– Виктор. Следователь по особо важным делам, – представился Макаров, выделив интонацией слово «особо». – Так вот, Виктор, я очень хотела бы вам помочь. Но, боюсь, вряд ли смогу это сделать. Так как почти всю ночь я бессовестно проспала. Эта часть парка не очень людная. А ночью сюда вообще никто не забредает. Нам даже охрану приставили. Правда, она тоже всю ночь дрыхнет. В общем, часов в двенадцать ночи скрипач закончил пиликать – я его люблю послушать. Интересно играет. Скрипка у него звучит, знаете… Очень необычно. Так вот, он зашел сюда, как обычно, выпить чашечку кофе. Потом ушел, и я пошла в подсобку и заснула. – Скрипач? – насторожился Виктор, поразившись такому совпадению. – И часто он тут до ночи играет? – Так он же слепой, – необидно рассмеялась Светлана. – Ему все равно, светло на дворе или темно. – Спасибо вам, Света. Макаров достал из кармана визитку, ручку и, нарисовав в уголке визитки цветочек, протянул ее Светлане. – Что это? – улыбнулась девушка. Улыбка у нее была чистой и искренней. Официантки и барменши редко обладают такой улыбкой. – Это колокольчик, – пояснил Виктор. – Если вы захотите увидеть следователя по особо важным делам – вам достаточно в этот колокольчик позвонить. И он тут же появится. Светлана посмотрела ему в глаза открытым взглядом. Барменши и официантки так тоже делают редко. Виктор даже почувствовал легкое смущение, что с ним случалось еще реже. – Мне пора, – попрощался он. – До свидания. – До свидания, – раздельно произнесла Светлана, продолжая улыбаться. – Следователь по особо важным делам. 06. Никакой полезной информации Виктор не нарыл, но настроение резко поднялось. Его отношение к прекрасному, но далеко не всегда слабому полу давно было чисто потребительским. Он давал женщинам то, что они хотели, брал от них то, что было нужно ему. Держал закрытой дверь в свое сердце, а в женские сердца даже не стучался. И если они пытались эти двери ему открыть, он подставлял ногу. Сложности в виде каких-то там отношений он считал излишними и даже вредными. Несмотря на эту отчетливую позицию, он редко ночевал один. А когда такая ночь выдавалась, он старался провести ее у друзей-приятелей, вызывался на внеочередное дежурство или напрашивался в гости к Даурскому, который заменял ему отца после трагической гибели родителей Виктора. На самом деле он просто боялся спать один. В его пустой холодной постели обитали демоны. Они набрасывались на него, когда он засыпал, и терзали до утра. Иногда он просыпался часа в четыре в смятой, мокрой от холодного пота постели, с сердцем, бьющимся, как пойманный кошкой воробей. И до рассвета сидел на кухне, наливаясь кофе и боясь снова лечь в кровать. Самое же страшное в этих его кошмарах было то, что он ни разу не смог вспомнить, что именно ему снилось и что его напугало. Оставалось какое-то необъяснимое, смутное ощущение звонкой, как медь, надежды и непоправимой трагедии, разрушившей эту надежду. Будто он что-то нашел. Что-то, что должно его сделать счастливым на всю жизнь, а потом кто-то вырвал это из его рук, разбил и растоптал осколки. И еще ощущение бессилия перед какой-то могучей силой, и бессмысленная ярость, и цепенящее отчаяние. И все. Ни единой зацепки, ни единой детали. И так раз за разом, год за годом. Было от чего свихнуться. Однажды он познакомился с девушкой-психологом, практиковавшей гипноз. После нескольких встреч он как бы в шутку предложил ей загипнотизировать его и узнать, что он видел во сне. Он одновременно жаждал и боялся узнать. Но боялся он напрасно. Эксперимент провалился с треском. Девушка билась впустую, провела насколько сеансов с разными методами и подходами. Тщетно. Макаров не поддавался гипнозу. Девушка не верила своим глазам. По ее словам, гипноз действует практически на всех. И уверения, что на кого-то не действует или кто-то может ему успешно сопротивляться, – сказки. Просто у всех разная степень гипнотизируемости. Иногда почти незаметная. Но она есть. Вопреки распространенному заблуждению, даже шизофреники поддаются гипнозу. Другое дело, что их не гипнотизируют из-за непредсказуемости реакции. На Макарова же гипноз не действовал абсолютно, даже «на полшишечки», как пошловато шутил Носов. Словно внутри него стоял как-то блок, который невозможно обойти. Это отчего-то пугало его подругу, и в скором времени они расстались. В общем, природу своих ночных кошмаров с неведомым содержанием Виктор так и не выяснил. Он даже научился с ними жить. Выяснил опытным путем, что оглушение ударной дозой алкоголя никак их не притупляет, а делает только еще более болезненными. Поэтому он почти не пил. Зато они никогда не проявляли себя днем. Поэтому он с удовольствием брал на себя ночные дежурства и операции. Что прибавило ему уважения и благодарности в Управлении и среди коллег, которых он с удовольствием подменял, отдыхая днем. Кошмары не случались, когда он спал не один. Будто они боялись других людей. Причем не обязательно, чтобы человек спал с ним в одной постели. Достаточно, чтобы этот человек находился с ним в одном помещении, не отгороженный закрытыми дверями. И еще кошмары не посещали его, когда он ночевал в доме Даурского. Эту особенность он объяснить никак не мог, поэтому пользовался ей безо всякого объяснения. Встреча со Светланой каким-то образом подломила несокрушимый панцирь Макарова. Нет, ни о какой любви речи не шло. Но он ощутил непривычное тепло, шедшее от этой то ли официантки, то ли барменши. Ему просто приятно было находиться рядом с ней, и грела душу вероятность новой встречи. Разрушил очарование, конечно же, Носов. Кому же еще? Он выбрался на аллею из кустов, как медведь из малинника, треща ветвями и громко пыхтя, и, едва увидев Макарова, принялся махать руками, как сигнальщик на мостике крейсера. – Что стряслось? – спросил Виктор, подходя поближе. – Пробили мы эту Эльвиру Кононову… – Так быстро? – перебил Виктор. – Прям, вы пробили? – Ну не сами мы, в Управлении, – не смутился Носов. – Знаешь, кем трудилась? – Кем? – Переводчицей в Министерстве обороны! – Твою мать… – выругался Макаров. – Угу. Могут возникнуть проблемы. Носов был прав. Преступления военнослужащих, а также против военнослужащих находились в ведении Военной прокуратуры. И «зеленые человечки» крайне неохотно пускали в свою вотчину посторонних. И им было плевать, кто это – менты, Следственный комитет или даже ФСБ. Военная тайна, мать ее. Причем вояки норовили засекретить не только коды пуска баллистических ракет, но даже такие вещи, как количество «КамАЗов» в автопарке какой-нибудь части и фамилии прапорщиков. Под эту гребенку даже банальное расследование ДТП с участием армейской машины превращалось в битву за Сталинград. А тут убийство! – Твою мать! – повторил Макаров. – Эти дуболомы же отнимут у нас дело! – К бабке не ходи, – подтвердил Носов не особо расстроенным голосом. – А ты чего такой довольный?! – взвился Макаров. – Ты понимаешь, что это звено в цепи Скрипача? Нам нужна каждая зацепка! Каждый шанс! Каждая деталь! А тут у нас могут отобрать целое звено! Носов развел руками. – Ты так орешь, будто это я у тебя это звено отбираю. – Так… Так… – начал перебирать варианты Виктор. – Это серийка, причем очевидная. Надо срочно оформлять дело, подшивать его к остальным. Тогда им будет труднее его сдернуть у нас. Подключаем Васю-Васю. Пусть бежит к шефу. Они там, наверху, быстрее договорятся, чем если мы в какого-нибудь членоголового подполковника упремся. Что еще? – А она точно военнослужащая? – подала несмелый голос Ира, неслышно подобравшаяся к коллегам. – В смысле? Она ж из Минобороны, – не понял Носов. Но Макаров сразу сообразил, что имеет в виду Ирочка. – Умница! – воскликнул он, заставив девушку мило покраснеть. – Она может не быть военнослужащей, а являться гражданской работницей по контракту. Срочно пробей это. Только аккуратно. У вояк бюрократия та еще. Сообщение о смерти Кононовой к ним, наверняка, уже поступило. Но пока они там прочухаются, что к чему, пара дней может пройти. Мы уже далеко уйдем. И чем дальше уйдем, тем труднее им будет нас обокрасть. Так что выясни это, не возбуждая их лишнее любопытство. Ирочка кивнула, а Макаров ткнул пальцем в сторону Носова. – А мы с тобой побежим окучивать ее родню. Сам знаешь – маньяки маньяками, а чаще всего женщин убивают собственные мужья. Носов тяжело вздохнул, но возражать не рискнул. – И еще, Ирочка! Обрисуй всю ситуацию Васильеву, пусть запускает свой мотор. Тело на экспертизу срочно. И скажи Менделею, что если он все сделает быстро, то с меня бутылка 15-летнего португальского портвейна. Он давно на нее зуб точит. И технарям скажи – записи с камер вокруг ее дома, вокруг ее работы… – Вокруг Министерства обороны? – хмыкнул Носов. – Щас! Прям так тебе их и выдали по первому требованию. На простые-то камеры запрос в суд надо подавать. Макаров досадливо цыкнул зубом. Носов был прав. – Ладно, это я на себя беру. Все, гвардия, по коням! Откуда-то издалека донесся «Полет валькирий», но на этот раз он Макарова не тронул. Он уже пошел по следу. 07. Все не так! Все не то! Макаров прогуливался по огромной гостиной квартиры погибшей Эльвиры, разглядывая интерьер и вполуха слушая, как Носов опрашивал убитого горем ее мужа, сорокапятилетнего Николая Кононова. Вернее – пытался опрашивать. Потому что Кононов не отвечал на его вопросы. Он сидел на диване, раскачивался, обхватив себя руками, и монотонно бубнил: – Этого не может быть, я не верю… Этого не может быть, я не верю… Сегодня утром он прилетел из командировки в Сочи, где вел какие-то важные переговоры, и тут узнал сбившую его с ног новость, впав в прострацию. Носов бросал на Макарова беспомощные взгляды, молча умоляя подключиться к допросу, но Виктор эти мольбы игнорировал. Ему было очевидно, что они попросту теряют время. По незначительным деталям он давно понял, что особой любви в этой семье не было. И что муж лишь изображает шок и вселенскую скорбь. И точно так же понял, что к убийству жены он отношения не имеет. С другой стороны, этот лицемерный тип мог дать какие-то наводки на то, чем занималась его жена, и тем самым помочь понять, как она попала в поле зрения серийного убийцы. Но совершенно не собирался этого делать. Почему? Никакой тайны в этом для Макарова не было. Все просто и цинично. Рассказав о неофициальной части жизни жены, Кононов тем самым откроет секрет Полишинеля о том, что его жена гуляла налево, пока он делал то же самое. Кононов занимался достаточно серьезным бизнесом, связанным с поставками сырья за рубеж. В этих кругах внебрачные связи были делом обычным, но по законам жанра демонстративно осуждались. Особенно со стороны западных партнеров. Формально семейные ценности там были в почете. Поэтому выплывшие наружу шашни Кононова и, особенно, его жены крепко ударили бы по его репутации. Как в кино про Штирлица – «в порочащих связях замечен не был», где ключевым словом является «не замечен». С этой точки зрения быть безутешным вдовцом Николаю Кононову гораздо выгоднее, чем искать убийцу. На все остальное – в том числе и на других потенциальных жертв маньяка – ему было плевать с Пизанской башни. Участие в этой дешевой театральной постановке вызывало у Макарова чувство физического омерзения. Любому неприятно, когда его обманывают. Но когда обманывают так топорно – это еще и унизительно. Нагулявшись по комнате, Макаров подошел к дивану, на котором сидел Кононов, и навис над ним статуей Командора. Носов перевел дух, фактически этого и не скрывая. – Прекратите крутить кольцо, – холодным голосом распорядился Макаров. Кононов перестал раскачиваться, а Носов уставился на Виктора, будто действительно увидал Каменного гостя. – Простите? – переспросил безутешный вдовец. – Я говорю – прекратите крутить на пальце обручальное кольцо, будто бы это последнее, что вам осталось от горячо любимой жены, покинувшей вас в расцвете лет.