– Ты хорошо ее знаешь? – спросил он. Макаров пожал плечами. – Скорее, я не знаю ее совсем. – Задам вопрос иначе. Как давно ты ее знаешь. – Пару недель. – Уверен? Настал черед Виктору пристально смотреть на собеседника. – Доктор, если вы что-то знаете, лучше скажите. Басаргин налил себе большую кружку чая, Макаров отказался. – Доктор, я следователь, я вижу эти уловки за километр. Вы тянете время, решаясь, говорить ли мне правду. Но какой смысл что-то от меня утаивать? Я за эти дни узнал столько, что меня уже ничем с ног не собьешь. – Не факт, – сказал Басаргин. – Ну ладно. У меня очень хорошая зрительная память. Я умею подмечать мелкие детали, движения, слова, интонации. В работе психолога это очень важно. Ну и я, естественно, работал практически со всеми воспитанниками интерната, которые проходили по линии проекта. – И? – Я знаю эту девочку, несмотря на то, что она сделала глубокую пластику лица. – И? – Ты тоже ее знаешь. – Да не тяните вы жилы! – взмолился Макаров. – Это из-за нее тебе пришлось ставить второй блок. Несколько минут Макаров не мог произнести ни слова. Казалось бы, события последней недели и информационное цунами, которое на него обрушилось, должны привести к огрублению нервных окончаний. Но на деле эти слова оказались своеобразным контрольным выстрелом в голову. – Софья? – прохрипел наконец Макаров. – Да. – Но… Но ведь ее убили! Я сам видел. И Седой сказал. – Клиническая смерть. Но у нас имелось под рукой самое совершенное оборудование. Ее вытащили с того света. И я поставил ей блок. Но, так называемый, поверхностный. Она не помнит событий того дня. У нее смазаны воспоминания обо всей учебе в интернате. Она не помнит тебя. Но она помнит две важнейшие вещи в ее жизни – брата и то, чему ее учили. Макаров невидящим взглядом смотрел в стену, пытаясь уложить это новое знание в существующую систему своего мира. Укладывалось плохо. – Я мог бы попытаться и ей снять блок, – предложил Басаргин. Макаров резко мотнул головой. – Почему? Виктор прекратил пялиться в стену и обратил на Басаргина покрасневшие глаза. – Она убила женщину, которая мне была дорога. Потом еще одну. Потом моего отца. Вы правда хотите, чтобы между мной и ней возникли старые чувства? – Прости, я не подумал, – согласился доктор. – Я не желаю ей зла, – сказал Макаров. – Точнее, я не хочу причинять ей зло своими руками. Но она – исчадие ада. Так вот пусть в своем аду и живет. 47. Недоумение. Именно этим словом можно охарактеризовать то состояние, которое испытал Макаров, ступив под своды Следственного комитета. Он шел сюда как советский парламентер в ставку Гитлера. Готовый ко всему. В том числе, расстаться со свободой, а то и жизнью. В полушаге позади него следовала Ольга, натянутая, как струна. Ее инстинкты кричали ей во весь голос, что отсюда надо бежать. Ее инстинкты запрещали совать голову в петлю. А еще ее инстинкты требовали бить на поражение и опережение, когда тебе грозит опасность. А теперь ей пришлось эти самые инстинкты отключить усилием воли. Но они не желали отключаться полностью и теперь копошились и подвывали, как дикие кошки в сумке зверолова. В здании было шумно, по коридорам сновали люди, причем перемещались они гораздо быстрее и суетливее, чем обычно. Дежурный на вахте козырнул Макарову, мельком глянув на документы, и уставился в телевизор. Мимо чуть не галопом пронесся Серега Носов. Он кивнул Макарову, подмигнул Ольге и побежал дальше. Что происходит? Носов вдруг остановился и крикнул: – Макар, тебя Вася-Вася второй день ищет, на говно уже весь изошел. Дуй сначала к нему. Вася-Вася ищет? Что за черт? Его арестовали, он совершил побег из-под конвоя. Его должны не искать, а ловить! – Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Виктор у Ольги. Так он для себя постановил ее называть. Никакой Софьи нет. Ее убили почти двадцать лет назад. Ольга только развела руками. – Зайдем вместе, – предложил Макаров. – Возможно, он захочет отчет по делу ученых. Он едва не добавил «которых ты убила», но удержался. Полковник Васильев выглядел взъерошенным, что-то лихорадочно печатал. На стене вполголоса бубнила плазменная панель, которую Вася-Вася включал только в исключительных случаях. – А-а-а! Беглец нашелся! Ну слава богу. Я уже думал, что в твоем кабинете еще один стол освободился. Везучий, черт. – Василий Романович, что происходит? – взмолился Макаров. – Я ничего не понимаю. – А происходит какая-то контрреволюция, парень, – «объяснил» Васильев. – Враг в наших рядах окопался. – То есть? – А ты не знаешь? – насторожился Васильев. – Ни сном ни духом. – Что-то ты темнишь, дружок, – Васильев прищурился. – Каким же образом ты сбежал от Снежковой? – Это я его вытащила, – неожиданно сказала Ольга. Мужчины дружно посмотрели на нее. – Мы работали по нашему делу об ученых. Выяснили, что опасность грозит еще одному. На стройке лаборатории вступили в схватку с киллером. В схватке тот был убит. Но мы решили, что опасность не устранена. Я повезла Данишевича по указанному им адресу. Макаров сообщил его Снежковой. После чего, когда я оттуда уехала, а Макаров остался, на дом было совершено нападение. Данишевич убит. А Макаров арестован. Я сложила два и два и поняла, что Макарова будут устранять. – Складно, – согласился Васильев. – Макарова официально переправляли в СИЗО, но я, по своим каналам, выяснила, что его там не ждут. Вряд ли конвой замешан, скорее всего, их тоже приговорили. Но я успела первой. И увезла Макарова на его конспиративную квартиру. – Почему не сказала никому из наших? – А откуда мне знать, кто тут ваши? Я же прикомандированная, ваших раскладов не знаю. – Да, дела, – Васильев даже закашлялся. – Ладно, это терпит. Разберемся, когда круговерть уляжется. – А что за круговерть? Васильев взъерошил остатки волос. – Да черт-те что творится. – Из ОСБ поступила информация, что Снежкова связана с некой преступной группировкой. Начали отслеживать. Вычислили по телефону. Нашли. За городом в старом карьере. Ее и еще троих мужиков. Похоже на криминальную разборку девяностых. – Трое мужчин? – спросил Макаров. – Трое. – Мертвые? – Мертвее некуда. И разбитый микроавтобус. Узнали, кому он принадлежит. Некоему профессору Захарову. Вернее, его охране. Приехали туда – а там только трупы в количестве пяти штук. Профессор, его жена, секретарь, повар и охранник.