два. Сестре Натальи, Марине, – четыре комплекта, у них с мужем было двое маленьких детей.
В пятницу на главной площади города состоялся стихийный митинг, на котором появился председатель городского совета народных депутатов Холодков Тарас Васильевич.
– Дождитесь первого числа, – увещевал он горожан. – С первого ноября мы начнем продажу сигарет по талонам. Уверяю вас, на всех хватит!
В толпе митингующих зашумели, кто-то очень смелый выкрикнул:
– Если курева на всех хватит, то зачем талоны вводить?
– Без талонов весь табак спекулянты скупят, – не задумываясь, ответил Холодков.
– А милиция тогда на что? – выкрикнули сразу несколько человек. – Для чего мы этих дармоедов содержим, если они порядок в торговле навести не могут?
– С милицией будем разбираться на сессии горсовета, – Тарас Васильевич показал толпе сжатый кулак. – Вот так с ними поговорим! Снимем стружку, с кого надо, а кто совсем работать не хочет, с теми попрощаемся.
Толпа одобрительно загудела. Особых претензий к милиции у митингующих не было, но обещание предстоящей порки вызвало энтузиазм в массах: «Если кого-то наказывать собрались, значит, власть идет по правильному пути и порядок в городе будет».
Весть о митинге мгновенно долетела до городского УВД, и по кабинетам и коридорам начали шептаться: «Кого снимут? Большакова? Давно пора. Засиделся на одном месте, мхом покрылся. Неплохо бы еще нашего начальника прогнать, а то совсем озверел, невиданные проценты выжать хочет». К вечеру в городском управлении милиции воцарилась тревожная предпохоронная обстановка.
– Гроб к месту прощания с покойным уже доставили, венки и цветы приготовили, а кого будут хоронить – еще неизвестно, – кратко и метко обрисовал обстановку в УВД мудрый начальник следствия.
Мне что с митингом, что без него, было муторно на душе. Я ждал грандиозных неприятностей и никак не мог понять, с какой стороны они последуют. Для самоуспокоения я проверил все оперативные дела, подчистил мелкие огрехи в работе с агентами, но легче не стало. Катастрофа неумолимо надвигалась, и я чувствовал это.
В окружающем меня мрачном мире ласковым теплым солнышком была Лиза. Приходя домой, я забывал все тревоги и невзгоды. В кровати я прижимался ухом к ее животу и пытался уловить там шевеление.
– Андрюша, ты ничего не услышишь, – гладила меня по голове супруга. – У меня еще маленький срок, ребенок только начал развиваться.
– Пускай знает, что я его жду. Родится мальчик, я ему набор солдатиков куплю. Все детство хотел такой набор, а у родителей денег на него не было. А может, не денег, а желания не было. Всегда находились какие-то траты более важные, чем игрушки.
Слежка за Софьей Перфиловой результатов не давала. Один раз ее застукали в парке с молодым высоким мужчиной, но проследить, куда они скрылись, люди Геры не смогли.
– Ничего! – подбадривал я приятеля. – В следующий раз повезет.
В субботней газете опубликовали новые пророчества Астары: она предрекала скорую отставку всего руководства областного УВД. Про маньяка в заметке не было сказано ни слова.
27
В первое воскресенье ноября я стоял у окна на кухне и курил. Когда в мой двор въехал «уазик» дежурной части, я нисколько не удивился. Я подсознательно ждал катастрофы, и она произошла.
– Кого? – спросил я у водителя.
– Девчонку, лет шестнадцати, в семьдесят шестой школе задушили.
Двухэтажная восьмилетняя школа номер семьдесят шесть находилась в Кировском районе. Днем это была обычная общеобразовательная школа, а по вечерам ее двери открывались для рабочей молодежи. С введением десятилетнего образования семьдесят шестая школа так и осталась восьмилеткой – на большее число учеников старое здание не было рассчитано. Новую среднюю школу стали возводить через дорогу от старой. За первый год построили три этажа, и дело встало: деньги, предназначенные на окончание строительства, куда-то испарились. Оперативники из БХСС попытались найти их след, но председатель горисполкома велел не совать свой нос в городской бюджет, и парни из отдела Селезнева развели руками: «Как скажешь, барин! Деньги-то ваши, горсоветовские, вам их и тратить».
На входе в школу меня встретил полупьяный Клементьев.
– Андрюха! – Геннадий Александрович по-братски обнял меня и прошептал в ухо: – Это он, твой имитатор! Три сигаретки выпотрошенные оставил.
Я избавился от объятий нетрезвого коллеги и велел водителю увезти его в УВД:
– Сейчас сюда все начальство нагрянет, как увидят, в каком он состоянии, так визгу будет на весь двор!
– Андрюха, не боись! – по-пьяному самоуверенно заявил Клементьев. – Они ничего не поймут, а от Малышева я отбрешусь. В первый раз, что ли?
Я не стал разубеждать его и пошел наверх. По пути мне встретились пожилой мужчина и трясущаяся от страха немолодая женщина.
– Вы кто такие? – строго спросил я.
– Сторожа, – одновременно ответили они.
– Я сегодня заступила, – сказала женщина. – Пришла утром, а Михайловича нет. Двери в школу открыты, а его нигде нет. Пошла по кабинетам первого этажа, а он в мужском туалете лежит, признаков жизни не подает. Я – к телефону, а у него провода обрезаны. Пришлось выбежать на улицу и на помощь звать.
– В здании что, всего один телефон? – не поверил я.
– Телефоны еще есть, – объяснила женщина, – и ключи от всех кабинетов есть, да только на меня такой ужас напал, что я обо всем забыла и бросилась на улицу, где люди ходят. Потом уже подумала, что из директорской приемной можно было позвонить, а как увидела провода обрезанные, так обомлела, думаю: бандиты в школу пробрались, сейчас спустятся вниз и прирежут меня. Если они телефон обрезали, что им стоит человека ножичком пырнуть?
– А с вами что приключилось? – спросил я у мужика.
– В субботу я закрыл школу в шесть вечера, сделал поэтажный обход и сел в раздевалке книгу читать. Ночью все спокойно было. Наутро вышел в коридор, тут меня по голове и приложили чем-то тяжелым. Как я в туалете очутился, не помню. Наверное, меня в него преступники затащили.
– А ну, дыхни! – приказал я.
Сторож глубоко вдохнул, выдохнул в сторону и тихо сказал:
– Было дело, немного совсем. Никогда на работе не прикладывался, а тут черт дернул…
– Тебя черт дернул или бутылка неизвестно откуда взялась? – едва подавляя нарастающую с каждой минутой злость, спросил я. – Что ты на меня уставился? Бутылку с собой принес или в раздевалке нашел?
– С собой принес, – тихо-тихо ответил сторож.
– Когда ты уснул? Вспомни время, когда ты вырубился.
– Пошел обход делать… – неуверенно начал сторож.
Я даже дослушивать его не стал.
– Что ты мне врешь про обход! – закричал я. – Из-за тебя девчонку убили, а ты выгораживать себя взялся? Отвечай мне, во сколько ты уснул?
– Часов в двенадцать уже спал, – понурив голову, прошептал провинившийся субъект.
Я посмотрел по сторонам. Рядом, кроме сторожей и пьяного Клементьева, никого не было.
– Мать его! – завопил я на всю школу. – В этом балагане хоть один опер живой есть?
– А меня ты что, за опера не считаешь? – обиделся Геннадий Александрович.
На мой призыв из-за угла выскочили два оперативника из Кировского РОВД, за ними следом – Симонов и Фесенко из нашего управления.
– Андрей Николаевич, что случилось? – недоуменно хлопая ресницами, спросил Симонов.
– Ведите меня к покойнице! – велел я.
– Меня попросить не мог? – пробурчал за спиной Клементьев.
– Геннадий Александрович! – Я резко обернулся к коллеге и, никого не стесняясь, сказал: – Если у вас есть желание опозориться на весь город, то оставайтесь, а если не хотите под раздачу попасть, поезжайте в управление или домой. Сейчас областники сюда нагрянут, вы им как в глаза смотреть будете? Валите отсюда к чертовой матери, я тут один справлюсь!
Клементьев что-то недовольно забурчал, но я уже забыл про него и пошел на второй этаж.
Труп девушки находился в кабинете химии. Тело было привязано к батарее между учительским столом и стеной с классной доской. Оставляя жертву одну, убийца связал ей руки за спиной, ноги прочно примотал к батарее отопления. На шею девушки была наброшена петля, закрепленная к изгибу трубы на уровне груди взрослого человека. Оставшись одна, девушка попыталась высвободиться из пут и сама затянула петлю на шее. Удавление при асфиксии свободно скользящей петлей происходит быстро и неотвратимо: одно неверное движение – и петля перетягивает артерии, подающие кровь к мозгу. Перед глазами жертвы начинают прыгать яркие звездочки – это оставшийся без кислорода мозг протестует против приближающейся смерти. Жертва, чувствуя, что наступают последние минуты жизни, из последних сил пытается высвободиться, но только сильнее затягивает удавку на шее.
Рядом с трупом, на учительском столе, лежали три выпотрошенные сигаретки «Космос». Когда я вошел в класс, за окном густо и основательно повалил снег. Природа наконец-то дождалась своего зимнего одеяла.
«Сколько ей лет? – подумал я, опускаясь на корточки перед трупом. – Молодая совсем, но на школьницу не похожа».
Я выпрямился, осмотрел помещение. В этот раз у имитатора было много времени, и он вволю покуражился: забросил плавки девушки на портрет Менделеева, юбку расстелил на столе, женские полусапожки поставил сверху.
– Чистенькая девочка, не бичевка, – сказал за моей спиной Клементьев.
– Андрей, я – здесь! – подал голос прибывший на место происшествия Айдар.