– Вот оно как, – задумчиво протянул Макаров. – Ревнивый муж пасет свою благоверную, сам убравшись в командировку. Сильно смахивает на обеспечение алиби. – Что? – переспросил Миша, увлекшийся компьютером. – Ничего. Все хорошо. Ладно, я пошел. А ты помни, что я тебе сказал. – Черт, – Миша обмяк от расстройства. – Я кофе забыл купить. – Зато я не забыл, – Макаров бросил ему две пачки тонко молотого кофе, который можно заваривать прямо в чашке. Растворимого хакер не признавал, а варить нормальный ему было некогда. Будто бы его компьютер мог от него убежать. Обрадованный Лерман проводил Макарова до дверей. И уже когда следователь вышел в коридор, несмело кашлянул. – А вы, Виктор Иванович, изменились. – Что? – не понял Макаров. – Вы меня раньше не били. Макаров пожал плечами. – Раньше ты меня так не доставал. Но, направляясь к лифту, Виктор не мог не признаться в душе, что он действительно сделал то, чего раньше никогда себе не позволял. А главное, сделал он это спокойно и расчетливо. 09. Когда Макаров подъехал к зданию Управления, уже начинали сгущаться сумерки. Рабочий день давно закончился, но Виктор набрал такие обороты, что ему трудно было остановиться. К тому же он знал, что нужный ему человек тоже сейчас на работе. Судмедэксперт Мендель Джалилович Карпов, незаходящая звезда Управления, был истинным продуктом интернационального Советского Союза. Еврей по маме, татарин по отцу и русский по отчиму, он воспитывался в духе всех трех культур, взяв из них все лучшее. Себя называл сыном трех народов и уверял, что удачно устроился. Если что, всегда может уехать в Израиль, но не хочет. А если евреям придется туго, запросто пристроится в исламисты. Благо, что и Тору, и Коран, как, впрочем, и Новый Завет, он знал в совершенстве. Но сейчас ему выгоднее, по его словам, быть русским, пока его кровные народы между собой не договорятся. Разумеется, ни в какие исламисты или хасиды, равно как и в черносотенцы, он уходить и не думал. Просто, как многие патологоанатомы, обладал очень специфическим, циничным чувством юмора и был чертовски неполиткорректен. Коллеги со смехом вспоминали, как на одной «разделке» весьма тучного трупа он шмякнул на поднос юной ассистентке с килограмм удаленной жировой ткани со словами «забери домой, вечером картошки пожаришь». Ассистентку пришлось откачивать, но Мендель отделался устным внушением от начальства. Потому что специалист он был экстра-класса, и наказывать его за мелочи обходилось себе дороже. В обиходе его звали, разумеется, Менделеем или Менделеевым. На работе он засиживался допоздна, потому как жизнь вел одинокую. Жена, чернобровая хохлушка без малейшей примеси еврейской крови, лет пять назад, удачно воспользовавшись мужниным происхождением, свалила в Израиль и грела пышное тело на морском побережье в Хайфе. Старший сын имел клинику во Флориде, а младший зарабатывал совершенно фантастические суммы где-то на нефтяных скважинах Ханты-Мансийского автономного округа. Так что дома его никто, кроме кота по кличке Саддам, не ждал, и Мендель со спокойной душой мог предаваться любимому делу – копаться в трупах. Менделея Макаров нашел там, где и ожидал, – в лаборатории. Тот сидел в своем кабинете, в прорезиненном фартуке и перчатках, и курил, зажав сигарету пинцетом. Руководство неоднократно грозило эксперту карами небесными за курение на рабочем месте, но он эти угрозы стоически игнорировал. – Есть чего? – не здороваясь, спросил Виктор. – Самому мало, – парировал Менделей. – Про портвейн передали? – Передали, – вздохнул эксперт. – Потому тут и сижу. Пошли. В принципе все свои результаты он мог выложить и в кабинете. Но Менделей имел склонность к театрализованным представлениям, поэтому предпочитал выступать на фоне трупов. В прозекторской на металлическом столе лежало тело Эльвиры Кононовой. К счастью, накрытое простыней, через которую проступали красные пятна. – У погибшей был весьма богатый внутренний мир, – начал Менделей, взявшись за край простыни. – Хочешь в него заглянуть? Виктор остановил его жестом. – Достаточно лица, Мендель Джалилович. Тот согласно кивнул и не стал сдергивать простыню полностью. Виктор насмотрелся в своей практике на трупы самой разной степени поврежденности и испорченности, но разглядывать вскрытую грудную клетку еще молодой и привлекательной женщины большого желания не испытывал. Лицо погибшей уже приобрело восковую бледность и его черты заострились. Обезвоженная кожа плотно обтянула кости черепа. Но даже сейчас она оставалась красивой. Только опустившиеся вниз уголки рта и запавшие глаза придавали ей вид фатальной обреченности. Словно она знала, что вот-вот умрет, и смирилась с этим. Но ни отчаяния, ни ужаса не испытывала. – Боюсь, молодой человек, картина не очень отличается от предыдущих случаев. Ссадин и царапин на теле практически нет. Во всяком случае, таких, которые указывали бы на схватку или отчаянное сопротивление. Причина смерти – механическая асфиксия, вызванная пережатием дыхательных путей тонким гибким предметом. – Струна, – пробормотал Виктор. – Интерпретация выводов – не мое дело. Я занимаюсь точными науками, – ответил эксперт. – Струна, проволока, леска – мне сие неведомо. Какие-то уточняющие признаки я смогу выдать после тщательного изучения раны на микрочастицы, но на это пока не было времени. – А на что время было? – Не торопите меня, молодой человек! Итак. Механическая асфиксия стала причиной смерти. Рана на горле затронула трахею, но не повредила ее. Кровотечение при этом было недостаточно обильным, чтобы как-то повлиять на общую картину. Так что тут все понятно и однозначно. А вот дальше… – Что дальше? – не выдержал Макаров, заставив эксперта снисходительно улыбнуться. – А дальше возникают отличия от прошлых дел. Виктор почувствовал возбуждение и едва удержался, чтобы не потереть руки. Он даже вынес пятисекундную паузу, которую взял садист в прорезиненном фартуке. Менделей снова улыбнулся, но уже с уважением. – Первое – характер раны на горле у предыдущих жертв был несколько иным. Немного – но иным. Там края выглядели так, будто их разрезало нечто тонкое и острое, и трахея повреждена гораздо сильнее. Здесь же края как бы слегка замяты, и повреждения трахеи скорее сдавливающего типа, нежели резаные. – Что это значит? – Макаров сам мог бы сделать предположения, но «сын трех народов» не терпел подобного вмешательства в свою область. – Я бы предположил, что на этот раз убийца сменил орудие труда. Если использовать вашу, молодой человек, терминологию, то теперь вместо первой струны он использовал четвертую. То есть что-то более толстое или более мягкое. – Та-ак, – протянул Макаров. – Но ведь это еще не все? – Не все, – кивнул Менделей. – Предыдущим жертвам убийца отрезал мизинец при жизни, причиняя этим дополнительные страдания. И убивал только после того, как насладится их болью. Они повреждали тонкие ткани гортани, исходя истошным криком – если позволите такую романтическую интерпретацию. Они повреждали ткани запястий, пытаясь вырваться. А в этот раз мизинец отрезан посмертно. Почти сразу после смерти, но все же после нее. Почему именно эта женщина заслужила такую поблажку – решать вам. – Все? – заинтересованно спросил Виктор. – Этого мало? – удивился эксперт. – Это очень много. Но у вас же есть еще что-то! Я же вижу! Менделей загадочно улыбнулся. – Да, есть кое-что еще. И вот это действительно необычно. Это необычно не с эмоциональной точки зрения, не с точки зрения психологии убийцы. Хотя серийники редко меняют модус операнди – способ действия. Но это все же теоретически допустимо. А вот технологические изменения – это совсем другой уровень необычности. – И что же это за изменения? – Я успел провести анализ крови. Так вот в ней обнаружились крайне интересные следы. Причем в очень малых количествах. Еще лет пять назад мы бы их просто не обнаружили, но наука не стоит на месте. А Следственный комитет на ее передовом крае, чтоб вы таки знали, молодой человек! Макаров напрягся. Когда Менделей начинал вставлять в свою речь местечковые обороты и словечки – жди бомбы. Это означало, что он готовился к триумфу. – Итак, – Виктор с горящими глазами, шепотом пригласил начинать. – Итак! – небрежно сказал эксперт. И это тоже означало, что у него имеется нечто из ряда вон выходящее. – Я могу сказать, что обездвижена жертва была с помощью нейролептика нового поколения. Следы его я обнаружил в ее крови. Причем его формула крайне незначительно отличается от обычного успокаивающего средства, поэтому его очень сложно обнаружить. В кровь он попал воздушно-капельным путем – я обнаружил раздражение слизистой носа и глаз. То есть его распылили жертве в лицо с близкого расстояния. – Она либо знала убийцу, либо он не вызывал у нее никаких опасений. – Догадки – ваша область. И главное – кроме следов этого нейролептика, в крови я нашел буквально исчезающее количество амитала натрия. У Макарова глаза полезли на лоб. Вот это действительно бомба так бомба. – Амитал натрия? Вы уверены? Эксперт обиженно поджал губы. – Надеюсь, это был риторический вопрос, молодой человек? Или вы сомневаетесь в моей компетенции? – Это был даже не вопрос, – тут же отыграл назад Макаров. – Я просто несколько ошеломлен. Я не поверил не вам, а самой ситуации. Сыворотка правды – слишком дорогое и редкое удовольствие, чтобы всплывать случайно на таком, пусть и ужасном, но бытовом деле. – Согласен с вами, молодой человек, – кивнул Менделей. – Но, как я уже говорил, откуда, куда, кто и зачем – эти вопросы вне моей компетенции. Меня интересует только «что». Добавлю перчику вам в суп – это не просто амитал натрия. Тот держится в крови достаточно долгое время и легко обнаруживается. Кроме того, он вводится внутривенно и для проявления эффекта требуется довольно большое время. Здесь же следы были в микроскопическом количестве, а сейчас их и вовсе нет. Если бы не ваш обещанный портвейн, мы бы его не обнаружили. Это некое неизвестное мне средство с мощным действием и быстрым распадом. При этом оно выводится из организма не с мочой или дыханием, как остальные препараты, а просто распадается в организме. Ведь жертва-то, если вы не забыли, уже мертва. – Вы сказали – внутривенно. То есть остался след от укола? – В том-то и дело, – усмехнулся Менделей. – Препарат введен не внутривенно, а непосредственно в позвоночник. Вот сюда. Менделей потянул тело за плечо, поворачивая его на бок. Виктор шагнул к столу. И увидел, как палец эксперта указывает на крохотную точку на затылке, на самой границе роста волос. Ему пришлось собрать все силы, чтобы не выдать эмоций, полыхнувших в его мозгу. Знакомая тонкая раскаленная нить пронзила его собственный шрамик на том же самом месте. – А это что? – ровным голосом спросил Макаров, указывая на тонкий шрам рядом со злополучной красной точкой укола.