Макаров гнал по Москве, лихорадочно размышляя, куда пристроить Даурского. От больницы тот отказался наотрез. С пулевым ранением его тут же сдали бы полиции. Свой проверенный доктор у него есть, но вызвать его непросто, надо сначала где-то приземлиться. Домой к Даурскому нельзя, к Макарову тоже. Оставалось только отвезти его на конспиративную квартиру, где Виктор недавно изучал файлы из китайского «облака». Про нее знал только Носов. В списках явочных квартир СКР она не значилась. Даурский побледнел. Его лоб покрылся бисеринками холодного пота. Но не стонал и никак не показывал, что ему больно. Даже в квартиру он поднялся сам, нормальной походкой, чтобы не привлекать внимания местных жителей. И только когда дверь закрылась, привалился к стенке, тяжело дыша. Виктор помог ему дойти до дивана и усадил. При внимательном рассмотрении рана выглядела не так страшно, как показалось сначала. Входное отверстие располагалось ниже ребер с левой стороны. Значит, грудная клетка не повреждена, и самого страшного – пневмоторакса – можно не бояться. Правда, оставалась опасность внутреннего кровотечения и перитонита, если пробит желудок. Макаров промыл рану и попытался по раневому каналу определить, задело ли желудок. Но не преуспел в этом. – Плохо, что пуля внутри, – покачал он головой. – Сделаем операцию, – ответил Даурский. Макаров посмотрел на него, как на сумасшедшего. – Не пугайся, ты сможешь, – заверил его Семен Андреевич. – Проверь со спины. Пуля должна быть близко к поверхности. Расстояние было небольшое, теплой одежды на мне нет, ничего на пути пуле не мешало. Она не может сидеть глубоко. Странно, что вообще не прошла навылет. Виктор помог Даурскому стянуть рубашку и осмотрел его спину. Опекун оказался прав – чуть ниже ребер Виктор нащупал плотный бугорок. И он находился даже левее входного отверстия. Так что желудок, скорее всего, не задет. – Обезболивающего нет, – предупредил Макаров. – А спиртное? Виктор заглянул в холодильник. – Водка, ноль семь. – Подойдет. Анестезию вообще только в конце девятнадцатого века придумали. О проценте смертности от болевого шока при операциях без обезболивания Даурский предпочел не вспоминать. Подготовка к операции много времени не заняла. Нож точить не пришлось – он у Макарова всегда был в идеальном состоянии и способен брить волосы. Осталось прокалить его на газу и протереть водкой. Даурский запрокинул голову и вылил в себя разом граммов триста «живой воды». Отдышался, закусил огурчиком. Добавил еще двести. Макаров посмотрел на него с уважением. Даурский пил немного и предпочитал изящные напитки. То, что он может вот так лихо, почти без закуси, засадить пол-литра, для Виктора оказалось откровением. Осталось подождать пять минут, пока водка всосется в кровь и вдарит по мозгам. – Дядя Семен, а как ты там оказался? – задал Макаров мучающий его вопрос. – Я за тобой через спутник следил. У меня одноклассник в ВКС работает. Виктор молча продолжал смотреть на Даурского, и тот признался: – Телефон. – Что – телефон? – В твоем телефоне, который я тебе лет пять назад подарил, закладка. – Что?! – Не подслушка, нет. Только маячок. Ты все удивлялся, как я заранее узнаю, что ты подъезжаешь? Ну вот… И тут пригодилось. Что тебя возьмут мне человечек из Комитета подсказал. Дальше дело техники. Когда твой сигнал сошел с маршрута, я понял, что что-то пошло не так. Ну и подъехал. Не зная, как реагировать на это откровение, Виктор взялся за нож. Пока он вскрывал кожу, разрезал мышечные ткани, под которыми пряталась пуля, Даурский не произнес ни звука. И даже когда Макаров женскими щипчиками для бровей из забытой кем-то из девушек Носова косметички выковыривал стальной комок в латунной оболочке – молчал. Только когда он «антисептировал» рану водкой, зашипел, как обиженный кот. Разрез получился небольшой. Его по уму, конечно, стоило бы зашить, но пока можно было обойтись давящей повязкой и пластырем. По окончании операции Даурский допил остатки водки и вернулся в комнату, чтобы прилечь на диван. Виктор помог ему дойти. Семена Андреевича прилично пошатывало. Даурский закрыл глаза, но Виктор не дал ему возможности уйти от общения. – Дядя Семен! Там, в лесу, ты назвал ее Механиком. Даурский медленно, нехотя посмотрел на Виктора и тяжело вздохнул, понимая, что придется говорить. – Давай, дядя Семен, рассказывай. Сегодня ты пришел вовремя, но завтра тебя не окажется рядом. Если ты хочешь меня от чего-то спасти, то для начала развяжи мне глаза. Слепому мне не выжить. – Сынок, – медленно ворочая языком, проговорил Даурский. – Это долгий разговор. Я… Я сейчас просто не смогу. Давай завтра. – Сейчас! – потребовал Виктор. Даурский с досадой крякнул. – Ну, спрашивай. – Ты же, дядя Семен, не просто так приехал и забрал меня из интерната. Ты имел к нему отношение. Ты знаешь, что такое Механик. Интернат работал на разведку, где ты служил? И ты был в нем типа эмиссаром? Голова Даурского клонилась на грудь, он вздергивал ее, как норовистый конь, но с силой тяжести справиться не мог. Он действительно вырубался. – Дядя Семен! – И да, и нет, – смог он выговорить. – Это не проект разведки. Но она имела к нему отношение. Они пользовались плодами некоторых наших разработок. – Ваших разработок? – ошарашенно переспросил Виктор. Даурский поморщился. Ударная доза алкоголя в ослабленном раной организме заставляла его говорить лишнее. Но он все же должен помочь. Спасти. Уснуть… Он вздрогнул, пытаясь вырваться из объятий беспамятства. – Вить, сынок… Прости меня. Я виноват… Очень… Я очень… Витя… Ты в опасности. Дай бумагу и ручку! Макаров передал требуемое. Даурский слабой рукой накорябал в блокноте несколько слов. – Что это? – Это адрес. Там он… – Кто? – Да он же! Романов! Михал Михалыч. Он профессор педологии… – Педагогики? – Педологии, блин! – Глаза Даурского возмущенно сверкнули. – Найди его. Скажи, кто ты. Скажи, от меня. Скажи – Старый послал. Он поймет. – Дай номер, я предупрежу. – Нет номера, – Даурский засмеялся тонким, бессильным смехом. – Он старый черт, ему сто лет скоро… Наверное. Но он живой! И он… У него мозг как паровоз! Хоть на дровах, но едет! Вот… Езжай к нему. Скажи – от Старого приехал. Скажи, кто ты… Наставник и друг откровенно заговаривался. Начал повторяться, какую-то педологию придумал. – Ладно, я съезжу, – без особого энтузиазма сказал Виктор. Даурский вдруг сел прямо и посмотрел на Виктора почти трезвыми глазами, собрав в кулак все внутренние резервы. – Витя! Слушай меня! Все очень серьезно! В программе сбой! Эта идиотка тебя криво запустила! Результат непредсказуем. Сейчас в тебе два человека. Макаров не стал перебивать и сообщать, что этих людей не два, а три. А Даурский продолжал, вцепившись в обивку дивана пальцами. – Если ничего не делать, то вторая личность – мы называем их «АЛ» – Альтернативная Личность – может взять верх и ты перестанешь быть тем, кем ты был еще неделю назад. А может быть и хуже. Инициация произведена не по трафарету… ритуалу… тьфу… Через жопу она была произведена. Поэтому результат непредсказуем. Личности могут войти в конфликт и пойти вразнос. Никто не знает, чем это кончится. Виктор перестал дышать, переваривая сказанное. – Найди Романова. Он объяснит суть и скажет, к кому тебе пойти дальше. Времени нет. Может быть, счет вообще на минуты. Вали прямо сейчас! – Ты говоришь меньше, чем знаешь! – Потому что если я сейчас не заткнусь и не засну, то просто сдохну, твою мать! Даурский обессиленно откинулся на спинку дивана. Он даже не побледнел, а прямо-таки побелел. Виктор аккуратно уложил его на правый бок, чтобы не нагружать рану, и накрыл пледом. – Я скоро, дядя Семен. А когда вернусь, ты все мне расскажешь. Даурский слабо улыбнулся и едва слышно прошептал: – Возвращайся. Я буду ждать. И заснул. Когда он открыл глаза, уже стемнело. Значит, провалялся в отрубе он часов семь, не меньше. Все тело затекло, и чтобы свесить ноги с дивана, ему понадобилось несколько минут. Еще через минуту он понял, что проснулся не сам по себе. Его что-то разбудило. Что именно?