Он подумал: «И слава богу», а вслух сказал: – С родителями, да? Они читают лекции за границей. – Ну, тогда в данных обстоятельствах вам следует знать, что… – Я не пытался покончить с собой. И это только отчасти было ложью. Она покровительственно улыбнулась. – Я просто увлекся празднованием. А вот это уже полная ложь. Чуть склоненная голова. Волосы у нее даже не шелохнулись. – Учеба в Локленде довольно напряженная. Захотел расслабиться. Правда. Мисс Пирс вздохнула. – Я вам верю, – сказала она. Ложь. – Но когда мы вас выпишем… – А это будет когда? Она поджала губы: – Мы обязаны держать вас здесь трое суток. – Мне надо на занятия. – Это не обсуждается. – Я не пытался покончить с собой. Ее голос зазвучал менее дружелюбно, более честно, нетерпеливо – нормально. – Тогда, может, вы объясните мне, что именно вы делали? – Совершал ошибку. – Мы все совершаем ошибки, – отозвалась она. Виктора затошнило. Он не мог определить, вызвано ли это последствиями передозировки или ее расфасованной терапии. Он уронил голову на подушку и закрыл глаза, но она продолжала говорить: – Когда мы вас выпишем, я порекомендую вам встречи с психотерапевтом Локленда. Виктор застонал. Консультант Питер Марк. Мужчина с двумя именами вместо имени и фамилии, без чувства юмора и с чрезмерно сильным потоотделением. – Это совершенно лишнее, – промямлил он. Благодаря родителям в него впихнули столько психотерапии, что хватило бы на несколько жизней. Мисс Пирс снова посмотрела на него свысока: – По моему мнению, отнюдь не лишнее. – Если я соглашусь, вы меня выпишете прямо сейчас? – Если вы не согласитесь, вас исключат из университета. Вы проведете здесь трое суток и в течение этого времени будете беседовать со мной. Следующие несколько часов он придумывал, как убить человека (мисс Пирс, а не самого себя). Может, если он ей об этом скажет, она сочтет это прогрессом… хотя вряд ли. XIV Два дня назад Отель «Эсквайр» Стопка грозила выскользнуть из перебинтованной руки Виктора, расхаживавшего по комнате. Сколько бы раз он ни проходил от одной стены до другой и обратно, его нервозность не уменьшалась. Вместо этого он только сильнее подзаряжался, так что при движении у него в голове потрескивали статические разряды. Желание заорать, или задергаться, или расколошматить новую стопку о стену накатило внезапно, так что он зажмурился и заставил свои ноги сделать то единственное, чего им не хотелось – остановиться. Виктор застыл совершенно неподвижно, стараясь проглотить энергию, хаос и электричество и обрести вместо них тишину. В тюрьме у него случались подобные эпизоды – поднималась точно такая же паника и обрушивалась волной. «Прекрати все это», – шипела, соблазняя, темнота. Сколько раз он сопротивлялся потребности протянуть не руки, а то, что в нем засело, и погубить все… и всех? Вот только он не мог себе этого позволить. Ни тогда, ни сейчас. Он из одиночки-то сумел выбраться только благодаря тому, что убедил тюремных работников, полностью и целиком, что он нормальный, беспомощный, не опасный (или, по крайней мере, не более опасный, чем остальные четыреста шестьдесят три заключенных). Однако в те тюремные мгновения темноты его потребность сломать всех вокруг становилась буквально калечащей. Сломать их всех и просто выйти. Сейчас, как и тогда, он ушел в себя, изо всех сил стараясь забыть, что у него вообще есть сила, которую можно обратить против других, есть прихоть, острая, как стекло. Сейчас, как и тогда, он приказал своему телу и разуму застыть, успокоиться. Когда он закрывал глаза и искал тишину, как и тогда, навстречу ему всплывало слово – напоминание о том, почему ему нельзя сломаться: вызов, имя. Эли. XV Десять лет назад Локлендский медицинский центр Эли плюхнулся на больничный стул у кровати Виктора, бросив рюкзак на пол. У Виктора только что закончился сеанс общения с больничным психологом, мисс Пирс, во время которого разбирали отношения с его родителями, которыми мисс Пирс, естественно, восхищалась. Мисс Пирс рассталась с ним с обещанием достать книгу с автографом и ощущением, что они добились значительных успехов. Виктор расстался с ней с мигренью и предписанием – встретиться с университетским психотерапевтом как минимум три раза. А в обмен на книгу с автографом он выторговал сокращение своего трехсуточного приговора до сорока часов. Теперь он сражался с больничным браслетом, который содрать не удавалось. Эли придвинулся к нему, достал перочинный ножик и перерезал странный бумажно-пластиковый материал. Виктор потер запястье и встал, после чего поморщился. Клиническая смерть, как выяснилось, дело неприятное. Все у него ныло – тупо и постоянно. – Готов выметаться? – спросил Эли, подхватывая рюкзак. – Господи, да! – отозвался Виктор. – Что в рюкзаке? Эли улыбнулся. – Я тут подумал, – сообщил он, шагая по стерильным коридорам, – про мою очередь. Виктору стало трудно дышать. – Гм? – Это действительно было поучительно, – сказал Эли. Виктор пробормотал нечто неодобрительное, но Эли не успокоился. – Выпивка была ошибкой. И болеутоляющие тоже. Боль и страх неразрывно связаны с паникой, а паника стимулирует выброс адреналина и других веществ, связанных со стрессом. Как тебе известно. Виктор сдвинул брови. Угу, ему это было известно. Не то чтобы спьяну его это волновало. – Есть только определенное количество ситуаций, – продолжал Эли, выходя с Виктором через автоматические стеклянные двери на холодную улицу, – в которых мы способны обеспечить достаточно паники и одновременно достаточно контроля. В большинстве случаев эти два фактора взаимно друг друга исключают. Или, по крайней мере, они редко присутствуют одновременно. Чем выше контроль, тем меньше нужно паниковать, и тэдэ и тэпэ. – Так что же в рюкзаке? Они добрались до машины, и Эли швырнул предмет разговора на заднее сиденье. – Все, что нам нужно. – Он широко улыбнулся. – Ну… все, кроме льда. * * * На самом деле, «все, что нам нужно» свелось к дюжине шприц-тюбиков с адреналином и двойному количеству одноразовых согревающих вкладок – таких, какие охотники засовывают в сапоги, а футбольные фанаты – в перчатки во время зимних матчей. Эли взял три шприца и разложил на кухонном столе рядом со стопкой вкладок, после чего сделал шаг назад и широко повел рукой в сторону Виктора, словно приглашая на пир. Полдюжины пакетов со льдом лежали рядом с мойкой, и ручейки конденсата текли по полу. За льдом они заехали по дороге домой. – Ты это спер? – спросил Виктор, берясь за шприц-тюбик. – Позаимствовал во имя науки, – уточнил Эли. Взяв вкладку, он перевернул ее, чтобы рассмотреть пленку, удаление которой служило механизмом активации. – Я дежурю в Локлендском медцентре с первого курса. Там и глазом не моргнули.